Утверждение на Тя надеющихся
Почти три года провел Владимир в таежной глуши близ озера Байкал, а в 1987 году решил податься на юг, в город Ростов-на-Дону, где жил брат отца, дядя Павел.
— До этого я видел его еще ребенком, — вспоминает Павел Сергеевич, — когда в 1959 году, по окончании военно-политической школы МВД в Ленинграде, я заезжал навестить отца, который жил в Красноярске. Увидев там четырехлетнего мальчика, я спросил:
— А это кто?
— Это сын Лени, — ответил мне отец, — такой хороший и послушный малыш, просто на удивление.
Я уехал служить в Иркутск, затем был Урал, Пермская и Ивановская области и, наконец, Ростов-на-Дону. Никаких вестей о Володе я не имел и ничего о нем не знал. И вот через восемнадцать лет он приехал ко мне в Ростов.
Однажды кто-то постучал в дверь.
— Я Владимир Пушкарев, — сказал вошедший молодой человек, — не узнаете?
— Да, я приблизительно помню тебя, — ответил дядя, — проходи.
Сели, поговорили.
— Ну, ты как, надолго к нам? — спросил Павел Сергеевич.
— Насовсем, — ответил Володя.
— Хорошо. Я тебе помогу устроиться. Найдем квартиру, а пока живи у меня.
Володя прожил в семье дяди Павла два месяца, а затем поселился на квартире недалеко от работы. Он устроился шофером в управление садоводства, поступил учиться в профтехучилище № 8 на вечернее отделение и снова занялся восточной борьбой.
После занятий в училище Володя тренировался в спортзале. Здесь-то и произошло одно из первых его испытаний на верность православию.
Тренер увлекался йогой и велел ученикам параллельно с изучением приемов борьбы упражняться в медитации. Володя, чувствуя в этом некое предательство по отношению к христианской вере и внутреннее неприятие йоги, как чего-то чуждого русскому человеку, заниматься ею отказался.
«От огромных физических нагрузок я доходил иногда до полного изнеможения, — писал он своему другу, — а от занятий йогой отказался, потому что понял — это то же болото, что и у нас в поселке, только там люди упиваются вином, а здесь — собственной гордостью».
Его отказ вызвал недовольство преподавателя. Он пытался убедить сибирского парня в необходимости занятий йогой для развития смелости и решительности. Но Владимир, выслушав все его доводы, спокойно сказал:
— Смелости и решительности надо бы учиться у наших отцов и дедов, а заимствовать, однако, у каких-то индусов — не вижу смысла.
После этого разговора Володю от занятий отстранили. Но он нисколько не огорчился, лишь утвердился в том, что верующему человеку заниматься каратэ не подобает.
«Мне нравилось в нем, — вспоминает Павел Сергеевич, — что он не курил и не пил даже пива. Соседи говорили: парень у вас золотой. И я решил его женить».
Поначалу Володя хотел создать семью, но одного желания часто бывает мало, необходима еще воля Божия, без которой не прочно ни одно дело.
— Давай мы тебе невесту найдем, — сказал однажды дядя, — у нас есть одна хорошая девушка на примете. Квартира своя, работает экономистом.
— Я не возражаю, — ответил Владимир из вежливости, но от знакомства впоследствии уклонился.
Летом 1988 года Владимир приехал домой в отпуск. В это время он много размышлял о своей дальнейшей жизни. Это не могло остаться незамеченным мамой и она сказала:
— Сынок, может быть останешься с нами? Что толку мотаться по свету, живи здесь.
Володя помолчал, а потом рассказал, что ему недавно приснился странный сон: он увидел в зеркале свое отражение, но не узнал себя, настолько оно было ужасным.
— Мне стало невыразимо страшно. Это невозможно объяснить, но я вдруг понял: где нет храма, там нет жизни, — сказал он.
По-видимому, этот сон Владимира был именно таким. Страх Божий еще более укрепил его веру в Бога.
