Аудио-трансляция:  Казанский Введенский

Чис­то­тою мыс­ли на­шей мы мо­жем всех ви­деть свя­ты­ми и доб­ры­ми. Ког­да же ви­дим их дур­ных, то это про­ис­хо­дит от на­ше­го уст­ро­е­ния.

преп. Макарий

По­лу­чив­ши по­мощь или исп­ра­вив что бла­го, бе­ре­гись по­мыс­ла, хва­ля­ще­го те­бя, а дру­гих осуж­да­ю­ще­го. Это сеть вра­жия, зак­ли­ка­ю­щая в вы­со­ко­у­мие и все пло­ды доб­ро­де­те­ли отъ­ем­лю­щая.

преп. Макарий

Нуж­но иметь вни­ма­ние к сво­ей внут­рен­ней жиз­ни, так что­бы не за­ме­чать то­го, что де­ла­ет­ся вок­руг те­бя. Тог­да осуж­дать не бу­дешь.

преп. Амвросий

← все публикации

 

Обозрение 107 Фонда НИОР РГБ (К. Зедергольма)

Паисия (Ситникова), мон.

Доклад прочитан на секции "Наследие Оптиной Пустыни" во время работы Оптинского форума-2011 

Заглавие гласит: «Ф. 107. Зедергольм К.А. Опись архива Карла Альбертовича Зедергольм (материалы 1807–1909) ». Обработала: Липатова З.Н. В 1990г. Опись составлена: Паршиной А.Н. Пост.[1931] Москва, 1999.

Сие содержит неточности. Все включенные в Ф-107 рукописи – из личного архива иером. Климента Зедергольм, сына К.А. Зедергольм. В нем содержатся также документы и письма графа А.П. Толстого, переданные о.Клименту по смерти графа его вдовой.

Для удобства материалы Ф. 107 можно упорядочить на четыре главные темы:

1) Карла Альбертовича Зедергольм

2) Членов семьи Зедергольм

3) Константина Карловича (Иеромон. Климента) Зедергольм

4) Графа А.П. Толстого

В 1-м разделе, К.А.Зедергольм, содержатся:

а) Неизданные рукописи К.А. Зедергольма,– его литературные, биографические, переводческие, богословские и научные труды, диссертации, проповеди и личные записи. Для примера назовем лишь некоторые из содержащихся в этом фонде неизданных трудов Карла Альбертовича:

–"Kurze Lateinische Grammatik" («Краткий курс латинской грамматики»(на нем. и лат. яз.)), -сборники стихотворений на нем., шв., фр. языках: “Rim forsook”, „Spreu“, „Charade für Otilie“, „Geistliche Gedichte“(«Духовные стихотворения»);

Переводы на нем. яз.: пьесы А.Н.Островского "Halte dich zu deinem Stande" («Не в свои сани не садись»), сатир Персия Флакка, глав из книги Ф.Бремер “Lifvet i gamla verlden”(«Жизнь в старом свете»);

Рассказы: «Средство от скуки, oder: Чудак», «Krasilnikof, Vater und Sohn»(«Красильниковы, отец и сын»), «Der sonderbare Mensch (Eine russische Novelle)»(«Странный человек(русская новелла)»;

Исследования на темы(нем. яз.): "Geschichte der Philosophie"(«История философии»), "Statistik der Lebenszeit"(«Статистика продолжительности жизни»), "Zur Philosophie des Geistes"(«О философии ума»);

Статьи, доклады и научные труды на нем. и лат. яз., как например: "Über primitive Generation"(«О первобытном поколении»), "Einiges, was Philosophie unserer Tage Not tut"(«Кое-что, в чем нуждается философия наших дней»), "Die modernen Wissenschaftler"(«Современные ученые»), "Proletariat und Pauperismus"(«Пролетариат и пауперизм»), "Die große soziale Frage der Gegenwart"(«Большой социальный вопрос современности»), "Anhang. Aphorismen über die Zeitfragen, oder kosmopolitische Phantasien."(«Приложение. Афоризмы по вопросам современности, или космополитические фантазии»), "Für den geistigen Kosmos"(«Для духовного космоса...»), "Eine Erziehungsanstalt für künftige Staatsdiener"(«Учебно-воспитательное учреждение для будущих государственных служащих»), "Aus dem Jenseits.(Dichtung und Wahrheit)"(«Из потустороннего мира. Вымысел и правда»), "Über die Volkssouverainetät"(«О народной независимости»), "Überschau der Philosophie der ewigen Tatsachen"(«Обзор философии вечных фактов»), "Mystik"(«Мистика»), "Über ein Baquet zur Heilung von Gemüthskranken, und über die Geistererscheinung in Weinsberg"(«О средстве к исцелению душевнобольных и о явлении привидений в Вейнсберге»), "Die Weltanschauung nach der Modernen"(«Мировоззрение по-современному»), "Vortrag in der Gesellschaft der Naturforscher"(«Доклад в обществе естествоиспытателей»), "Über die Einheit der Weltkräfte"(«О единстве сил, действующих в нашем мире»);

– Труды на религиозные, богословские, общецерковно-социальные и философские темы:

"Über die höchste Einheit in der Evangelischen Kirche" («О наивысшем единстве евангелической Церкви»), "Zwei Desiderando in Beziehung auf den Gebrauch des Neuen Testaments" («Два пожелания в отношении к использованию Нового Завета»), "Der geheime Schaden der Evangelischen Kirche" («Скрытый ущерб евангелической Церкви»), "Welche sind die Mittel und Wege, die der evangelische Prediger anzuwenden und einzuschlagen hat, um die Predigt des Evangeliums wirksam und fruchtbar zu machen"(«Какие пути и средства должен использовать евангелический проповедник, чтобы сделать проповедь Евангелия действенной и плодотворной»), "Der allgemeine Priestertum aller Gläubigen" («Общее священство всех верующих»), "Ein fauler Fleck in unserem Kirchlichgeselligen Leben" («Темное место в нашей обще-церковной жизни»), "Über die Unsterblichkeit des Geistes" («О бессмертии ума(духа)»), "Die Agitation für Aufhebung der Union der Evangelischen Kirche. Ein Wort aus der Ferne" («Агитация за упразднение Союза Евангелической Церкви. Слово издалека»), "Die Gegenwart und das Christentum" («Современность и христианство»), "Die Gegenwart und die Zukunft der evangelischen Kirche" («Настоящее и будущее Евангелической Церкви»), "Der Vorwurf des Mangels an Glaubenseinheit in unserer Kirche" («Упрек в недостатке единоверия в нашей Церкви»), "Der Zweck des Fußwaschens" («Цель омовения ног»), "Die evangelische Messe"(«Евангелическая Месса»), "Lütherisch und reformiert" («Лютеранский и реформированный»), "Entspricht Konfirmation ihren Zweck?"(«Соответствует ли конфирмация своей цели?»), "Ein Wort über Orthodoxismus und Union" («Слово об ортодоксизме и союзе»), "Auf welchem Wege kann die evangelische Kirche Frieden erlangen?"(«Каким путем Евангелическая Церковь может достичь мира?»), "Über eine Lücke in unserem Gottesdienste und wie sie aufzufüllen wäre" («О пробеле в нашем Богослужении и как его можно было-бы заполнить»), "Eine Mustergemeine" («Образцовая община»), "Die Gegenwart und die christliche Weltaufbauung" («Современность и христианское мироздание»), "Das Fundament unseres christlichen Lebens. Ein Brief an eine junge Freundin" («Основа нашей христианской жизни. Письмо к молодой подруге»), "Evangelische Religionslehre: Der kleine Kathechismus K. Lüthers, mit kurzen Erläuterungen" («Евангелическое религиозное учение: Малый катехизис К. Лютера с краткими пояснениями»);

