Аудио-трансляция:  Казанский Введенский

Гор­дость бо­лее все­го ли­ша­ет лю­дей и доб­рых дел, и по­мо­щи Бо­жи­ей: где нет све­та, там ть­ма, а где нет сми­ре­ния, там зас­ту­па­ет мес­то гор­дость.

преп. Макарий

Кра­е­у­голь­ный ка­мень ино­чес­ко­го жи­тия есть сми­ре­ние. Сми­ре­ние и пос­лу­ша­ние по­мо­га­ют при­об­рес­ти раз­лич­ные доб­ро­де­те­ли, осо­бен­но в те­лес­ном от­но­ше­нии, но ес­ли есть гор­дость — все про­па­ло. По­доб­но то­му, как по­ги­ба­ют, де­ла­ют­ся ни­чем пя­ти­сот­руб­ле­вые кре­дит­ные би­ле­ты, бро­шен­ные в огонь. По­ка они вне ог­ня, они име­ют ог­ром­ную сто­и­мость, но лишь толь­ко по­па­ли в огонь — прев­ра­ща­ют­ся в пе­пел, ни­че­го не сто­я­щий. Или еще, че­ло­век с ве­ли­ки­ми доб­ро­де­те­ля­ми, но гор­дый — по­до­бен ог­ром­но­му ко­раб­лю, наг­ру­жен­но­му вся­ки­ми дра­го­цен­нос­тя­ми, но не вхо­дя­ще­му в прис­тань, а гиб­ну­ще­му сре­ди мо­ря. Так с од­ной сто­ро­ны ве­лик и ги­бе­лен по­рок — гор­дость, а с дру­гой — так спа­си­тель­но сми­ре­ние. На ко­го воз­зрю, толь­ко на крот­ко­го и сми­рен­но­го, тре­пе­щу­ще­го сло­вес Мо­их (ср.: Ис. 66, 2), — го­во­рит Гос­подь.

преп. Варсонофий

Воз­но­ше­ние, т. е. гор­дость, так па­губ­на, что и с вы­со­ты доб­ро­де­те­лей низ­вер­га­ет в безд­ну страс­тей и по­ро­ков.

преп. Макарий

Страницы: 1234>

Благословенная Оптина

Оптина пустынь и русская культура

Что есть старчество?

Происхождение старчества

Преподобный Паисий (Величковский). Начало оптинского старчества

Характерные отличительные черты старчества Оптиной пустыни

Оптина пустынь и монастыри

Оптина пустынь и выдающиеся деятели русской православной церкви

Список подвижников Оптиной пустыни, не названных в тексте

 

В нашем мире, где стенает и мучится вся тварь, где и мы сами, имея начаток Духа ...стенаем, ожидая усыновления (Рим. 8, 22, 23), есть уголки, сохраненные Господом, будто осколки земного рая — как прообраз, живая икона Царствия Небесного. Таким райским местом в России с начала XIX века является всемирно известный монастырь Оптина пустынь. Милость Божия простирается над этим местом неизреченной духовной глубины и святости. Совсем недавно, до своего разрушения, обитель сияла, как немеркнущая лампада непрестанной молитвы, вместилище подлинно христианской любви и средоточия подвижничества.

«О, красота моя Оптинская! О, мир, о, тишина, о, безмятежие и непреходящая слава Духа Божия, почивающая над святыней твоего монашеского духа, установленного и утвержденного молитвенными воздыханиями твоих великих основателей!.. О, благословенная Оптина!» — так писал замечательный русский духовный писатель С. А. Нилус, проживший при обители 5 лет (с 1907 по 1912 г.) и оставивший бесценные описания как внешней, так и внутренней жизни прославленного монастыря.

Оптина пустынь, без преувеличения, — наиболее жаркая свеча, возжженная русскими людьми пред Богом, наиболее яркий светильник Православной Руси в ХIХ–ХХ вв.

Главной же святыней обители были ее прославленные боголюбивые старцы, сияние жизни которых продолжает освещать жизненный путь очень многих. Праведники соединяют прошлое и будущее, живых и усопших, земное и небесное. Взгляни на радугу и прославь Сотворившего ее. Прекрасна она в сиянии своем (Сир. 43, 12). Да, воистину, дивен Бог во святых Своих.

