Аудио-трансляция:  Казанский Введенский

Вся­ко­му ну­жен огнь ис­ку­ше­ний к ис­пы­та­нию и на­у­че­нию в тер­пе­нии. Не­об­хо­ди­мо смот­реть на ве­щи с точ­ки той, как Про­мысл Бо­жий пе­чет­ся о спа­се­нии на­шем: ино­му боль­ше, а ино­му мень­ше тре­бу­ет­ся слу­ча­ев к тер­пе­нию и обу­че­нию, а дру­го­му еще не приш­ло вре­мя.

преп. Макарий

Не уны­вай­те, ког­да бы­ва­ют ка­кие пот­ря­се­ния: это не­об­хо­ди­мо в обу­че­нии ду­хов­ной жиз­ни; ста­рай­тесь на­хо­дить в се­бе ви­ну и не об­ви­нять ни­ко­го из ближ­них.

преп. Макарий

Сми­рим­ся, поп­ро­сим у Бо­га по­мо­щи. Он мо­жет ис­ку­ша­е­мым по­мо­щи, ибо и Сам ис­ку­шен был.

преп. Анатолий

Ко дню кончины архимандрита Мелхиседека (Сокольникова): дополнительные сведения к жизнеописанию прп. Льва, старца Оптинского

Арх. Мелхиседек (Сокольников)

Среди почившей братии Оптиной пустыни есть насельники, монашеский путь которых был связан не только с этой известной обителью. Были из них те, кто либо в конце своего жизненного пути пребывал в Оптиной на покое, либо их из обители по благословению епархиального начальства переводили в другие монастыри. Через Оптину пустынь проходили и те, кто в начале своего монашеского пути искал себе обитель по духу. К числу упомянутых можно отнести архимандрита Мелхиседека (Сокольникова) и преподобного Льва, старца Оптинкого, которых объединяет не только начало монашеского пути в Оптиной пустыни, но и два года совместного пребывания в ней (1797-1799 гг.).

Родился Максим Петрович Сокольников (имя архимандрита Мелхиседека в миру) в 1784 году в г. Болхове, в купеческой семье. Его родителей звали Петр Васильевич и Гликерия Степановна Сокольниковы. Приказчиком у его дяди был Лев Данилович Наголкин, в будущем известный Оптинский старец Лев.

В 1797 году Максим Сокольников ушел в Оптину пустынь, потом он перешел в Коренную-Рождественскую пустынь Курской губернии, а затем в Белобережскую пустынь Орловской епархии, где в 1805 году принял монашеский постриг с именем Мелхиседек, а с 1807 года стал в ней настоятелем. В 1812 году был определен строителем в Петропавловскую пустынь. С 18 октября 1813 года – архимандрит Рязанского Троицкого монастыря, а также назначен благочинным над восемью мужскими и женскими монастырями. 5 декабря 1815 года определен настоятелем Пустынно-Рыхловского монастыря Черниговской епархии, написал историю этой пустыни.

С 1821 года начинается московский период в его жизни, когда он назначается настоятелем первоклассного Московского Симонова ставропигиального монастыря, где, пребывая почти 30 лет, основательно перестраивает обитель. Наконец, в конце своей жизни о. Мелхиседек в 1851 году становится настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. Скончался он на праздник Богоявления 6 января 1853 года1.

В исторических описаниях обителей, которые архимандрит Мелхиседек возглавлял, о нем даются лишь краткие сведения о его настоятельстве1. Некоторые сведения о нем имеются и в жизнеописании преподобного Льва, старца Оптинского, когда он упоминается в качестве послушника, сподвижника будущего старца. Как известно, жизнеописание Оптинского старца писалось и дополнялось несколькими людьми. Сначала это были записки игумена Антония (Бочкова) и иеромонаха Леонида (Кавелина), которые вошли в жизнеописание 1876 года1, составленное иеромонахом Климентом (Зедергольмом). Наконец, переработанное и дополненное жизнеописание составил схиархимандрит Агапит (Беловидов). Впервые оно вышло в 1917 году и уже несколько раз переиздавалось после открытия Оптиной пустыни в 1994 и 2017 годах1.