А также многочисленные проповеди и сборники проповедей.

б) Отзывы издательств на книги К.А. Зедергольм

в) Списки его нереализованных произведений

г) Различные документы

д) Переписка с различными лицами, с родственниками и детьми – как, например: письма Карла Альбертовича к сыновьям (с приписками рукой жены, Генриетты Григорьевны(в крещении – Елены)), письма к барону Карлу фон Рихенбах, к Рихарду Роте, к Фридриху Вильгельму Шеллинг;

Особое внимание обратим на завещание Карла Альбертовича, под заголовком "Väterliches Rat für meine Kinder" («Отеческий совет моим детям»), со временем мы намерены более подробно раскрыть эту тему.

Вся эта часть архива, как следует из одного письма о.Климента брату Максимилиану (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 26, №74. Л. 156–159), попала к нему после смерти отца по его особому завещанию, что было весьма дорого в глазах о. Климента, т.к. он расценивал сие как знамение окончательного примирения Карла Альбертовича с православием и монашеством сына. Но все-же смерть отца была тяжелым ударом для о.Климента, потому что он так и не решился принять православие, но остался при своем еретическом протестантском заблуждении.

Во 2-м разделе содержатся различные документы членов семьи Зедергольм, переписка детей Карла Альбертовича между собой, письма матери, Генриетты Григорьевны (в крещении – Елены), к детям .

Часть фонда занимает переписка Максимилиана Карловича Зедергольм, брата о.Климента, с различными лицами, как например: Ф.И. Геркен, П.И. Кеппен, Э. Ватсон, архим.Мартирием, Е.Е. Поповым, В. Тыровец, Юргенсон и т.д.; с различными родственниками, братьями и сестрами и т.д., а также и с преподобными старцами Макарием и Амвросием Оптинскими. Под благим влиянием брата, Константина (о. Климента), и любовным водительством старцев Оптинских, Максимилиан Карлович (в крещении Максим) также был присоединен к православию и старался жить напряженной духовной жизнью, весьма подвизаясь; не обходилось и без курьезов, как видно из обезпокоенного письма отца, Карла Альбертовича, к старцу Амвросию (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 26. Л. 331–332) по поводу чрезмерного истощания любимого сына. В частности он пишет: «...Вы видели его. Его изнуренный вид, его тусклые глаза, его худощавость сделали на меня грустное впечатление не позволяющее мне радоваться свиданию с любимым сыном. Причина его расстройства есть, что он воображает себе, что он, для достижения большей святости должен изнурить себя, отказывая даже себе в достаточной пище и в невинных удобствах жизни. Очевидно, что он погибнет если никто не вырвет его из его заблуждения, погибнет телом и душой. Сами судите, что родительское сердце должно чувствовать при таком угрожающем несчастии». И далее: «...Кажется даже, что честь Вашей православной Церкви требует от Вас это участие. Пока сын мой остался верным прародительской евангелической вере он был здоров телом и душой и мы от него кроме радости не знали. Теперь докажите, достопочтеннейший отец, что Ваша Церковь имеет нравственныя средства обратить к благоразумию потерявшагося с тех пор как он обратился к ней...».

Имеется и ответ старца расстроенному родителю (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 26. Л. 333–334). Батюшка Амвросий, к примеру, пишет: «...Вам кажется, что он был более здоров прежде присоединения его к православной Церкви. А я Вам скажу откровенно, что он и теперь не достаточного здоровья, а тогда, на мои глаза, еще более был слаб и худощав телом... Вы замечаете в нем фанатизм: но в нем более, кажется, своеобразность, доходящая иногда до странности, от того, что он всегда жил более по деревням одиноко уединенно, и потому привык действовать как ему вздумается. От чего и обнаруживаются в нем неловкости, похожия на фанатизм. Впрочем я, и прежде Вашего письма, советовал Максиму Карловичу, чтобы держался более во всем золотой средины, как в домашней жизни, так и в общении с другими...».

Имеют место также и деликатные увещания старцем самого Максима Альбертовича (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 26. Л. 335–336 об.): «...Признаюсь, что меня немало удивило сказанное в письме Вашем, что Вы наняли себе квартиру за 18 р.с. без отопления, и сами должны покупать дрова, и заботиться об этой несродной Вам коммиссии; а между тем хотите употреблять пищу в скоромные дни топленое молоко с хлебом, а в постные – варенье и сушеные яблоки, которыми снабдила Вас Матушка. Вникните сами хорошенько в сказанное, и Вы ясно увидите противуречие: почти весь свой приход тратить на пространныя и чистыя комнаты, а при этом питать себя так скудно и недостаточно, что Вы можете совершенно добить свое разстроенное и без того здоровье. Давно обносится слово православных опытных мужей: не красна изба углами, а красна пирогами. Это слово и теперь из духовной песни не выкинешь. Особенно Вам при потрясенном Вашем здоровье должно заботиться более о приличном и полезном питании, нежели о нарядности широкой квартиры...».

