«Монашество есть та отдушина, через которую смотрится в небо жаждущее этого неба человечество»
«Монашество есть та отдушина, через которую смотрится в небо жаждущее этого неба человечество», – писал известный духовный писатель Евгений Поселянин (1870–1931), автор книг о преподобном Амвросии Оптинском, о святых подвижниках веры и благочестия.
Сам писатель вспоминал о том чувстве благоговейной радости, которое было у всех, кто встречался со старцем Амвросием: «Нет слов передать то благодатное ощущение, которое сходило на душу в его присутствии. Это, конечно, было следствием жившей в нем благодати. Если есть в голове какая-нибудь тревожная мысль, неприятное чувство, страх какой-нибудь, сомнение, – только что увидишь его – сняло все как рукой, и на сердце так покойно и сладко, точно вошел в Божью ограду, увидел над собою Божий покров. Придешь к нему; уж в дверях, прежде чем переступил порог, встречает его приветливое, веселое, часто шутливое слово; начнешь говорить – и как говорится! Лучше и понятнее, чем самому с собой. Так и чувствуешь, что все он понимает, малейшие оттенки твоей мысли, все изгибы душевные. И часто хочешь дополнить что-нибудь важное, а он уж одним словом говорит, что это понял и уже имеет в виду. Он был в этом отношении как старый друг, изучивший вас вдоль и поперек, знающий с детства всю вашу жизнь и понимающий вас потому всякую минуту с полуслова или даже и вовсе без слов».
Старцу Амвросию Е.Н. Поселянин посвятил отдельный очерк: «Праведник нашего времени Оптинский старец Амвросий» (1907). В «Летописи Скита Оптиной пустыни», составленной в 1900 году рясофорным монахом Павлом Плиханковым (будущим старцем Варсонофием), 5 июня была сделана запись: «Сегодня прислан отцу Игумену Ксенофонту “Троицкий листок” об отце Амвросии, составленный одним из духовных сыновей старца, Евгением Николаевичем Погожевым, помещающим свои статьи в разных духовных журналах под псевдонимом Поселянина. Е. Погожев глубоко верно обрисовал духовный образ старца и его служение православному русскому народу».
Е.Н. Поселянин любил бывать в скиту Оптиной пустыни. Об одном из его приездов впоследствии вспоминал преподобный Варсонофий Оптинский: «Был он у нас в скиту за трапезой... Я сидел в уголке около портрета о. Паисия (Величковского), а он сидел на первом месте около иеромонаха. Я залюбовался им. Не подумайте, что говорю про телесную красоту, нет, я говорю про внутреннюю красоту, которая выступала наружу в выражении его лица и даже во всех его движениях. Было лето, окна в трапезной были раскрыты. Он сидел как раз перед окном, спиной к читающему. Помню, подали уже второе блюдо или третье, он съел две-три ложки и, положив ложку, устремил свой взор в окно, и чувствуется мне, что смотрит он на храм, на чудные сосны, затем поднимает глаза еще выше в голубые небеса с мыслью о великом и бесконечном Боге.
Господи, – думаю я, – какой же должен быть внутренний мир этого человека?!
И до сих пор я уже знал его по его сочинениям, а тогда я просто полюбил его. Я попросил у о. Иосифа благословения познакомить меня с ним.
Отец Иосиф прислал его ко мне в келью, и там была у нас беседа».
В предреволюционные годы Е.Н. Погожев писал об удивительном мире русского монашества, которое хорошо знал и любил.
«Цель монашествующих есть единственно – спасение души.
Другой цели у монахов быть не может и быть не должно. Монах, начинающий свой путь, не должен думать о том или ином значении своего дела, о том, что через него будут спасаться другие люди.
Душа всеми силами своими почувствовала великую красоту духовной жизни, в восторге сознала, что одно для нее во всей жизни дорого – это Бог; и останется здесь, у ног Христовых, как Мария, слушающая словеса благодати, падающие из уст Христовых.
В том высоком порыве любви к Богу, удивления и жажды Божества, которые увлекают христианина, созданного для монашеского подвига, там прямо немыслима какая-нибудь дума о людях.
И вот, над человеком, с таким расположением вступающим в монашество, происходит одно из чудес монашества.
Чем больше и значительней углубляется человек в области иночества, чем больше жаждет полного единения с Богом и чем дальше уходит он поэтому от людей, – тем он становится этим людям нужней.
Чем крепче затвор отшельника, чем в большую глушь он забрался, тем настойчивее и нетерпеливее стучит в эту запертую дверь мир. Отворенные кельи, смешавшиеся с “миром”, в нем растворившиеся, никому не нужны и не интересны, как исчадия этого самого “мира”.
Стучит же мир в затворы и гоняется за скрывающимися в лесах отшельниками, потому что такие люди – магнит для ищущей обновления души. Погруженность души в Бога, напряженное с Ним общение, весь тот в корне отличный от мира быт, в котором живут истинные иноки, – все это образует в них эту собранность и силу духа, выковывает из них тех особенных, во всем от мира отличных людей, которые так миру необходимы, как примеры высшей и лучшей жизни, как целители духа, молитвенники.
Значение монаха для жизни заключается в его идейном отдалении от мира. Чем более освободится монах от земного, чем дальше и глубже – говоря выпукло – уйдет он в небеса, тем драгоценнее и необходимее он для “мира”. И все это происходит само собою, помимо его воли и его намерения.
Не имея, таким образом, при начале и продолжении своего подвига вовсе в виду “мира”, монах становится для него нужным, когда он достигнет той единственной цели, с которой к своему деланию приступал: исправления жизни; победы над грехом.
Поскольку монах свят, постольку он миру и нужен.
Главное, что руководит монахом, бегущим от мира, это всепоглощающая любовь ко Христу.
Оптинский старец Амвросий». Изд. 1907 г.
Люди с такою любовью и в большинстве случаев с первой сознательной юности вступающие на иноческий путь – это, так сказать, монахи “чистой воды”.
Какою поэзиею обвеяна тайна этих душ – мальчиков Варфоломеев и Прохоров, – будущих Сергиев Радонежских и Серафимов Саровских! Какая сила чувства наполняла эти детские сердца, когда, стоя пред старыми иконами или наедине в том торжественном, нерукотворном храме Господнем, какой представляет из себя природа, эти дети прислушивались изумленно к первым робким гимнам, которые запевало Богу их сердце, чтоб петь их, не переставая, на всем пространстве своей жизни, и потом, вознесясь с ними в высоту, не умолкнуть в веках веков у престола Славы».
Стремление к небесной жизни, к миру духовному писатель хранил всю жизнь. Молитва укрепляла его в годы советской власти. В конце жизни писатель принял мученическую кончину. В декабре 1930 года он был арестован и 13 февраля 1931 года расстрелян.