Со времени появления старчества в Оптиной пустыни (1829 г.) на нее обильно изливается благодать Святого Духа и вместе с тем «тихий свет» чистейшего пламени Святой Руси. «Саров и Оптина — вот два самых жарких костра, у которых грелась вся Россия» (Г. Федотов).

«Всякая душа ищет тепла сердечного, ласки, утешения, безгрешности. В душе русского человека живет бесконечная жажда праведности, чистоты, желание хоть раз в жизни коснуться безгрешности. В самую сущность русскости входит мечта о совершенстве, жажда приблизиться к нему, помысел о «спасении души», вздох о Божием, взыскание Града, готовность преклониться перед праведником хотя бы только перед смертью» (И. Ильин). И шли люди на богомолье в Оптину. Здесь все было проникнуто благодатным врачующим светом. И не обманывалась душа боголюбца и видела своими очами тех, кого жаждала увидеть. Вот впечатления об Оптиной Н. В. Гоголя: «Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное. Я не расспрашивал, кто у них как живет: их лица сказывали сами все. Сами служки поразили светлой ласковостью ангелов, лучезарной простотой обхожденья; самые работники в монастыре, самые крестьяне и жители окрестностей. За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышишь ее благоухание; все становится приветливее, поклоны ниже и участья к человеку больше» (Письмо А. П. Толстому, 10 июля 1850 г.).

Великий старец прп. Гавриил (Зырянов; 24 сент./7 окт. 1915), полагавший начало подвижничества в Оптиной пустыни (в течение 10 лет), впоследствии вспоминал: «Да, мы чувствовали себя так, как в среде святых, и ходили со страхом, как по земле святой... Я присматривался ко всем и видел: хотя были разные степени, но все они по духу были равны между собой: никто не был ни больше, ни меньше, а были все одно: одна душа и одна воля — в Боге». Действительно, все это богособранное братство представляло одну единомысленную семью. И «если бы ты мог отворить двери сердца их и увидеть душу их и всю красоту внутреннюю, — ты упал бы на землю, не вынес бы сияния красоты, света и блеска их совести» (свт. Иоанн Златоуст).

Но иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе (1 Кор. 15, 41). Подобно тому, как небесные светила имеют разную силу света, так и святые бывают разновеликими. Святые старцы в Оптиной пустыни были солнцами.

«Святые Божии человеки во внутреннем своем делании представляются внимающими внутреннему их Посетителю и Деятелю — Господу, благоговеющими пред Ним, от внутренней сладости и неги улыбающимися и внушающими пренебесный покой»; «...вообще святые суть священные водоемы, из которых благодатная вода сообщается прочим верующим»; «...все святый свет, все единое благоухание, как свет солнца, как самый чистый воздух» (св. прав. Иоанн Кронштадтский (20 дек./2 янв. 1908). Имел с Оптиной пустынью и Шамординским монастырем тесные духовные связи).

Но «в Оптиной было много совсем незаметных монахов, несущих всю жизнь самые незначительные послушания и в церкви стоящих где-нибудь в уголке, тихо перебирая четки. Никто никогда не замечал в них каких-нибудь добродетелей, а между тем многим из них был открыт день их кончины, что и сбывалось точно» (пр. исп. Георгий (Лавров)).

Многие богомольцы оставили самые теплые воспоминания о своем пребывании в Оптиной. «Тому, кто узнал эту чудную жизнь в Оптине, все в сравнении с ней кажется безобразным» (одна мирянка, 1918). «Если кто желает витать между небом и землей, тот должен жить в Оптиной» (архиеп. Дамаскин (Росов; 31 июля/13 авг. 1855) Тульский).

Свт. Игнатий (Брянчанинов; 30 апр./13 мая 1867), учитель Церкви, отец и наставник монашества, аскет, духовный сын оптинского старца прп. Льва, живший около года в Оптиной пустыни и считавший ее самым благоустроенным монастырем в России, духовный писатель, сказал: «В мире хвораем, а в вашей пустыни лечимся»; «...благословенная Оптина пустынь не выходит из моей памяти. Приглянулась она мне... и скит с его вдохновенной тишиной». В других письмах он называет оптинскую братию «священнолепным собранием, бесценным братством, истинными подвижниками, избранным иноческим обществом, благою дружиною иноческою» и т. п.