Однако несмотря на попытку в полноте раскрыть духовный образ преподобного Льва с использованием всех известных на тот момент сведений, отец Агапит все же некоторые обстоятельства жизни Оптинского старца описывает, приводя лишь свои предположения.

Напротив, в жизнеописании архимандрита Мелхиседека (Сокольникова), которое составил и издал сначала в Московских епархиальных ведомостях за 1869 год, а потом — в сборнике для любителей духовного чтения в 1890 году архимандрит Григорий (Воинов)1, даются более полные сведения о совместном пребывании в Оптиной пустыни в 1797-1799 годах послушников Максима Сокольникова и Льва Наголкина. Ценность этого жизнеописания состоит в том, что в основу его составителем была положена автобиография, где «покойный архимандрит Мелхиседек с похвальным намерением воздать благодарение Богу за все благодеяния, полученные от Его щедрот в течение своей жизни, подробно и искренно описал ее, начиная от дня рождения по 1850 год включительно»1.

Опуская некоторые моменты личной жизни архимандрита Мелхиседека, приведем некоторые отрывки из этого жизнеописания, которые характеризуют его вместе с будущим Оптинским старцем Львом и описывают состояние Оптиной пустыни при игумене Авраамии в конце XVIII века.

Так в 1793 году, посещая вместе с матерью Киево-Печерскую лавру, Максим заболел и во время болезни дал обет посвятить свою жизнь монашеству в случае выздоровления. Но этот обет он утаивал от своих родителей. Смог открыть его лишь тому, кто имел такое же намерение. «Подобно ему, таил в душе намерение оставить мир и вся красная мира, приказчик его родного дяди – Лев Данилович Наголкин, впоследствии знаменитый старец Оптиной Введенской пустыни (Калужской епархии), иеромонах Леонид, в схиме Лев1. При удобном случае, именно на возвратном пути с Коренной ярмарки1 они взаимно признались в том, что заботливо хранили от других».

Спустя некоторое время Лев Наголкин познакомил Максима со своим другом, также имеющим склонность к монашеству (а впоследствии и подвизался в Оптиной пустыни) Бумкиным1, который в своем доме предоставлял место для монашествующих из разных обителей.

Впервые Максим Сокольников во исполнение своего обета посвятить жизнь монашеству в тайне от родителей с совета приказчика своего дяди Льва Наголкина прибыл в Оптинскую обитель вместе с некоторыми ее старцами «20 ноября 1796 года, накануне храмового в ней праздника, и прямо пошел в церковь ко всенощной. В это время братия весьма умиленно пели: Блажен муж... Максим заплакал от благоговейного восторга. Безмолвная пустынь, где правила духовного любомудрия исполнялись в точности, и было благочиние по всем частям управления1, так понравилась нашим богомольцам, что они провели в ней пять дней. Благочестивый отрок в это время решил выбор места для монастырской жизни, к которой он приготовлял себя, а строитель, о. Авраамий, узнав об этом, охотно согласился на принятие его, и, заодно с прочими старцами, советовал ему поспешить исполнением своего обета: потому что после обещания дело становится долгом»1.

Однако обстоятельства жизни препятствовали Максиму исполнить обет. Родители, хотя и отмечали склонность своего сына к монашеству, не желали разлучаться с ним, видя в нем продолжателя своих дел, так как «старший сын был неодобрительной нравственности, а младший – мал ростом и слабого телосложения1»1. Максим пытался разуверить своих родителей, объясняя им: «“я не хочу оставить свет и заживо похоронить себя в пустыне”, а думал совсем другое, и решился тайно удалиться в Оптину, тогда малоизвестную пустынь. Предварительно он отослал туда свою библиотеку (из 200 № книг), потом старался выхлопотать себе годовой паспорт»1.