3-я часть, Константина Карловича (иеромон.Климента) Зедергольма содержит:

а) Различные документы

б) Материалы, связанные с издательской и переводческой деятельностью К.К.З. и с его службой чиновником особых поручений при обер-прокуроре Св.Синода

Приведем некоторые из них: документы, относящиеся к делам о раскольниках; выписки из «Сионскаго вестника»за апр., май, июнь 1806 г.; Завещание митр. Платона(Левшина); Стихи на кончину митр.Платона кн. И.М. Долгорукова,; выписки из печатных изданий «Характер Платонов, телесный и душевный...»; гр. П.А. Валуев «Дума русского»; выписки из письма М.К. Загостина к А.Н. Загостину; статьи «Причины, по которым о.Константин, латинский священник принял святую православную веру» и «Отличие церкви русской от греческой православной, мною замеченные...»; «Notes»(на книгу Cure d,Art); „Учение о сложении перстов для крестного знамения, содержащееся в книге о вере»; перевод с арабского статьи «Встреча Кирилла в Дамаске», Абуд Дамаскин; иеросхим.Амвросий (Гренков) «Ответ благосклонным к латинской церкви...»; отзывы архим. Иерофея, иг.Антония (Бочкова), архим. Ювеналия (Половцева), архим. Леонида (Кавелина), архим.Владимира о книге «Письма Богоносного отца нашего игумена Антония»...

Примечательно и то, что о. Климент радел и за немецкое православие, – найдены его наброски перевода Божественной Литургии и различных молитв на немецкий язык с толкованиями.

в) Переписка с различными мирскими лицами

Такими как: граф Александр Петрович Толстой, Д.Д. и Е.Г. Облеуховы, Е.З. И В.З. Воронины, М.П. Риттер, М. Боголюбский, А.О. Тупицына, П.И. и Ю. Соломон, Г. Детукис, К. Сербинович, В.П. Авчинников, М. Алексеев, О. Антушев, П. Геркен, И .и А. Ивановы, Н.П. Киреевская, В. Даврский, графини А. и М.А. Панины, Моравский, М.П. и А.М. Погодины, И.С. Резанов, Жуковские, Д.А. Кавелин, А. Хлобощин, Юргенсон ...

Так, в одном из писем (Ф.107. К. 6. Ед. хр. 30. №4. Л. 7–8 об.) О.Климента от 26 июля 1877г., адресованному Дмитрию Дмитриевичу <Облеухову?>, упоминается приезд в Оптину писателей гр. Л.Н.Толстого и Н.Н. Страхова: «...Письмо это прервано посещением неожиданных гостей, графа Льва Николаевича Толстаго, писателя, и Николая Николаевича Страхова, также писателя, христианскаго философа, автора книг: Мир как целое, и О Методе естественных наук. Приехали они, посмотреть на Оптину Пустынь, и познакомиться с нашими Отцами. Долго ли прибудут, не знаю...»

В ином письме, к Павлу Александровичу (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 30, № 7. Л. 11–12), можно прочесть отзыв О. Климента на книги Н.Н. Страхова и Л.Н. Толстого: «...В часы и минуты досуга читаю «Мир, как целое», и не помню, чтобы в последнее десятилетие мне попадалась в руки ученая книга, чтение которой для меня было бы столь научительно и увлекательно, как чтение этой книги. Собираюсь написать Николаю Николаевичу, чтобы поблагодарить его за его книги, и чтобы передать ему некоторыя мысли наши по поводу его философских воззрений. В начале октября пришлось мне на несколько дней быть в Москве, и там я приобрел себе 8ую часть Анны Карениной. Эта книга вызывает на размышления; во многом нельзя согласиться с Гр. Львом Николаевичем. Но отзывы наших журналов о нем- по тону несправедливы и возмутительны. Предостережение ему Отечественных Записок до нас не дошло. Не можете ли сообщить?...»

г) Переписка с духовными лицами

Такими как: архим. Моисей Оптинский, иг. Анатолий Оптинский, священник Иоанн Борзовецкий, архим. Иерофей, Феофан (еп. Тамбовский), мон. Афанасия (казначея Троицкого Севского монастыря) и мон. Магдалина, о. Сергий, посл. Вера (из Никитской общины), мон. Варвара и Серафима (Тимковские), мон. Алимпия и Лаврентия, мон. Андрей, священник Третьяков, архим. Леонид (Кавелин), протоиер. Бургусланский, архим. Геннадий...

К одному из писем Еп. Тамбовского Феофана (Говорова) к Константину Карловичу (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 30. №18. Л. 31–34 об.) от 26 окт. 1861г. по поводу издательства рукописей, приложен целый проект нового журнала «Апологет».

Но особого внимания заслуживает весьма поучительная и драгоценная для всех, идущих духовным путем, многолетняя переписка с его духовным наставником и отцом, иером. Макарием, 13 авг.(ст. ст.)1853 г. присоединившем в Оптинском Скиту Константина Карловича к православию; под его влиянием созрело в Константине Карловиче и желание монашества, и любовь к Оптинскому Скиту. Содержится также и переписка с батюшкой Амвросием (Гренковым), который по смерти батюшки Макария стал духовным руководителем Константина Карловича уже на монашеском пути, хотя у них и до этого были многолетние близкие отношения. Благодаря этой переписки с возлюбленными старцами пред нами предстает весь духовный путь о.Климента: преображение протестанта Константина в православного богослова и искателя Истины, его духовный рост и борьба, поиск пути, обретение призвания в монашестве, его возрастание как монаха, а позже — как священника и духовника. Бесценным сокровищем по своей выразительности и содержательности является также и многолетняя переписка с духовным другом Константина Карловича (позже иером.Климента) – игуменом Антонием (Бочковым); воистину кладязь духовного опыта!

Приведем к примеру некоторые особенно интересные отрывки из писем О. Игум. Антония Бочкова к О. Клименту: (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 30. №23. Л. 44–46 об.), от 10 февр., в котором он с болью пишет о монастырях и духовенстве:

«...В последнем письме Вашего Преподобия я оставил без ответа мнение Ваше о монахах из духовных. Радуюсь, что обитель Ваша может похвалиться перед всеми русскими, яко исключение из общаго несчастнаго удела и вместо разорения и нестроения от этой<духовной>касты еще получает от нее укрепление и назидание. Конечно тому причина кротость, доброта и простота Наставника, Отца Амвросия. Его благой пример и советы могли сотворить чудо. А наши монастыри /кроме Валаама/: Коневский, Введенский, Ладожский, наш Черменецкий до того наполнены семинаристами, что ими монашество заглушено вовсе, как плевелами, или /правильнее/ на развалинах монашества вырастает эта лебеда, как на камнях разореннаго дома и пустаго двора, Эти жалкие недоучки приносят с собою в монастыри все пороки своих училищ: известные и неудобосказуемые. Кроме того в 32летнее мое пребывание в монастырях заметил я в них вообще: небрежение к Церкви, хладность ко всему возвышающему душу, насмешки над разночинцами при самом ничтожном школьном образовании, насмешки и над монашескими обрядами, выходящими из круга их обыкновенного, сокращенного богослужения. Книга о Черном и белом духовенстве, толстыя 2 тома, напечатанныя заграницею знатоком этого дела и кажется одним из учившихся в училищах духовных, это настоящее зеркало страшных и безобразных деяний этой касты, может лучше всего показать до чего дошли они с-своею схоластикою. Монастыри, управляемые ими, почти все разоряются. Все это дело всем известное и всеми видимое, но что всего страшнее и что немногими замечено- это их пустосвятство.⁽*

Если Священник или Иеромонах из них начнет святиться безсовéтно и самочинно, то

⁽*⁾О.Арх.Фотий не выходил до смерти из самообольщения.

это оканчивается нестерпимою гордостию и нередко сумасшествием, и даже самоубийством. Сумасшествие- это дело нередкое. Потом доносы на настоятелей и братию и охота к сутяжничеству. Немало видел я погибших от самочиния и самообольщения ничтожным своим школьным воспитанием, которое до того притупляет их умственныя природныя способности, что они не в состоянии ничего делать спроста; ни станет, ни <сеет?>, ни сказать, ни написать. Натяжка во всем, Обо всем этом сказали прежде моего Книжка <Б...?> о <Сельском?>Духовенстве. Между разночинцами /скажу и о них/ замечается сначала непритворное желание спастися подвигами и всегда выше своей меры, потом охлаждение от неподдержания и погашения внутренняго огня, Потом жажда к чинам монашеским и преимуществам сана и наконец гибельное попрание всего священного: распутство, карты, отчаянное житие и собачья смерть.

В духовенстве и пороки и добродетели слабее и ровнее. Школа кастрирует их и до крайностей нашей братвы они редко доходят. Еще в детстве всосанный страх к начальству продолжается и до конца; охраняя их невольно. Но я видел примеры и крайняго ожесточения между ними: хватались и за нож, будучи в священном сане, а драки кровавые и буйства – это уже вещи обыкновенныя в юных недоучках. Печоры, Чудовская, Сергиевская, Саратовская, Тамбовская, и все с убийствами показывает, что в наше время и в эту кровь, сиречь в духовную касту, уже влилось русское удальство и разбойничество. Между лицами 4го<Апреля?> или примыкающими к этому делу немало было из духовных. Прежде стрелецкие нравы свойственны были более мужичкам: Уставщики Дионисиева времени были нередкость назад тому лет 30: ревнители Устава и буквы, безтолковые толковники писания: они не все умерли и в наше время. Я их у себя застал и теперь еще в Черменце есть еще 2 зуба этой челюсти, которая не вся выбита Петром Великим и в наше время к изумлению разширяется в расколе. Но это частности. А главное. Власть и управление находится в руках учеников академий, никогда не учившихся управлять народными возжами. И в них-то таится какая-то врожденная ненависть к монашеству. Все новые меры это показывают. Школы и школы – вот что на уме! А учение делами и примерами оставлено за штатом. Потому и направление филаретовских времен, хотя принесло плоды и науке и Церкви по части учености, но вместе с тем и воспитало священников маловерующих, не хранящих постов; я видел из них явно проповедующих презрение ко всему церковному закону, курящих папиросы в вагонах железных дорог и выходящих на платформу с этими сосками. А что делается около нас в приходах – писать совестно. Наше Крестное хождение с Иконою почта полугодич<ная> ознакомила наших крестоносцев с нравами белаго духовенства. Страшно становится за народ. В общем заключении всего писаннаго скажу по совести моей: народ благочестивее своих пастырей.

Более писать не стану, предоставляя собственной вашей опытности конфирмовать мои беглые заключения: О монашестве вообще скажу словами пр. Игнатия: нет монахов. Но при всем том по 30летнему моему опыту в монастырях живут лучше мира и по сие время и лучше белаго духовенства...»

Весьма интересен отзыв О. Антония (Бочкова) по случаю издания Писем Батюшки Старца Макария Опт. (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 30. №22. Л. 42–43), от 9 янв.<1866г.>:

«...Ваше Преподобие, Честнейший Отец Константин,

Поздравляю Вас с новым годом и с приятием легкаго и спасительнаго бремени Христова. Да поможет Вам укрепиться для понесения тяжести <и> Крест<а> Спасителя нашего.

Премного благодарю за присланный драгоценный подарок, за 2 книги Писем батюшки Отца Макария, которыя мир не может оценить по достоинству. Духа истины мир не может прияти (Иоан., зач. 48) В этих письмах, назначенных для монашествующих, только монашествующий облобызает со слезами драгоценныя строки, исполненныя глубочайшаго смирения. Отвержение всякой похвалы, всякаго ласкательства, этаго упоительнаго дыма, который столь легко приемлется нами; учение твердое, основанное на адаманте отеческих правил- всего, что особенно поражает умственное зрение в письмах Батюшки Отца Макария. Удивительно, как он мог сохранить такую ревность чувства при своем нелегком нраве!

Письма его можно назвать часами, по которым и в утро и в полдень и нощию можно поверять жизнь всякому монаху, особливо монахине, для которых оне и писаны. И юный, и зрелый, и старый может прибегать во всякое время к этому указателю, который неуклонно шествовал по пути Солнца=Правды и доселе тело этого Указателя, душа в Бозе почивающаго, но живущаго в писаниях старца показывает нам путь восхода и захождения нашего.

Глубочайшая осторожность в советах, с твердостию и простотой данных не на короткое время, но часто на многие годы; применение советов к возрасту вопрошающаго, к его <...>, ко времени и обстоятельствам, глубокое знание монашеской жизни и человеческаго сердца. Эти немногим заметные свойства пленяют всякаго, прошедшаго жизнь в испытаниях: эти достоинства, точно дорогие, нефальшивые, камни, познаются не всеми. В Отце Макарие вовсе не видишь аскета=схоластика; никогда он не выказывается учителем, а только добрым, верным другом, благим советником, который однако же знает цену своих советов, внушенных многолетним опытом и проверенных не однажды на многих людях, на самом деле. Уважение к слову и Духу истины не колеблется от выставляния, где должно, и опереться на них крепко. И как он умел сдерживать самаго себя!... И сколько жертв принесено было ближним в этой переписке, которая увенчала его страдальческою кончиною!_

Моими неискусными похвалами, выливающимися из сердца моего, я ничего не могу прибавить к его памяти. Память о нем постепенно будет возрастать и укрепляться, как эти деревья, которые он насаждал на место сокрушенных бурями и которыми и охранял нас из любви к месту, избранному им по смирению, для собственнаго обучения, и ныне прославленному его пребыванием и его кончиною.

