Монашество – духовная опора Церкви
В год тридцатипятилетия со дня возрождения монашеской жизни в Оптиной пустыни, с особым трепетом возвращаемся к начальным страницам современной летописи обители.
В июне 1988 года, когда в обители был освящен первый престол в надвратной церкви в честь Владимирской иконы Божией Матери и состоялась первая Божественная литургия, в «Журнале Московской Патриархии» была опубликована статья первого наместника Оптиной пустыни архимандрита Евлогия (Смирнова) «Духовная опора Церкви» (1988. № 6. С. 36–38), в которой говорилось об истории монашества, о духовном служении монашествующих, о значении монашеских обетов и о значении старчества в Оптиной пустыни.
* * *
Монашество, возникшее на раннем этапе истории христианства, получило широкое распространение и стало органичным явлением в жизни Церкви Христовой и лучшим ее выражением. Монашество, как стремление к высшему пути служения Богу и людям, было вызвано к жизни через Евангелие Христово. Монашество не предлагало иное богословие, иную, по своему внутреннему смыслу, концепцию жизни – оно стремилось, наоборот, глубоко проникнуть в принципы христианского учения и, руководствуясь его духом, дать возможность к наиболее полному воплощению христианином евангельского идеала. Как живое и деятельное христианство, монашество за свою долгую историю накопило богатый опыт духовной жизни и стало той великой нравственной силой, которая низводила благодать Божию к христианскому миру и созидала его.
Сейчас трудно говорить об истории Церкви, изъяснять ее бытие в мире без монашества, ибо оно могло выйти и действительно вышло, родилось в самой христианской Церкви. Церковь вмещает в себя иночество как образ жизни и своего рода высшую степень для тех своих членов, которые ищут наилучший путь к завещанному Спасителем духовному совершенству и спасению.
Русская Церковь, приняв христианство от Православного Востока, явила миру высокие примеры монашеского подвига в духе и силе древнего монашества, давшего нам великих святых. Наряду с первыми храмами в Киевской Руси тотчас появились иноческие обители. Киево-Печерская лавра может быть названа русским монашеским Вифлеемом, откуда иночество стало распространяться по всей тогдашней Руси.
С утверждением христианства в Древней Руси в сознание русских людей прочно вошел и монашеских идеал. Очень многие стремились завершить дни своей земной жизни, приобщившись к монашескому лику. В этом, быть может, есть что-либо особое, национально русское. Иноческое звание глубоко почиталось; даже у себя в домах, в быту люди старались насадить этот монастырский дух. Также и богослужение в древности на Руси в приходских храмах и совершалось по монастырскому уставу. И сегодня на приходах мы пользуемся этим Типиконом, сокращая его ввиду различных причин, что вполне допустимо, на что дает согласие и сам монастырский устав. Это подтверждает, что наша Церковь никогда не мыслила себя без монашества, без монастырей. И само принятие иноческого пострига воспринималось как высокая, всецелая жертва человека, посвящение всего себя, безраздельно, Богу и людям. Сказано, что нельзя любить Бога, не любя ближнего. Именно здесь заложен высший смысл иноческого обетов: принимая монашество, христианин добровольно берет на себя многие подвиги ради служения высшей евангельской цели. Инок себе не принадлежит, он весь устремлен к осуществлению божественной заповеди о любви к ближним как конкретному выражению любви к Богу.
Несомненно, иночество – духовная опора, поддержка для Церкви. Оно дало ей множество верных служителей в лице Предстоятелей, иерархов, пастырей, богословов, ученых, писателей. Своим истовым служением оно пробуждало в народе ревность в вере, вдохновляло на мирные труды и духовные подвиги на благо Церкви и Отечества. Иноческая среда духовно питала и питает Церковь сегодня. И этим можно многое объяснить в нашей церковной истории. Общий духовный настрой наших духовных отцов – таких, как святитель Тихон Задонский, епископы Феофан, Игнатий, – это аскетический настрой. Хотя они выходцы из монастыря, они проповедовали в миру, были связаны с мирянами обширной перепиской и тем самым делились с ними опытом своей строгой, аскетической жизни в молитве, труде, богомыслии, чистоте душевной и телесной.
Что открывало им сердца людей? Почему вообще на иноков у нас всегда смотрели как на ближайших и авторитетных учителей духовной жизни? Прежде всего потому, что они были доступны, открыты, всегда деятельны. Иноки говорили со своими собеседниками о насущных вопросах жизни, исходя из своего большого личного опыта, и слово их всегда было необычно, ново, живо и правдиво. Это было слово не от ума, не от книг или воображения, но слово глубоко сердечное, выношенное, которому верили русские люди до конца. Верили, так как видели, что иноки – это учители бескорыстные и беспристрастные: сами были строги к себе и снисходительны к другим, и народ смотрел на них как на тружеников духовной жизни. Они ничего не требовали от народа, к ним приходящего, а только откровенность, открытость души. В этом, думаю, причина высокого духовного авторитета иночества в нашей Церкви.