«Я считаю вас счастливыми, что вы управляете таким сонмом нелицемерных подвижников, любя их и взаимно одушевляясь их любовью (1852 г.)», — архиеп. Смарагд (Крыжановский, 11/24 нояб. 1863) Орловский.

Архиеп. Антоний (Амфитеатров; 8/21 нояб. 1879) Казанский и Свияжский, выдающийся архиепископ, великий аскет, богослов, в письме (1855 г.) выражает духовную радость о «богоспасаемой Оптиной пустыни», которая «преуспевает внутренними и сокровенными подвигами живущей в ней братии».

Митрополит Исидор (Никольский; 7/20 сент. 1892) С. Петербургский и Новгородский, снискавший себе всеобщую любовь, благоговейнейший старец, которого особо отмечал свт. Филарет, митрополит Московский, и который был духовным отцом знаменитого свт. Феофана Затворника, называет «оптинских монахов истинными подвижниками благочестия» и выражает «душевное утешение, что они, внимая себе и помышляя о своем спасении, с братской любовью подают и ближним светильники, да не споткнется нога их о камень на пути к Господу».

Митрополит Михаил (Иованович; 5/18 февр. 1897), первосвятитель Сербский, великий иерарх, большой друг России, приезжал в Оптину. Жизнь, исполненная страданий за Православие, истинное благо родины и за идею всеславянского единства. Светлый ум, тихий и кроткий нрав. Стоял во главе им же созданного церковно-культурного направления в возрождении сербского народа, основанного на русских традициях. Один из главных участников достижения независимости Сербии от турок. Столп благочестия, светило, слава Сербской Церкви и ее народа. Благолепный, любвеобильный старец, благоговейный, с истинно русским святительским величием. В письме к настоятелю прп. Моисею Оптинскому: «Благодарю душевно Ваше Высокопреподобие за радушие, гостеприимство и любовь, которыми наслаждался я не только тогда, когда был у вас, но и в дальнейшем моем путешествии; буду наслаждаться впредь сладостным воспоминанием духовного братства, исполненного любви христианской».

Иеромонах Даниил (Болотов; 25 нояб./8 дек. 1907), насельник Иоанно-Предтеченского скита Оптиной пустыни, в миру Дмитрий Михайлович Болотов — известный художник, портретист, член С. Петербургской Академии живописи: «Скит наш есть своего рода станция от земли к небу».

Прп. Варсонофий Оптинский (1/14 апр. 1913): «Пребывание в Оптиной есть величайшая милость Божия, которую нужно заслужить жизнью, соответствующей заветам великих старцев».

Иван Михайлович Концевич (23 июня/6 июля 1965), известный исследователь русского монашества, старчества, глубокий знаток и почитатель Оптиной пустыни, духовный писатель: «Оптина Пустынь была той золотой чашей, куда сливалось все самое лучшее духовное вино России».

Однажды великий оптинский старец, равноангельный прп. Нектарий (29 апр./12 мая 1928), великий тайновидец судеб Божиих, спросил С. А. Нилуса:

— А известно ли Вам, сколько от сотворения мира и до нынешнего дня было истинных общежитий? Вы лучше не трудитесь думать, я сам Вам отвечу. Три!

— Какие?

— Первое — в раю, второе — в христианской общине во дни апостольские, а третье...

Он приостановился...

— А третье — в Оптиной, при наших великих старцах.

— А Ноев ковчег-то? — возразил Нилус.

— Ну, — засмеялся старец, — какое же это общежитие? Столько лет звал Ной к себе людей, а пришли одни скоты. Какое же это общежитие?»

Прп. Антоний Оптинский (7/ 20 авг. 1865), скитоначальник, получил в свое время указ архиерея о переводе его из скита Оптиной пустыни на должность настоятеля Николаевского Черно-островского монастыря. Старец скорбел неутешно, не желая расставаться с любимой обителью. Тогда ему в видении является сам свт. Митрофан Воронежский с сонмом святых в неописуемом сиянии и говорит: «Ты был в раю, и знаешь его, а теперь трудись, не ленись и молись». Вот оценка, данная великим святителем, небесным, райским посланником: скит Оптиной пустыни — это рай.