Да поможет Господь Вашему доброму и почтенному Настоятелю устроить Предел Преподобному Макарию, чтобы имя блаженнаго Старца при молебнах призывалось вместе <с> именем древнего Отца! ...»

Невозможно оставить без внимания воспоминания О. Антония о Батюшке Антоние Опт. по случаю его блаженной кончины (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 30. №21. Л. 40–41об.), от 24 августа:

«... Отец Антоний был истинный сын Матери нашей, Православной Церкви, строгий исполнитель всех Ея заповедей и даже советов, глубокий знаток и хранитель Ея уставов и преданий; он всею жизнию доказал, что монашество возможно и в наше время и что заповеди Христовы тяжки не суть. Он был тот скопец духовный, который оставил все имение, последовал Христу, вземши Крест Его и уды свои исказил Царствия ради Божия. От пустынножительства, от стояний и поклонов и частию от болезни, которая также привилась к нему от глухих и болотистых лесов Смоленской губернии, ноги его превратились в одну язву, невольно напоминавшую язвы Христовы.

В юности он испытан был Господом необычайным испытанием, вложен был яко злато в горнило. Это великое горнило была горевшая Москва в 1812 году: в ней О.А. с немногими соотечественниками оставался как бы преданный в жертву вместе с древней нашей Столицей, Иерусалимом России. В этой Вавилонской пещи девственный юноша, достойный по чистоте быть причисленным к отрокам Халдейским укрепился верою в промысл Божий, изводящий возлюбленных своих из нечаяния в желанный покой безмолвия. Он, как пленник носил на раменах своих тяжкий параман, неприятельския ноши и смиренно приклонял выю свою под тяжкое иго, наложенное временно десницею Вышняго на выю России. Потом перешел к пустынножительству, потом в ваши леса, где с братом своим они были первыми пчелами вашей скитской пасеки, собирателями и делателями благоухающаго меда и сота, который в последствии усладил и наши изсякшие гортани. С того времени прекрасные цветы монашества возрасли в обители вашей и доселе ее украшают. Потом, после краткого настоятельского послушания, перешел к страдальческому болезненному покою, который увенчался, как пишете Вы монашескою, радостною кончиною.

Покойный О.А. был истинный безкровный мученик послушания, повинуясь старшему брату-Старцу и настоятелю во всем, уничтожая себя и свою личность, будучи токмо исполнителем приказаний Отца-брата, он однако же невольно блистал и сам собою, Богом данными и усугубленными талантами. Превосходный чтец и певец, один из лучших Уставщиков всего монашества, он был первым украшением Оптинской, особенно Скитской Церкви, Которая стала для него любимым местом духовной отрады, его первою мыслию, его жизнию. Он соблюдал в ней порядок, Ея священный чин, возлюбил Ея красоту, чистоту; готов был устами отмывать малейшую пылинку, замеченную им на лице возлюбленного его Храмика, восходящаго при нем постепенно в свое благолепие и срубленнаго вначале его секирою. Служение девственнаго Старца было истинным богослужением; весь отдаваясь Духу-Утешителю с перваго воздеяния рук, он до исхода из храма не принадлежал себе а, кажется, <переро-ждался> и соединялся с Херувимами, которых изображал втайне пламенным и стройным служением своим.

Исходя из Церкви для келейной, тихой жизни он становился опять первым рабом старшаго брата, безмолвником по любви и по благословению отца. Послушание заставило его противу природы своей принять на время Настоятельство М.-Я.-ского<Мало-Ярославскаго>. Но, вырванный из улья Скитскаго и аскет – по влечению сердца, он только томился на своем послушании (не стану говорить, сколь тяжко оно!) и потом с радостию возвратился в родной монастырь и конечно оградил себя<как и в мое время> целыми стенами Отеческих книг от всяких искушений кроме болезни. Я не знаю такаго любителя чтения как покойный О.А. Беседа с почившими Святыми была для него всегда препровождением всякаго времени, которое для многих течет как-то тяжко и долго, а для него при его природной веселости шло незаметно при однообразии скитской жизни моего времени. Скажу, что при строгости к самому себе, при внимании и хранении уст, он иногда легкою, милою шуткою изредка вызывал улыбку ближайших к нему. Она, эта шутка, как нечаянная искорка или блестка на темной монашеской мантии, тотчас потухала. При мне (назад тому 30 почти лет) учеников у него было немного. Только, всею душею преданный ему Савватий был и келейником и оберегателем нестяжательного Старца. Немного найдется и Савватиев по верности и преданности.

Прости, что не более воспоминаний сохранил я о прошлом времени моего соседства с покойным. Что пришло в голову, то и передаю в ваше распоряжение, как высохший и выдохшийся листок, сохраненный 30 лет между листами позабытой книги...»

К одному из писем иг.Антония о.Клименту (Ф. 107. К. 7. Ед. хр. 2. Л. 88–98 об.) приложено составленное им же, иг.Антонием, жизнеописание старца Леонида (Наголкина).

Как драгоценную жемчужену из глубин морских считаю необходимым выудить из глубин архива еще одно письмо (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 30. Письмо №27. Л. 52–53) касательно возможного назначения О. Климента на настоятельскую должность, автор которого пока еще остается нам неизвестен, лишь инициалы: Стр.Ти. и является приложением к письму, адресованному третьему лицу, возможно Старцу Амвросию. Вот оно:

« Христос посреди нас !