Получив хитростью паспорт, Максим Сокольников вновь оказался в Оптиной пустыни в феврале 1797 года. Бегство Максима в обитель покрывал и Лев Наголкин, уверяя родителей, что их сын поехал на Валаам или Соловецкий монастырь1. Между тем «в Оптиной пустыни Максим принят был с любовью и помещен в отдельной комнатке, смежной с келиями настоятеля, который, по просьбе его, не отказался быть его духовным старцем и ежедневно принимать от него отчет во всех делах и помыслах. Пустынная жизнь, видимо, удовлетворяла молодого поселенца (13-ти лет), ему поначалу было легко и весело, бедная послушническая одежда казалась драгоценною. Но чрез несколько недель он впал в большое уныние, чувствовал расслабление и отвращение от всякой деятельности, тужил о своих родных и горько рыдал мирским плачем. Настоятель о. Авраамий сначала считал эти слезы за умиление, потом усмотрел, что Максим находится в искусительном состоянии (где ни быть, от козней сатанинских не уйти), и обличил его в утайке своих помыслов. Последний стал было противоречить, в духе гордости, но Авраамий строго заметил ему: “если не хочешь жить по-нашему, то возвратись в мир, или перейди в какой-нибудь штатный монастырь”. – “Простите меня грешного”, сказал Максим и в знак чистосердечного раскаяния исповедал пред ним свое внутреннее расстройство. С той минуты точно спало с него тяжелое бремя, и в юной душе его водворился благодатный мир. Он возымел великую ревность к благочестию, – первый являлся в церковь и после всех оставлял ее, с полным усердием исправлял чередное послушание в трапезе и должность канонарха. В келье вязал четки, работал за верстаком в столярной, или читал святоотеческие книги. Собранную в мире библиотеку, по воле о. строителя, поручил он продать в Москве, а купить “Добротолюбие”, остальные деньги раздать бедным. Когда книга под этим названием1 была доставлена, Максим заплакал от радости. Что же Авраамий? Взял книгу и поставил в шкаф его за стекло, запретив ему не только читать, но и прикасаться к ней! “Настанет время, и Бог известит меня, говорил старец, тогда я дозволю тебе читать и жить по ее правилам”. Так приучал его к терпению и самоотвержению, без коих не может быть подвига, а без подвига нет добродетели. Надо еще заметить: Добротолюбие – книга очень трудная к пониманию, и читать ее с пользою можно только после предварительного искуса и непременно под руководством сведущего наставника, а без того не трудно понять ее превратно, впасть в самомнение и прелесть»1.

В том же 1797 году к великому утешению Максима «пост?пил в Оптину пустынь и Лев Данилович Наголкин. Они хранили прежнее дружество, и в отсутствие строителя1, попеременно начальствовали один над другим. “Одну неделю, рассказывает Мелхиседек, я был для него в качестве старца и наставника, другую – он был для меня тем же. Он с неослабленною ревностью трудился, умерщвляя тело, и свои добродетели скрывал под видом простоты или невинной рассеянности. Ему и я подражал в благочестии”»1.