И в завершение приведем суждение свящ. Павла Флоренского (25 нояб./8 дек. 1937), творчество которого не бесспорно, но то, что он был знатоком культуры, — несомненно. Кроме того, он лично сам хорошо знал Оптину и многих ее великих старцев. Отец Павел называет Оптину «духовной санаторией» многих израненных душ. «Оптина есть... завязь новой культуры. Она есть узел, не проектируемый только, а живущий вот уже сотню лет, который на самом деле осуществил ту среду, где воспитывается духовная дисциплина, не моральная, не внешне аскетическая, а именно духовная... совершенно бесспорно, что духовная культура во всем ее объеме должна идти не мимо Оптиной, а сквозь нее, питаясь от нее, вплетая в свое предание и эту нить, непременно и эту, потому что это есть единственная нить, которая, действительно не прерываясь в плане историческом, низводит нас из века в век к глубочайшим напластованиям духовного преемства... Если начать прослеживать мысленно самые разнообразные течения русской жизни в области духа, то непосредственно или посредственно мы всегда приводимся к Оптиной как духовному фокусу, от соприкосновения с которым возжигается дух, хотя бы потом он раскрывался и в иных, чем собственно-оптинское, направлениях. Оптина, выдаваясь не столько отдельными исключительными лицами, сколько гармоническим сочетанием и взаимодействием духовных сил, всегда была и есть... как целое, могучий возбудитель духовного опыта, я смелюсь сказать, единственный в России, по крайней мере, в таком роде и в такой силе возбудитель духа. Было бы с нашей стороны великим преступлением не перед группою монахов, а перед культурою будущего не употребить всех возможных усилий для охранения Оптиной в ее целом, т. е. не как стен или рукописей, а того невидимого и неосязаемого физического водоворота, который о всяком приблизившемся к нему пробуждает впервые, может быть, острое сознание, что, кроме внешнего отношения к миру, есть еще внутреннее, бесконечно более его важное, дающее ощутить глубины бытия и миры иные. Оптина у подошедшего к ней родит убеждение, что этот новый взгляд на мир не случайное настроение, а доступен развитию, углублению и обогащению, и что он, переходя в постоянный опыт иной действительности и жизнь в ней, подступая к краям нашего сознания, может изливаться оттуда как новое культурное творчество, как новая наука, новая философия, новое искусство, новая общественность и новая государственность. Вот этот-то невидимый, но могучий вихрь иной жизни, уже столько давший, уже питавший русскую культуру... этот вихрь, за который все мы, люди одного устремления, хотя и разных деталей в путях и технике, должны ухватиться как за ценнейшее достояние нашей современности, мы должны отстоять, должны отстоять во что бы то ни стало и каких бы это ни стоило усилий. Ведь, повторяю, тут дело идет о принципе внутреннего постижения жизни, я ошибся, не о принципе, а живом побеге, единственном, доказавшем свою жизненность».

Трудно с уверенностью сказать, было ли в России когда-либо за всю ее историю место, где в такой степени общество людей приблизилось так близко к идеалу христианских отношений, к райскому жительству, к Царствию Небесному уже здесь, на земле. И это царство просуществовало ровно сто лет. Были, конечно, испытания, скорби, ошибки, не все так безоблачно, но такой духовной высоты общество нигде в России не достигало. Нигде святое братство не имело такого обширного освящающего влияния на свой народ.

Оптина имела и великих святых, но, главное, как отметил свящ. Павел Флоренский, — это уникальность, неповторимость и единственность «гармонического сочетания и взаимодействия духовных сил». Появилось действительно новое общество, состоящее из новых людей силою благодати Святого Духа. Евангелие Христово осуществилось на земле в целом братстве на протяжении ста лет. А в братстве, между прочим, было около 300 человек. «Если сходятся слова и жизнь, они становятся памятниками всей философии» (прп. Исидор Пелусиот). Вот и новая философия, о которой писал о. Павел Флоренский. В других монастырях на Святой Руси было немало святых, но были ли святые братства, подобные Оптиной, сказать трудно. По своему устроению к Оптиной приближается лишь Глинская пустынь (Курская губерния) ХIХ–ХХ вв., но влияние ее на русское общество было намного скромнее.