Потом прошу тебя,если можно, передай О. Батюшке Клименточку, чтобы он менее дурил, умом никуда не бродил, потому что, если будут куда назначать, чтобы он не совался в воду, не измеривши глубины, а то погрязнет; разве ты возмешь его тащить, а я не слажу вытащить его, хотя спаси его Господи, он и задабривал меня гостинцами. Но все-таки я бы не советовал искать ему Значения. Зачем нам <здесь> его, значения? Кто будет его искать, тот будет нищь в отечествии своем. Я не знаю, что если у него головка побаливает, то нужно употреблять лекарство вот какое: взять топор и бежать в лес. Вот там можно всего приобресть. А то понабыть себе буйную головушку, да и ну подуривать. Экий шалун! Разве к нему когда забраться в келью, да прожарить его костылем. Вот и не будет кичиться. А то я ему давно <ста>рался написать. Да все время не имею. Прежде возми обещание с него, чтобы он не оскорбился на мои строки. Тогда прочитай ему к нему относящияся строки. Прошу его написать мне такое же благодарение, как я ему пишу. Прости, Батюшка Клименточик. Я уж и не знаю, как к таким высокородным и непритрогам писать. Кто знает, как бы не расклеить Ваше Высокопреосвя.– Я и то кое-когда побаиваюсь тебя. А братия тебя как боятся, как цыплята коршуна, так и они тебя. Мне кое-когда приходилось видеть. Я <не>редко усмехался; ну бежит ястреб мой, а монахи если где навиду, то попрячутся от него. Вот какое мы с тобою и здесь имеем значение. Нужно умереть бы в Оптине. А впрочем как л.53 хочешь, О.Климент. Не знаю, чем гордиться. Никогда не пишет мне поклон, а я ему пишу. Ну да я знаю, что мы с ним поладим в скором времени. Прости меня Господа ради, Батюшка О.Клименточик. С дурака взятки гладки. Остаюсь собеседник твой, глупец велеречивый я. Не оскорбился ли. Стр.Ти.»

д) Переписка с родителями и родственниками

И в этой части 107-го фонда сокрыто множество жемчужин, обратимся, на наш взгляд, к самой ценной из них, к многолетней переписке между братьями, Максимилианом (позже Максимом) и Константином (позже иером.Климентом). По этим письмам можно узреть весь духовный путь поиска Истины обоих братьев, их возвышенные взаимоотношения, практически во всех письмах речь идет о божественном. Письма Константина (о. Климента) к Максимилиану носят весьма поучительный характер, пропитаны скорбью о еретическом заблуждении отца, Карла Альбертовича, содержат резкую критику протестантизма и доводы в пользу православия, увещания не медлить с присоединением. После присоединения Максима Карловича к православию переписка постепенно переходит с немецкого на русский язык, содержит духовный опыт Константина Карловича (о.Климента), поучения в святоотеческом православии, затрагивающие такие темы, как например: о силе слов и молитв св. отцов поелику они то, что говорят сами и делают (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25, №3); о том, что познание Истины зависит не только от наших способностей и усилий нашего ума (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 1); о чистоте сердца и едином на потребу (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 1); о том, что мы должны быть не только слушателями, но и исполнителями Слова Божия (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 2); о молитвах из молитвослова и о том, как их использовать (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 3); о внимательном посещении Богослужения, о преимуществе церковной молитвы над домашней (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 26. № 4); о хранении своих убеждений и вреде открывать их посторонним не-единомысленным и об отстранении от разговоров с таковыми (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 26. № 4). На сетования Максима Карловича о своей малообразованности и о тяжелой борьбе за то, чтобы в возрасте уже догнать упущенное отвечает, что все доброе тяжкой борьбой дается, и внешняя образованность не является необходимостью для каждого, но что внутренняя образованность много важней и объединяет различнейших людей. Советует Максиму Карловичу задаться вопросами: 1) что хочет; 2) что возможно достичь; 3) что действительно необходимо как хлеб насущный, а что является излишеством. Пишет, что не в образованности счастье, и что того, чего кому не хватает – никогда не поздно достичь, а средство к сему – борьба с плохими настроениями и чувствами, но не без молитвы (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 7).

В своих письмах Константин (о.Климент) постоянно пишет о своем благодарении Богу за то, что не только кровное родство их объединяет, но и одинаковые взгляды и убеждения, что знает теперь покой и счастье и где их искать, и ежедневно молит Бога о ниспослании всем такой же Благодати и счастья, как и ему (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 7). Часто пишет о горече по-поводу собственной худости и осознании своей немощи (хотя и прибавляет, что сие бывает весьма редко) (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 4), и о тяжелой жизни прежде по собственной глупости (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 7). С целью воспитания брата Максима в духе истинного православия Константин регулярно высылает ему святоотеческие книги с просьбой советоваться со священником, что именно лучше читать на данный момент (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 8), и замечает о пользе чтения даже тогда, когда нет времени, хотя бы и по полстраницы в день (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. № 9).

 В одном из писем (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 26. Л. 127 об.), уже из Оптинского Скита, начертан план местонахождения новой келии о.Климента; а в письме № 9 (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. Л. 28–30об.) Константин Карл. пишет о смерти<12апр? В Питере> дорогого Киреевского, что потерял незаменимого друга, а Россия потеряла великого писателя, описывает с большой любовью его неповторимые замечательные качества; в ином письме (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 26. № 74. Л. 156–159, от 3-го окт. 1867г.) приложена молитва, составленная старцем Львом Опт. за неправославно усопших, ежедневно читаемая о.Климентом за почившего отца, Карла Альбертовича, которую он и брату советует читать. Приведем это письмо, как содержащее некоторые интересные детали:

«Любезный брат и друг Максим Карлович.

Сегодня сороковой день по дорогой нашей Матушке Елене Григорьевне. Был я у ранней обедни в монастыре, где матушку поминали и на проскомидии и на ектении, потом о. Флавиан отслужил на могилке Батюшки о. Макария, панихидку по Матушке вместе с Старцами; теперь, напившись чаю, и отдохнувши, ожидаю, что меня позовут в нашу церковь, где о. Иларий обещался отслужить панихиду по матушке, - и в ожидании панихиды сел писать тебе: хочется в этот день письменно и мысленно побеседовать с тобою. Давно не писал я тебе. Прости, виноват. После кончины матушки не скоро собрался я с духом и силами. Здоровье мое стало не совсем исправно,  а все живу надеждою, что исправится. – Хотя, впрочем, давно не писал тебе, но зато в последнем, или предпоследнем письме написал тебе очень многое. Теперь собираюсь поочередно написать и другим братьям, на досуге. Я уже писал тебе слова, сказанныя матушкою мне 28-го июня: Entfremdet Euch nicht Einander (Не отчуждайтесь друг друга (нем.)). Эти слова, дорогия и священныя, как последняя воля матушки, как завещание ея, отчасти могут нам заменять личное ея присутствие между нами.

Да! В короткое время, сколько событий в нашем семействе, какия потери! В отношении к родителю нашему великое утешение, что Матушка приняла православие при его жизни и с его согласия. Об этом я уже писал тебе в письме от 8-го июля. Великое утешение мне и то, что он скончался в мирном расположении ко мне, - причины котораго, как я их понимаю, также объяснены в письме от 8-го июля.

