«Отец Иосиф все равно, что отец Абросим» К дню памяти преподобного Иосифа Оптинского
Блаженный Пахомий, живший при Оптиной пустыни, очень любил смиренного о. Иосифа и каждый раз, когда с ним встречался, просил у него благословения.
– Отец Пахомий, да я не иеромонах, – улыбнется ему о. Иосиф.
– Удивляюсь, – ответит о. Пахомий, – отец Иосиф, все равно, что отец Абросим.
Действительно, о. Иосиф был воспитанником и духовным чадом старца Амвросия, в течение тридцати лет исполнял послушание келейника. Многолетнее жительство при старце в скиту Оптиной пустыни постепенно подготавливало о. Иосифа к старческому служению. Как вспоминали современники, старец Иосиф «никогда ничем не выделялся, – тихо, скромно делал свое дело; он был истинным помощником старца, но держал себя так, как будто и не был так высоко поставлен». С течением времени старец Амвросий стал отправлять своих чад за духовными советами к своему келейнику, при этом замечали, что слова о. Иосифа всегда совпадали со словами старца.
После кончины духовного наставника многие духовные чада старца Амвросия по преемству стали обращаться к старцу Иосифу.
Сомневающиеся ясно слышали голос покойного старца:
– Держись отца Иосифа – это будет великий светильник.
Как отмечено в жизнеописании старца Иосифа, «дух старца Амвросия и Макария воскрес в лице о. Иосифа, хотя последний, конечно, имел и свои индивидуальные свойства; но он во всех своих взглядах, поступках и решениях был так проникнут духом своего великого учителя, что действительно становился как бы его отражением. И это-то именно и было дорого в нем, особенно первое время».
Эта же мысль хорошо выражена в тропаре преподобному Иосифу: «Послужив старцу твоему преусердно, даровании духовными обильно исполнился еси и, яко светильник верху горы укрытися не могущий, благообразне Иосифе преподобне, монашествующим и мирским наставник добрый и предстатель теплый явился еси, темже моли Человеколюбца Христа и Заступницу Усердную, спастися душам нашим».
Отец Иосиф принимал посетителей в скиту в той же келье, что и его великий наставник. У изголовья кровати стоял большой портрет преподобного Амвросия. Старец Иосиф «по смирению и по своей любви к старцу Амвросию, никогда ничего не говорил от себя, а всегда ссылался на пример из жизни своего наставника».
Близость духовных советов двух оптинских старцев хорошо видна в духовных присказках и пословицах, которые особенно любил старец Амвросий и которые повторял его ученик и преемник.
На вопрос: «Как жить, чтобы спастись?» – о. Амвросий любил отвечать: «Нужно жить нелицемерно и вести себя примерно, тогда дело наше будет верно, а иначе будет скверно» или «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение».
Отец Иосиф в письмах также любил повторять: «Живи не как хочется, а как Бог велит», «Жить нужно так: никого не осуждать, не укорять, не злиться, не гордиться, считать себя в душе хуже всех на свете».
В письмах старец Иосиф приводил слова своего наставника, связывая их в целое стихотворение:
Скука – унынию внука, а лени – дочь,
Чтоб отогнать ее прочь,
В деле потрудись, в молитве не ленись:
Скука пройдет, и усердие придет.
А если к сему терпения и смирения прибавишь,
Тогда от всех бед и зол себя избавишь.
Но более всего старца Амвросия и старца Иосифа объединяла вера в Бога, постоянное памятование о Создателе и молитвенное собеседование с Ним.
Как-то у старца Иосифа спросили, как и давно ли получил он дар молитвы? Батюшка со свойственным ему простосердечием ответил:
– Молитва сама учит. Сказано: даяй молитву молящемуся, и кто расположен к ней, тот услышит о ней одно слово и уже держится ее…
Протоиерей Павел Левашов, видевший старца Иосифа, озаренного фаворским светом, сравнивал старца с пламенным серафимом.
Отец Павел вспоминал о своей встрече со старцем Иосифом: «Вошел я в убогую его келейку, полумрачную, с бедной, только деревянной обстановкой. В это время я увидел глубокого старца, изможденного беспрерывным подвигом и постом, едва поднимающегося со своей коечки. Он в то время был болен. Мы поздоровались; чрез мгновение я увидел необыкновенный свет вокруг его головы четверти на полторы высоты, а также широкий луч света, падающий на него сверху, как бы потолок кельи раздвинулся. Луч света падал с неба и был точно такой же, как и свет вокруг головы, лицо старца сделалось благодатным, и он улыбался. Ничего подобного я не ожидал, а потому был так поражен, что решительно забыл все вопросы, которые толпились в моей голове, и на которые я так желал получить ответ опытного в духовной жизни старца. Он, по своему глубочайшему христианскому смирению и кротости, – это отличительные качества старца, – стоит и терпеливо ждет, что я скажу, а я пораженный не могу оторваться от этого, для меня совершенно непонятного, видения. Наконец, я едва сообразил, что хотел у него исповедоваться и начал, сказав:
– Батюшка! я великий грешник.
Не успел я сказать это, как в один момент лицо его сделалось серьезным, и свет, который лился на него и окружал его голову – скрылся. Предо мной опять стоял обыкновенный старец, которого я увидел в момент, когда вошел в келью. Так продолжалось недолго.
Опять заблистал свет вокруг головы и опять такой же луч света появился, но теперь в несколько раз ярче и сильнее. <…> Свет, который я видел над старцем, не имеет сходства ни с каким из земных светов, как-то: солнечным, фосфорическим, электрическим, лунным и т.д.; иначе, подобного в видимой природе я не видел. Я объясняю себе это видение тем, что старец был в сильном молитвенном настроении, и благодать Божия, видимо, сошла на избранника своего. Но почему я удостоился видеть подобное явление, объяснить не могу, зная за собой одни грехи, и похвалиться могу только немощами своими».