Тихая жизнь Максима в Оптиной пустыни со временем через приходящих богомольцев была открыта его родителям, и к нему приехала его мать, с угрозой требуя у строителя Авраамия отдать сына. Так как укрывать малолетнего послушника было нельзя, то Максим и был представлен матери, которая «увидя его бледного, изнурённого, в грубом (мухояровом) подряснике и с длинными (белокурыми) волосами, сжала любимого сына в своих объятиях, крича: (умру, но не расстанусь с моим ангелом) и упала на землю без чувств. Опомнившись, повела его в монастырскую гостиницу, одела в мирское платье и спешила уехать с ним. Тот нимало не противился, и, по-видимому, рад был возвратиться на родину, только предлагал матери отслужить перед отъездом молебен, и дать ему возможность проститься с братией. Она согласилась на это, но после молебна долго, долго ждала его, а он все не являлся! Строитель, к которому она в другой раз обратилась с вопросом о сыне, скромно отвечал: “я тебе возвратил сына, теперь же его нет в обители, хотя делай обыск”. Бедная мать! Она изменилась в лице и, вообразив, что Максим предался бегству, со слезами просила догнать его, причем уверяла клятвой, что не возьмет его отсюда, лишь бы только он возвратился и оставил ей одно утешение, хотя изредка слышать о нем или посещать его. Вечером он был найден в ближайшем лесу по указанию одного проезжего. Обрадованная мать, не делая никакого упрека, тотчас же, в силу своей клятвы, возвратила ему послушническое одеяние и уже в спокойном, к удивлению даже веселом состоянии духа, рассказала (в гостинице) настоятелю следующее замечательное приключение с нею на дороге в пустынь: “Вчера при самом въезде на монастырскую землю лошади наши, говорила она, неизвестно чего испугались; бросившись стремглав, они опрокинули тарантас и, несмотря на то продолжали бежать, а я, несчастная, одна оставалась в тарантасе! Признавая эту беду за гнев Божий, потому что ехала сюда единственно за тем, чтобы взять Максима, я усердно молила Бога и Пресвятую Матерь Божию спасти меня от внезапной смерти, и как скоро дала мысленно обещание не увозить отсюда моего сына, в ту же минуту лошади остановлены были неведомою силой. Я не получила ни малейших знаков ушиба, прочие мои спутники также сохранены Богом. Но, приехав сюда, я забыла про все случившееся со мной на дороге, и решилась во что бы ни стало взять сына, а когда Максим скрылся от меня и не возвращался до вечера, продолжала мать, истомилась я до истощения сил, зато познала свой грех, и, чтобы снова увидеть моего дорогого сына, произнесла клятву, от которой не смею отрекаться. Так уж верно Господу угодно!” Мирно и с любовью она оставила св. обитель и сына послушника, дав слово склонить, по возможности, и отца в его пользу»1.

Спустя несколько дней приехал в г. Болхов о. Авраамий вместе с Максимом и остановился в Троицком монастыре. Мать пыталась перед родными уговаривать своего мужа на увольнение сына, но тот оставался непреклонным, лишь под конец просто устранился от этого. Увольнение Максимом было все-таки получено. Но строитель Авраамий уехал в Оптину раньше, а Максим прибыл в обитель в июне 1799 года1.

Снова потекла размеренная жизнь послушника Максима в Оптиной пустыни, а «в одно праздничное утро он позван был к строителю с книгой Добротолюбия, о которой мы упоминали выше. Авраамий (на нем была мантия и епитрахиль) вот что говорил ему: “Ныне день Сошествия Св. Духа на апостолов. Молю, чтобы благодать Его осеняла тебя, брате, в подвиге умной молитвы, к твоему спасению. Вот тебе и книга Добротолюбия, она содержит в себе отеческие наставления о умной молитве, а руководить тебя при чтении этой книги и вообще в жизни духовной будет старец Афанасий (тут же находившийся в мантии). Будь с ним откровенен и повинуйся ему во всем”. Максим, чтобы чаще находиться под его надзором, перешел в другую келию. Ревностный, он столько успел относительно умной молитвы и ощущал в сердце такие чудные, непостижимые действия благодати, что Афанасий-старец, по несовершенной опытности, отказался далее руководить его; мало этого, пожелал учиться у него! С того времени и другие просили у него советов насчет умной молитвы. Молодой подвижник, между тем, сам чувствовал нужду в опытном и надежном наставнике, потому что боялся впасть в самообольщение и заблуждение»1.

В это время в Оптинской обители был проездом известный старец Коренной-Рождественской пустыни Курской епархии иеродиакон Василий (Кишкин), который много лет подвизался на Афоне, приобретя себе славу учителя монашеского совершенного любомудрия. При беседе с ним Максим и Лев Наголкин расположились к нему и следом за ним ушли к Коренную пустынь, чтобы пользоваться его наставлениями1.