Сестра писала, что похороны Матушки были очень хорошо, – были приглашены три священника и певчие; писала, что и в сороковый день будет там служба, и что все будет исполнено, как следует.

Вот и отслужил о. Иларий панихиду. За скитской трапезой были булочки, ради поминовения матушки, пропели ей вечную память. Вечная ей память и Царствие Небесное! Надеюсь, что во многих местах совершается память по матушке: в Нефедьеве; в Пензе Максим Карлович поминает матушку; в Москве Ивану Михеевичу передано чрез Саломонов, что нынче 40-й день; в Белевском Дев. монастыре, в Борисовской Пустыни и в других монастырях просил я помолиться за Матушку в этот день, и просьба моя принята с усердием. В Нефедьевскую церковь послал я и от своего усердия немножко денег священнику и причту, и еще кануницу, – маленькое распятие, что ставится на столике, когда служат панихиду. – Вероятно, ты заказал поминовение по матушке где-нибудь у тебя по близости, что и гораздо удобнее и лучше. – можешь и сам помолиться в той церкви. Если вздумается, напиши мне об этом что-нибудь: все такия подробности для меня и интересны, и утешительны. Если же ты еще не заказал поминовения по матушке, то думаю, что лучше такое поминовение заказать в такой церкви, где ты сам бываешь. Впрочем, поступай по твоему чувству, как возвестится сердцу твоему.

О родителе нашем скажу тебе: келейно молюсь за него, о церковном же поминовении не прошу, потому что святая Церковь не благословляет по усопшим иноверцам творить поминовение в церкви. Размышляю так: от запрещеннаго, не благословеннаго поминовения не может быть никакой пользы душе нашего родителя, а чрез это мы ввели бы только во грех – тех, кто бы по нашей просьбе стал его поминать, и сами бы впали во грех преслушания Церкви. Не помню, имеешь ли ты, и читал ли ты записку составленную об этом Батюшкою о. Макарием; там между прочим сказано, что даже для иноверных родственников Царской фамилии не делается исключения из сего правила, т.е. по кончине их не поминают в церкви. – Келейно же мне благословено молиться за отца. Прилагаю молитву, которую читаю за него ежедневно. Молитва эта заимствована с некоторыми изменениями из жития Старца О. Льва, который составил ее для своего ученика, при некотором случае. Читай и ты эту молитву, по усердию своему.

Благоволение отца нашего ко мне, после присоединения и миропомазания матушки, выразилось в прощальном письме его ко мне, а также и в том, что он мне завещал все свои не напечатанныя, т.е. неизданныя бумаги, но я их еще не получал.

Батюшка о. Амвросий посылает тебе приветствие о Господе, и Божие благословение, с искренним благо желанием.

Прощай! От души желаю тебе всего лучшего. Порадуй меня своим письмецом.

Брат твой М. Константин.

МОЛИТВА

 Господи! Имиже веси судьбами взыщи душу усопшаго раба Твоего, родителя моего ___. Якоже угодно Тебе, яви ему милость Твою, неизследимы бо судьбы Твои. Не постави мне во грех сей молитвы моей. Но да будет святая воля Твоя. Аминь.»

В письмах часто затрагивается тема сложности взаимоотношений с близкими родственниками-протестантами, особенно с отцом, Карлом Альбертовичем. На протяжении всей переписки непрерывной струной звучит скорбь и горечь по-поводу душепагубного еретического заблуждения отца, лютеранского пастора (хотя Карл Альбертович весьма и критиковал лютеранскую церковь, составил даже такие труды, как "Der geheime Schaden der evangelischen Kirche"(«Скрытый ущерб Евангелической Церкви»), но до конца дней своих так и оставался убежденным протестантом).

Показательным в этом смысле, душераздирающим касательно любви ко отцу и совершенно непримиримым и погромным для протестантизма является письмо Константина Карловича Максиму Карловичу из Долбино от 27 октября 1856г. (Ф 107-6-25, №6, л.17-20 об). Константин Карлович пишет о том, как он любит отца, уважает, ценит, восхищается многочисленными возвышенными свойствами его характера, но считает при этом: "... его принципы насквозь ложны...", и при всем уважении и любви приходиться полностью отбрасывать его мнения. "...Чтобы самому не остаться в заблуждении, чтобы прийти к Истине, необходимо самим понять и принять то, насколько мнения отца отклоняются от Истины.." Пишет, что ".. главное заблуждение отца, источник его заблуждений и несчастья это то, что он считает, что человек в состоянии сам, своими силами, через умственную деятельность объять Истину, последовать умом за Божественными Мыслями, исследовать Вечные Принципы (Факты,Истины)...". Замечает, что отец (Карл Альбертович) "... забывает, что человек есть ничто, не может и ничего не понимает без Церкви, которая исполнена Духом Святым и Им водится, в Которой собрана вся Истина.."; пишет об апостольской преемственности. Звучат даже такие грозные слова в адрес отца: «Папины заблуждения- это заблуждения протестантизма. На примере папы можно изучать, насколько душепагубен протестантизм; а на примере протестантизма можно познавать, насколько фундаментально ложны папины мнения. Говорю, как требует того моя совесть. Снисходительность, любовь к человеку; безжалостная строгость(неумалимая суровость) по отношению к неправде – ведь отец лжи дьявол». И далее: «Источник заблуждений в самом человеке – гордость, заставляющая человека верить в свои мнения(свои глупые свидетельства), а не в преподанное Св.Духом учение Св.Церкви, в Тело и Кровь Христовы. Гордость внушила римскому папе властолюбие, оторвавшее их от Вселенской Церкви. Гордость жила и живет в Лютере и его последователях, думающих что могут безнаказанно раздирать союз Любви, отвергать Св.Предание а затем, своим скудным умом, всё-же объять Истину. Истина там, где Божия Благодать, а Благодать Божия там, где смирение, любовь и единомыслие. Это единодушие, эта любовь, это смирение хранят восточные Церкви; в смирении сохраняют они переданное Иисусом Христом, апостолами, через их последователей епископов завещанное верующим учение. Рим и Лютер отпали, но Церковь Едина и врата адовы не одолеют ее. В Церкви не может быть противоречия, потому что Единый Дух Святый не может Сам Себе противоречить. Возлюбим друг друга да единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». (письма переведены с нем. яз.) Таким образом, и Максим Карлович научается вырабатывать в себе правильное внутреннее отношение к возлюбленному отцу, и не подпадать под его авторитетные, но ложные убеждения. Просто дух захватывает от горячей любви Константина Карловича к Божественной Истине!