Поэтому «все мы... должны ухватиться... за ценнейшее достояние нашей современности» — духовную историю этой прославленной обители, этого райского уголка. Необходимо самым тщательным образом, «во что бы то ни стало и каких бы то ни стоило усилий», изучить ее уникальный духовный опыт, который дал действительно жизненный побег.

Оптина Пустынь и русская культура

Оптина Пустынь особенным образом имела неразрывную связь с русской культурой XIX — начала XX веков. Огромное количество богомольцев разного возраста, звания и образования стремились именно в Оптину. А между тем перед октябрьским переворотом 1917 г. в Российской Империи было более 1000 монастырей, около 100 тыс. храмов, т. е. храмы и монастыри были всюду. Но огромный поток богомольцев, минуя «свои» храмы, устремлялся в далекую Оптину, испытывая подчас немалые трудности далекого путешествия. Оптина располагается приблизительно в 300 км от Москвы, а от С.-Петербурга и Киева гораздо дальше. Железная дорога в Козельск появилась лишь в начале XX века, да и до сих пор нет прямого железнодорожного сообщения г. Козельска с Москвой, отчего дорога в Оптину и поныне имеет немалые трудности. Но поток богомольцев не иссякает.

Оптина Пустынь — это ее старцы. Понять Оптину — значит понять старчество. Отныне опыт старчества неотъемлемым элементом входит в духовную традицию русской культуры. Сюда к старцам приезжали И. В. Киреевский (12/25 июня 1856) и Н. П. Киреевская (14/27 марта 1900); П. В. Киреевский (25 окт./7 нояб. 1856); Н. В. Гоголь (21 февр./6 марта 1852); поэт В. А. Жуковский (1852); славянофилы: А. С. Хомяков (23 сент./6 окт. 1860); И. С. Аксаков (27 янв./9 февр. 1886) и К. С. Аксаков (7/20 дек. 1860); поэт Ф. И. Тютчев (1873); писатель И. С. Тургенев (1883); акад. М. П. Погодин (8/21 дек. 1875), писатель и историк; акад. С. П. Шевырев (8/21 мая 1864), проф. МГУ, литературный критик, историк, поэт, журналист; поэт князь П. А. Вяземский (1878); известные благотворительницы графиня А. А. Орлова-Чесменская (в монашестве Агния; 5/18 окт.1848) и княгиня Т. Б. Потемкина (1869); граф А. П. Толстой (21 июля/3 авг. 1873), обер-прокурор Синода (человек святой жизни: непрестанно молился, носил вериги, со своей женой, графиней Г. Толстой (1889), всю жизнь договоренности жили, как брат с сестрой); писатели А. К. Толстой (1875) и Ф. М. Достоевский (28 янв./10 февр. 1881); композитор П. И. Чайковский (1893) и его брат М. И. Чайковский (биограф композитора и составитель либретто для большинства его опер, духовный сын оптинских старцев. Петр Ильич иногда в письмах к брату глубоко воздыхал, что не может вместе с ним отправиться ставшую для него святой Оптину Пустынь); Н. Г. Рубинштейн (1881), основатель и первый директор Московской консерватории; графиня А. И. фон дер Остен-Сакен (1841), урожденная Толстая, воспитательница до 13 лет писателя графа Л. Н. Толстого, праведница, святой жизни; почти все Гончаровы (родственники А. С. Пушкина по жене Н. Н. Гончаровой); поэт А. М. Жемчужников (1908); государственный и общественный деятель, писатель И. Филиппов (1899); министр народного просвещения А. С. Норов (1871); А. И. Апухтин (1893), поэт, литературный критик; М. А. Максимович (1873), проф. МГУ; А. Н. Муравьев (30 авг./12 сент. 1874), духовный писатель, богослов и историк; философ Д. Юркевич (1874); знаменитый герой войны 1812 г. генерал И. П. Кульнев (1812); критик Н. Н. Страхов (1896); В. И. Аскоченский (1879), писатель, историк, издатель; С. А. Бурачек (1876), кораблестроитель, математик, публицист, издатель; В. С. Соловьев (31 июля/13 авг. 1900), религиозный философ, поэт; философ К. Н. Леонтьев (в монашестве Климент; 12/25 нояб. 1891); С. М. Соловьев (1942), поэт, прозаик, религиозный публицист, друг поэта А. Белого; граф Л. Н. Толстой (7/20 нояб. 1910), писатель и великий ересиарх; Великий Князь Константин Константинович Романов (4/17 июля 1905), президент Императорской Академии Наук, поэт К. Р., драматург, религиозный философ; дети К. Р. — Великие Князья: Олег (1914), поэт; Игорь, Иоанн и Константин (5/18 июля 1918) замучены большевиками в Алапаевске, Великая Княгиня Татиана (в монашестве Тамара — игумения Спасо-Вознесенского монастыря на горе Елеон в Иерусалиме); духовный писатель Е. Н. Погожев (псевдоним Поселянин; 30 янв./ 12 февр. 1931), новомученик; духовный писатель С. А. Нилус (1/14 янв. 1929) и его жена Е. А. Нилус (10/23 апр. 1938); поэт С. А. Есенин (1925); известный меценат С. В. Перлов (13/26 дек. 1910) с женой А. Я. Перловой (1918), на деньги которого возведено большинство построек Шамординского монастыря; М. А. Новоселов (1938), церковный публицист, издатель «Религиозно-философской библиотеки», ревнитель Православия, новомученик (по мнению некоторых исследователей, принявший монашество и епископский сан — еп. Марк), и многие члены его религиозного кружка: свящ. Павел Флоренский, прот. Иосиф Фудель (2/15 окт. 1918), прот. Сергий Мансуров (2/15 марта 1915) и другие; князь Н. Д. Жевахов (1938), товарищ обер-прокурора Св. Синода; К. Э. Циолковский (1935); Л. В. Чижевский (1929); граф Юрий Олсуфьев (1939), искусствовед, исследователь древнерусского искусства, археолог; граф Владимир Комаровский (23 окт./5 нояб. 1937), искусствовед, иконописец, новомученик.