Однако юные подвижники на новом месте были совсем недолго, так как по просьбе епископа Орловского Досифея (Ильина) о. Василий в феврале 1800 года согласился принять посвящение в священство и был сделан настоятелем Белобережской пустыни, которая, хотя и была бедная и расстроенная, но находилась в уединенном месте среди брянских лесов. Поэтому за своим наставником последовали и Максим со Львом. В том же году два послушника в Великую субботу были пострижены в рясофор: «16-летний Максим с именем Макария, Наголкин переименован Лаврентием»1.

Сравнивая вышеприведенные сведения с жизнеописанием преподобного старца Оптинского Льва, необходимо дать некоторые пояснения. О. Агапит пишет, что «в одно время с Львом Даниловичем поступил в Оптину другой молодой послушник (впоследствии бывший настоятелем Московского Симонова монастыря архимандрит Мелхиседек). Оба они были равны силой»1. А далее уже в житии приводится рассказ, вероятно, записанный с воспоминаний самого старца Льва, когда два «послушника-богатыря» выкопали канал, соединивший два озера. Льву Наголкину было тогда около 30 лет, а Максиму Сокольникову всего 15, но в таком возрасте он был крепкого сложения. Не случайно отец Максима не хотел отпускать его в монастырь, потому что, как упоминалось выше, другие дети были: «старший сын был неодобрительной нравственности, а младший – мал ростом и слабого телосложения»1.

Любопытно, что в послужном списке за 1834 год архимандрит Мелхиседек указывается 54 лет от роду1 (то есть 1780 года рождения), но в современных официальных сведениях он значится 1784 года рождения1. Вероятнее всего в послужном списке были прибавлены годы для того, чтобы возможно было совершить постриг и рукоположение.

Наконец, о. Агапит в житие преподобного Льва ставит вопрос о причине, побудившей уйти будущего старца через два года из Оптиной пустыни. И сам же дает ответ, опираясь на воспоминания самого старца, указывая не столько на расстройство здоровья послушника Льва Наголкина от непомерных трудов в обители, но на поиск духовного наставника, под руководством которого можно было бы обучаться духовной жизни1. В жизнеописании же архимандрита Мелхиседека четко определяется причина: два послушника последовали за известным старцем Василием (Кишкиным), бывшем проездом в обители, в Коренную пустынь Курской губернии, а потом перешли за тем же старцем в Белобережскую, где и приняли иноческий образ1.

Таким образом, сведения из жизнеописания, построенного на автобиографии архимандрита Мелхиседека, проясняют оптинский период послушничества Максима Сокольникова до поступления в Белобережскую пустынь, который не отражался в его послужном списке1, и уточняют о принятии им иночества с именем Макарий. Также это жизнеописание сообщает дополнительные сведения из оптинского периода будущего старца Льва и его принятии иночества в Белобережской пустыни с именем Лаврентий. Наконец, в жизнеописании архимандрита Мелхиседека описывается сама Оптина пустынь конца XVIII века с ее духовной атмосферой и бытом, где был довольно строгий устав.


Мелхиседек (Сокольников Максим Петрович; † 06.01.1853), архимандрит) // Насельники Оптиной пустыни XVII-XX веков: биографический справочник. Козельск, 2017. С. 527-528; Мельхиседек (Сокольников) // Ви-кипедия. (URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Мельхиседек_(Сокольников) – дата обращения 16.01.2019 год).

Токмаков И.Ф. Историческое и археологическое описание Московского ставропигиального первоклассно-го Симонова монастыря. М., 1892. С. 114; [Леонид (Кавелин), архим.] Историческое описание ставропиги-ального Воскресенского, Новый Иерусалим именуемого монастыря. М., 1894. С. 85.

[Климент (Зедергольм), иером.] Житие Оптинского старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва) М., 1876.

Житие Оптинского старца Леонида (в схиме Льва) М., 1994; Агапит (Беловидов), схиархим. Житие оптин-ского старца Льва. Козельск, 2017.

Григорий (Воинов), архим. Архимандрит Мелхиседек, настоятель Воскресенского Новоиерусалимскаго монастыря // Сборник для любителей духовного чтения. М., 1890. Ч. 2. С. 12-52.