Хотелось бы привести еще одно письмо (Ф. 107. К. 6. Ед. хр. 25. Л. 35–36 об.), написанное О. Климентом во время русско-турецкой войны к одному из братьев. Поскольку начало письма не сохранилось, невозможно с уверенностью определить, к которому именно, однако же мы предполагаем, что оно адресованно Альберту Карловичу (жена его- православная, Анна Мих. Погодина), погибшему в 1878 г. на этой войне, так и не успевшему принять православие.

«...как скорбно в твоей душе отозвались наши, может быть и неизбежные неудачи, и временная приостановка наступательнаго движения наших войск. Трудное время переживает Россия. Наши мнимые друзья, Австрия и Англия, на каждом шагу путают и затрудняют Россию, а Турции видимо и тайно все помогают, так что нам приходится вести борьбу не против одной Турции, а против скрытых козней ея неофициальных союзников. Чем-то это кончится? Надеемся на помощь Божию; но страшит меня мысль: может быть Господу угодно будет наказать нас за грехи наши. А на нас, на России лежит великий грех. Кому много дано, с того много и взыщется. Господь оказал России великие милости: а как воздаем мы за эти милости Господни? Вся Европа опутана или суеверием и лицемерием Папства или неверием протестантства. А России Господь даровал великое сокровище Православия. Господь сохранил Россию от заблуждений Римской Церкви, которая своим властолюбием и гордынею превознеслась над равными ей, древними апостольскими церквами¸ расторгла с ними союз, и впала во множество ошибок и нововведений, так что чада ея теперь должны принимать, как истину, заведомую ложь, или же не могут искренно покоряться своим пастырям. Господь сохранил Россию и от заблуждений протестантства, которое отвергая Римския заблуждения, пренебрегло Святою Восточною Церквию, и вместе с Папскими нововведениями отбросило истинныя апостольския предания, и осталось без Церкви, и вне Церкви, (Которая одна есть хранительница истины Христовой), и дошло до совершенного неверия, как можешь видеть из посылаемой тебе брошюрки моей о поездке за границу. Повторяю: от папства с его лицемерием, и от протестантства с его неверием Господь сохранил Россию; у нас, по милости Божией, церковь православная, которая одна сохранила залог истинного, апостольского учения в целости и в чистоте, без примеси человеческих мудрований. В православной Церкви – Божественная истина, Которая превыше всякой человеческой мудрости, удовлетворяет всем законным потребностям человеческаго ума и сердца, просвещает, успокоивает, спасает всякаго, с верою ее принимающаго. Но принявши это сокровище, что мы с ним делаем? Многие из нас знают, чего требует от человека истинное христианство но на деле этого не исполняют; и из числа таковых и я грешный; и горе нам! Ибо раб ведевый волю Господина своего, и не сотворивый по воле Его, биен будет много (Лук. 12, 47). Другие из нас православных до такаго безумия доходят, что и знать не хотят Церковь Божию, забывают, что Церковь есть столп и утверждение истины, что преслушающий Церковь Самим Господом уподобляется язычнику. Многие из нас православных забывают это, и не только без страха нарушают заповеди и постановления церковныя, но такое нарушение даже грехом не считают. Многие из нас православных не только не благодарят Бога, что они родились в единой истинной Церкви, но совершенно пренебрегают своею Церковью, и готовы учиться христианству в иноверных обществах, в которых христианская истина искажена человеческими вымыслами. А многие Русские, в своем раболепстве перед Европою, всякими новыми учениями увлеклись и увлекаются в совершенное неверие и безбожие. Когда я обо всем этом размышляю, мне становится страшно. Думаю: нашими грехами мы прогневали и прогневляем Господа; и Он может нас за это наказать. Одна надежда, что может быть Господь пощадит нас ради того, что есть в России еще многие истинные рабы Божии, а также и ради святой, праведной цели, с которою предпринята эта война.

Прости, любезный брат, что пишу тебе откровенно свои мысли, как будто ты православный. О если бы ты был православный! Скажешь: теперь не время об этом думать. Но напротив, в это грозное время и надо подумать о Боге, о Церкви Божией, о спасении своей души. Если ты мало знаешь различие вероучений, поверь мне. Не всем же быть ученым богословам; а всякий может быть в числе простых верующих христиан! Да! Поверь мне! Из чего я столько об этом стараюсь? Господь дал мне разуметь истину православия, и мое сердце снедается скорбию о вашем душевном спасении, потому что одна человеческая душа дороже всего мира. Скажу тебе еще, что когда мы пренебрегаем волею Божиею, то Господь еще в этой жизни наказывает нас скорбями. Случается, что несправедливость человеческая оскорбляет нас и потрясает до глубины души. Но в несправедливости людской, или чрез нее совершается праведный суд Божий. От многих скорбей мы могли бы избавиться, если бы были внимательны к воле Божией. Если мы в угоду людям не следуем призванию Божию, то Бог чрез тех же людей наказывает нас. Пишу это потому, что твое сердце доступно познанию истины. Милость Божия не раз касалась твоего сердца. Не пренебрегай этим!

Вот написалось то, о чем я и не думал, когда брался за перо. Если письмо это придет к тебе в такую пору, когда некогда тебе будет подумать о том, что здесь написано, то может быть наступит время, когда можно тебе будет об этом подумать.

Прощай! От всей души и от всего сердца желаю тебе милости Божией, просвещающей всякаго человека, грядущаго в мiр.

Брат твой Недостойный I. Климент. Письмо это начато 31-го Июля, а окончивается 11-го августа 77 г.»

 

В заключение хотелось бы обратить внимание на то, что в Фонде 107 сокрыты уникальнейшие материалы, на примере которых можно изнутри, из самой Оптиной того многоблагодатного времени, проследить путь становления из протестанта Константина – оптинского иеромонаха Климента, под многолетним водительством преподобных старцев Макария и Амвросия Оптинских, словно воочию последовать о. Клименту на его духовном пути, удивляясь и подражая его совершенной откровенности к возлюбленным старцам, вместе с ним прочувствовать благодатное старческое руководительство, и во глубинах сердечных сокрыть для себя безценное сокровище старческих советов.

107-й Фонд является неотъемлемой частью Оптинского духовного наследия, и мы выражаем надежду, что со временем этот кладязь духовного опыта и премудрости будет по достоинству оценен и исследован.