Среди братии монастыря было немало тех, кто имел серьезное научное и культурное образование: иером. Климент (Зедергольм; 30 апр./13 мая 1873), искренний подвижник, переводчик творений святых отцов, замечательный знаток древнеэллинской словесности, духовник К. Н. Леонтьева; архим. Леонид (Кавелин; 22 окт./4 нояб. 1891), археолог, агиограф, знаток древностей, выдающийся ученый; архим. Серапион (Машкин; 20 февр./5 марта 1905), философ; иером. Даниил (Болотов), иконописец, портретист, член Петербургской Академии живописи; иером. Алексий (Виноградов; 13/26 мая 1919), выдающийся синолог, знаток Китая (чтобы изучить собранные им китайские рукописи Оптину пустынь посетил академик Н. И. Кондрад).

Приезжали в Оптину многие иностранцы: была одна африканская царевна; сенатор Н. О. Тизенгаузен (лютеранин). Да и многие иностранцы принимали Св. Православие здесь.

Любила Оптину Пустынь и бывала здесь прмц. Великая Княгиня Елисавета (5/18 июля 1918), настоятельница Марфо-Мариинской обители. Духовник обители прот. Митрофан (архимандрит Сергий (Серебрянский), исповедник, 23 марта/5 апр. 1948 г.) был духовным сыном прп. Анатолия Оптинского, Младшего (30 июля/12 авг. 1922). Оптинские старцы были хорошо известны Императору Николаю II и Его Семье. В Оптине после октябрьского переворота 1917 г. жил несколько лет личный врач Императора А. В. Казанский, служивший прежде на императорской яхте «Штандарт»; после побега из плена он с любовью лечил оптинских монахов.

Бывали в Оптине И. М. Концевич своей женой Е. Ю. Концевич (в монашестве Нектария; 6/19 марта 1989), известные деятели духовной жизни русской эмиграции. Посещал обитель и известный религиозный философ В. В. Розанов (24 янв./6 февр. 1919), изменивший в значительной степени свои взгляды в сторону церковности именно под влиянием общения с Оптиной.