И сегодня пастырь-инок – высокое и ответственное лицо. История монашества знает бесчисленное множество таких пастырей-подвижников, которые как бы «держали» мир словами своей вдохновенной проповеди и особенно делами любви. Пастырь-инок не только живет обетами монашества, созидая свою душу, но и берет на себя священническое служение, чтобы активно содействовать спасению порученной ему паствы, передавая ей вековой опыт духовного христианского делания, которому он себя посвятил. Опыт этот приумножался в монастырях.
Поэтому трудно переоценить значение такого важного и радостного события, как начало восстановления Оптиной пустыни. Велико наследие оптинского старчества. Оно как бы вновь возвращает нас в эпоху духовного подъема и расцвета монашества, связанного с этой обителью. Оптина была всем прекрасна: и своим архитектурным ансамблем, и строгим братским общежитием по типу Святой Горы Афонской, и, конечно, старчеством, этим жертвенным служением иноков миру, в котором выразился подлинно евангельский смысл монашеского подвига. Но, конечно, старчество и истинно монашеский дух нельзя просто «ввести», организовать. У преподобного Серафима Саровского есть такое выражение: «Добродетель – не груша, ее вдруг не съешь». То же можно сказать и в отношении духовного предания монашества и старчества, которое складывалось веками. Но исток всегда был один: уставность монашеской жизни и прежде всего самого монастырского богослужения. Собственно, почему в Оптиной процветали такие старцы, как отец Лев, отец Макарий, отец Амвросий? Они просто жили полнотою монастырского богослужения, это был их «воздух», и это сделало их такими гигантами христианского духа. Это были настоящие богословы и созерцатели духовного мира, они сообщали другим только то, чем сами были преисполнены от храма, богослужений и таинств.
Вся их внутренняя жизнь созидалась не только богослужением, но и глубоким пониманием святоотеческой литературы. Известно, что в древности служба в храмах несколько раз прерывалась специально для чтения святоотеческих творений, чего сейчас, к сожалению, не достает. В уставном монастырском богослужении есть свой ритм, который состоит в смене пения, молитвословия и чтения различного рода Патериков. В понятие «богослужение» входит не только молитва как благодатное состояние души, обращенной к Богу и святым, но и духовное созерцание, размышление, слушание. И иноки, пребывая постоянно в этом ритме монастырской жизни, учились, духовно обогащались, приобретали опыт. Поэтому, если говорить об Оптиной, то это, конечно, не стены, башни и храмы, но прежде всего сам строй жизни – монастырской, богослужебной, что и было связано с расцветом старчества. Восстановление уставной жизни, подлинного монастырского богослужения – это наша главная задача, наш долг.
Существуют особые законы монашества – духовные законы, которые необходимо строго соблюдать. Это относится и к поступлению в монастырь. Послушники должны проходить все степени монастырского искуса. Когда я был послушником в Троице-Сергиевой лавре и хотел скорее облечься в иноческую мантию, то один лаврский монах, который начал свой иноческий путь в Сарове, рассказал мне, что он был семь лет послушником. И я тотчас замолчал. В русских монастырях люди как бы на месте вновь рождались, между братиями устанавливалось некое духовное родство и иноков очень редко переводили из монастыря в монастырь. Игумен брал иноков по своему усмотрению и как бы духовно их рождал. У преподобного Сергия долгое время в обители насчитывалось всего двенадцать учеников – устоявшееся братство, которое потом дало большие всходы в монастырях по всей России.
Оптина пустынь знаменита также и своим «святоотеческим» издательством – это существенная часть служения Оптиной, ее иноков и старцев, Русской Церкви. Они служили Церкви и народу Божию не только молитвой, но и словом: устным и печатным. В Оптиной велась исследовательская работа, подготовка текстов и переводов к публикации, но ученые занятия были неразрывно связаны с проникновением в глубину святоотеческих творений. Это была не «внешняя ученость» или мудрость, но духовная мудрость, которая – от подвига, единства буквы и духа, постижения внутреннего смысла слов святых отцов и учителей Церкви. Издавая вероучительные и аскетические творения древних отцов Церкви, оптинские подвижники и сами выступали как своего рода «духовные эрудиты», опытно знавшие то, о чем писали святые.
Но все же основное духовное занятие инока – внутренняя и внешняя молитва. Это большой труд и подвиг. В молитве инок проявляет любовь как высшую духовную силу христианской жизни, скрепляющую его с теми, за кого он молится. Ведь в любви суть и смысл бытия. Молясь о себе, о спасении и совершенствовании своей души, инок большую часть времени, а стало быть, и жизни, посвящает молитве за своих ближних, за церковь и Отечество, за весь мир, восстанавливая тем самым духовную, жизненную силу любви, которой так мало сегодня между людьми.
Нравственная сущность монашеского делания нашла свое отражение в заветах преподобного Сергия Радонежского, молитвенника и хранителя земли Русской: «Внимайте себе, братия, всех молю: прежде имейте страх Божий и чистоту душевную и любовь нелицемерную; к сим и страннолюбие и смирение с покорением, пост и молитву».