Там же. С. 12.

Прим. архим. Григория: «Сначала он еще мальчиком лет 15-ти поступил в дом Максимова отца. “Я, пишет Мелхиседек, тогда был младенцем и доставалось ему меня маленького возить в тележке и салазках. Мы друг друга очень любили”. К дяде Максима, младшему брату П. В. Сокольникова, он перешел по разделе имения между братьями. Многие звали его богатырем. Наголкин, действительно, был силач, характера твёрдого, прямодушного; он отличался еще простотой и добротой сердца».

Прим. архим. Григория: «Наголкин ездил на ярмарку вместе с Максимом. Товар их состоял из канатов, циновок и прочего».

Григорий (Воинов), архим. Указ. соч. С. 16.

Прим. архим. Григория: «Никто из братии (до 30-ти чел.) не имел права произвольно располагать собой и своими вещами, но каждый жил в зависимости от настоятеля или одного из старцев, которому был отдаваем под строгий нравственный надзор, с обязательством не скрывать от него не только образа своих действий, но и помыслов. Монашествующие и простые послушники (почти все) еженедельно, после исповеди, приоб-щались св. Таин. Келейное молитвенное правило назначалось по силам каждого. Келии содержались в чи-стоте, но без замков, с одними разве крючками или задвижками, в открытое показание монашеской нищеты и нестяжательности. Свидание с посторонними лицами могло быть в гостинице монастырской. Принимать в келию мирян, хотя бы и родных, не дозволялось без особого разрешения от настоятеля; равно не дозволя-лось никому, за исключением больных, брать пищу в келию. Пища, как и одежда, была простая и для всех одинаковая. На трапезе не полагалось вина, но раздавался мед, каждому брату на месяц по 2 ф., для питья с буковицей, шалфеем и т. п. Чай находился у одного настоятеля, для угощения особенно усердствующих к обители. Для согревания воды, за неимением самоваров, употреблялись медные чайники. В кухне и хлебной трудились все по очереди, в продолжение двух месяцев; прочие работы исправлялись также братией. Руко-делия обращались в пользу обители. Все жили в любви и согласии. Впрочем, послушник не смел объявлять другим, кто он и откуда; знал это один настоятель или духовник. Порядок во всем был удивительный».

Григорий (Воинов), архим. Указ. соч. С. 16-17.

Прим. архим. Григория: «В завещании Мелхиседека упоминаются его братья: Симеон и Василий Соколь-никовы. По справке, сделанной уже по смерти архимандрита, Симеон оказался в числе братства Оптиной пустыни».

Григорий (Воинов), архим. Указ. соч. С. 17.

Там же.

Там же. С. 18.

Прим. архим. Григория: «На славянском языке напечатана в первый раз в 1793 году».

Григорий (Воинов), архим. Указ. соч. С. 19-20.

Прим. архим. Григория: «Он езжал в Москву к митрополиту Платону, под покровительством которого возрождалась эта пустынь, недавно клонившаяся к упадку. “Историческое описание” оной. СПБ. 1862, стр. 93».

Григорий (Воинов), архим. Указ. соч. С. 20.

Там же. С. 20-22.

Там же. С. 23.

Там же. С. 23-24.

Там же. С. 24.

Там же.

Агапит (Беловидов), схиархим. Указ. соч. С. 21.

Григорий (Воинов), архим. Указ. соч. С. 17.

ЦГА г. Москвы ф. 420 о. 1 д. 280 л. 3.

Архимандрит Мельхиседек (Сокольников) // Википедия. (URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Мельхиседек_(Сокольников) – дата обращения 16.01.2019 год).

Агапит (Беловидов), схиархим. Указ. соч. С. 22.

Григорий (Воинов), архим. Указ. соч. С. 24.

ЦГА г. Москвы ф. 420 о. 1 д. 280 л. 2об.-3.

Публикацию подготовил:
наместник Введенской Оптиной пустыни,
епископ Можайский Леонид (Толмачев).