Большинство из вышеназванных лиц не просто посещали монастырь, а были духовными чадами оптинских старцев, разнося свет Оптиной по всей стране. В 20-х годах у стен Оптиной пустыни жили художник Л. А. Бруни (1948) с женой Н. К. Бруни (Бальмонт); Бальмонт Е. А.; М. Ф. Мансурова (Самарина); поэтесса Н. А. Павлович (18 февр./ 3 марта 1980); Г. В. Чулков (1939); А. Рещикова (Угримова), переводчица трудов В. Н. Лосского. Вокруг Льва Бруни в монастыре (уже после его официального заткрытия — декрет СНК от 23 янв. 1918 г.) складывается своего рода художническое братство — «коммуна пастухов всемирного искусства», которую власти отказались регистрировать. В этот же период сюда приезжали художники Е. Татлин, П. Львов, В. Киселев, Н. П. Ульянов. Дважды бывала здесь поэтесса Анна Ахматова (1966). Многократно посещали обитель С. Н. Дурылин (1954), писатель, известный искусствовед; Михаил Чехов (1955), великий актер, режиссер, руководитель 2-го МХАТа; С. И. Фудель (1977), духовный писатель, исповедник; писатель И. С. Соколов-Микитов (1975); П. В. Митурич.

В конце 1927 или в начале 1928 г. к старцам приезжали Г. К. Жуков (1974), в будущем великий русский маршал, и Г. М. Маленков, впоследствии Председатель Совета Министров СССР.

Уже в 60–70-х годах поклониться могилам оптинских старцев приезжали скульптор С. Т. Коненков, академик Г. Петровский, ректор МГУ.

После возвращения монастыря Церкви в 1988 г. оптинским святыням приезжали поклониться очень многие писатели: В. Распутин, В. Белов, В. Солоухин, В. Ганичев, И. Золотусский, А. Солженицын — всех и не перечислить.

Одним из первых представителей русской культуры общероссийского масштаба путь в Оптину проложил И. В. Киреевский, основоположник (вместе с А. С. Хомяковым) славянофильства, с которого «начинается перелом русской мысли» (А. И. Герцен). Все философские работы И. В. Киреевского этого направления, после знакомства с прп. Макарием Оптинским (7/20 сент. 1860), были исканием выхода из духовного кризиса, к которому привел европейскую цивилизацию «самодвижущийся нож разума, не признающий ничего, кроме себя и личного опыта», «самовластвующий рассудок», оторвавшийся «от всех других познавательных сил человека» и лишивший жизнь «своего существенного смысла». Истина, по Киреевскому, доступна только «верующему мышлению», которое «заключается в стремлении собрать все силы души в одну силу». «Надо отыскать то внутреннее средоточие бытия, где разум, и воля, и чувство, и совесть, прекрасное и истинное, удивительное и желаемое, справедливое и милосердное, и весь объем ума сливаются в одно живое единство и, таким образом, восстанавливается существенная личность человека в ее первозданной неделимости». Образцом этого целостного мышления стала для Киреевского (и всего кружка славянофилов) восточная патристика, а живое воплощение «духовной цельности жизни» он нашел в Оптиной пустыни, в ее старцах, которыми «истины... были добыты... из внутреннего непосредственного опыта и передаются нам как известия очевидца о стране, в которой он жил».

«Существеннее всяких книг, — писал И. В. Киреевский А. И. Кошелеву, — найти святого православного старца... которому ты бы мог сообщить каждую мысль свою и услышать о ней не его мнение, более или менее умное, но суждение святых Отцов... Такие старцы, благодаря Богу, еще есть в России, и если ты будешь искать искренне, то найдешь». Для самого Киреевского таким старцем стал прп. Макарий Оптинский. Благодаря знакомству с «оптинским духом», христианское предание предстало перед Киреевским не как совокупность древних текстов, но как явление живой духовной преемственности в современной истории, уходящей своими корнями в апостольские времена.

Именно прп. Макарий Оптинский и И. В. Киреевский пришли к идее оптинского книгоиздательства, обратившего на себя внимание всей образованной России. У старца Макария, у других оптинцев и в оптинской библиотеке было собрано немало рукописных переводов прп. Паисия (Величковского); несколько рукописей молдавского старца, полученных от иером. Филарета (Пуляшкина; (28 авг./10 сент. 1842), старца Новоспасского, оказались у Н. П. Киреевской. Из сегодняшнего далека трудно себе представить, что в тогдашней, официально православной России идея издания этих рукописей могла казаться дерзким новшеством, и старец Макарий сомневался в ее осуществимости по цензурным соображениям. Действительно, в 1793 г. в С.-Петербурге усилиями С.-Петербургского и Новгородского митрополита Гавриила (Петрова-Шапошникова; (26 янв./8 февр. 1801) было издано «Добротолюбие», а позже, на протяжении около 50 лет, не было издано ни одной православной книги, за исключением богослужебных. Книжный рынок был переполнен книгами католическими и протестантскими, издавался «Сионский вестник», проповедующий откровенную ненависть к христианству. И все это печаталось с разрешения цензуры в православном государстве.

Благодаря обращению Киреевских к знакомому им свт. Филарету, митр. Московскому, это препятствие было преодолено, и в 1847 г. вышла первая книга оптинского издания — «Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского». Оптинская библиотека духовной литературы, к началу XX века насчитывавшая около двухсот названий, стала любимым детищем старца Макария и И. В. Киреевского. От подготовки и печати переводов прп. Паисия постепенно переходили к самостоятельным переводам с греческого. Оптинское издательство было неким повторением дела самого старца Паисия, собравшего вокруг себя переводческий кружок. И в короткий срок в русский читательский обиход был введен ряд образцовых книг для духовного чтения и размышления.

Ближайшими помощниками прп. Макария в самой Оптиной были прп. Амвросий (Гренков; 10/23 окт. 1891), будущий преемник старца; иером. Леонид (Кавелин), в будущем архимандрит и наместник Троице-Сергиевой Лавры, автор многочисленных трудов по церковной истории, археологии и археографии; иером. Ювеналий (Половцев), будущий архиеп. Виленский и Литовский; иером. Климент (Зедергольм), бывший магистр классической филологии Московского университета. Из светских ученых, помимо самого И. В. Киреевского, в оптинских изданиях принимали участие С. П. Шевырев, М. П. Погодин и другие. Помогали и бывший ректор Московской Духовной Семинарии архим. Леонид (Краснопевков; 15/28 дек. 1876), впоследствии еп. Ярославский; бывший инспектор Московской Духовной Академии архим. Сергий (Ляпидевский; 11/24 фев. 1898), будущий митрополит Московский; Ф. А. Голубинский (22 авг./4 сент. 1854), проф. Московской Духовной Академии, впоследствии священник. Первые книги были выпущены в свет в значительной мере на средства Киреевского. Он же наблюдал за их печатанием, смотрел корректуры, переводил новые тексты, обсуждал со старцем трудные вопросы патристической терминологии. Их совместными трудами были изданы сочинения прпп. Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Максима Исповедника, Аввы Фалассия, Аввы Дорофея и других учителей духовной жизни.

Из писем И. В. Киреевского к прп. Макарию видно, с какой почтительной любовью, но и с какой внутренней свободой он относился к своему старцу. Он посылал прп. Макарию на просмотр свои работы, статьи А. С. Хомякова, просил его советов и указаний. Благодаря влиянию старца Макария, на всем учении ранних славянофилов лежит отсвет «оптинского христианства». После смерти И. В. Киреевского в 1856 г. А. С. Хомяков писал: «С Киреевским для нас всех как будто порвалась струна с какими-то особыми мягкими звуками, и эта струна была в то же время мыслию».

И. В. Киреевский был похоронен в Оптиной, близ Введенского собора. Московский святитель митр. Филарет (Дроздов) удивился тому, какой высокой чести удостоился сей православный философ. Вскоре здесь же был похоронен его брат П. В. Киреевский, собиратель русских народных песен. А через четыре года, когда умер прп. Макарий, могилы учителя и ученика оказались рядом.

Труды славянофилов послужили основой для появления некоторых важнейших государственных идей России. Славянофильство в значительной степени обязано своим рождением Оптиной Пустыни. И. В. Киреевский является, несомненно, одним из основателей и столпов славянофильства. Государственные идеи философа, не совсем верно понятые, послужили появлению новой реформы всей государственной политики Российской Империи. Эта новая государственная политика называется имперской идеей или русским империализмом, определяющим началом и центром которой является мощная централизованная государственность. Теперь быть русским — значит быть верноподданным Императора Всероссийского, гражданином Империи. Учение Церкви отводит мощной государственности роль лишь средства к «житию мирному», «во всяком благочестии и чистоте», как условию удобнейшего и скорейшего спасения души человека, как «ограде церковной», обеспечивающей надежную защиту народным святыням.

1234>