На другой день, желая удалиться от суетного мира, Владимир попросил своего друга Павла, у которого была моторная лодка, отвезти его на Аладинский остров, расположенный в двенадцати километрах от поселка. Туда Володя любил ездить и раньше, чтобы отдохнуть душой.
Живописный остров, песчаный берег, теплая вода, тишина — прекрасный отдых для души. Разведут, бывало, костер, наловят рыбы. Володя наносит пихты, одеяло подстелет под больную спину, лежит, любуется природой и размышляет.
«Разговоры были только на духовные темы, — вспоминал Павел. — Володя с глубочайшим благоговением относился к слову Божию, и не позволял себе особо богословствовать. Он старался говорить лишь о страстях, считая богословие делом людей, на опыте подвигов духовных познавших истину Божию».
— Страх вечных мучений имеет иное свойство, нежели обычный страх, — говорил будущий инок. Боязнь потерять временную жизнь происходит от маловерия, а страх вечных мучений делает бесстрашным и очищает от страстей.
«Я знал, что Владимир был не из тех, кто говорит на ветер, — вспоминал Павел, — это были слова человека, познавшего то, о чем он говорил».
На этот раз, когда друзья плыли на остров, они попали в страшный ураган. «Берега не видно, только огромные волны, — рассказывал впоследствии Павел, — а мы на скорлупке, лодка старая, казанка, волна захлестывает. Я разделся, думаю: если перевернемся, то хотя бы вплавь спасусь. А Владимир сидит спокойно. Я был поражен: смертельная опасность, а он сидит и ничего не предпринимает. Я, честно говоря, сильно испугался, а он вел себя так, будто ничего не произошло». К счастью, вскоре ветер утих, и друзья благополучно пристали к берегу.
Этот случай проливает свет на то, каким уже тогда было внутреннее устроение Владимира. Невольно вспоминается Священное Писание. Господь сказал ученикам, разбудившим его во время великой бури: Что вы так боязливы, маловерные? Где вера ваша? (Мф. 8, 26) Владимир же, всю свою надежду возложив на Бога, не проявил ни боязливости, ни маловерия.
В то время друзья много беседовали о смысле жизни и однажды Владимир вдруг сказал:
— Если бы ты знал, через какие страдания я пришел ко Христу!
И рассказал, как, живя в тайге, подвергся нападению бесовской силы, которой свойственно искушать людей, живущих в уединении. Сначала диавол смущал его ночными мечтаниями, привидениями и страхованиями, шумом, голосами и воплями среди ночи. Затем, видя, что будущий мученик Христов не испугался, а еще усерднее возносит свои молитвы к Богу, стал нападать открыто. Бесы являлись то в виде соблазнительных девиц, то в виде седовласого старика-колдуна, потребовавшего себе поклонения. Но напрасен был их труд. Тогда, по попущению Божию, бесы подвергли Владимира тяжким побоям. Но все же не смогли сломить его твердое стремление идти по пути Христа.
Подобно Великому Антонию, будущий инок, как бы посмеиваясь над бесами, говорил: «Если есть воля Божия вам уничтожить меня, то — вот я. А если нет, то и не трудитесь напрасно». И бесы отступили. Живущие среди людей имеют скорби, исходящие от ближних своих, а тем, кто уединился, попускаются искушения посредством бесов, дабы не остались без пользы, ибо многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян 14, 22).
Вернувшись в Ростов, Владимир стал чаще посещать Кафедральный собор Рождества Пресвятой Богородицы. В свободное от работы время он приходил помогать: то двор подметет, то снег почистит, то книги со склада в лавку или воды для молебна поднесет. Трудился во славу Божию. Видя трудолюбие и старание Володи, ему предложили работать при храме дворником.
Володя очень обрадовался. Ведь он даже и не надеялся, что когда-нибудь будет работать при храме, и вдруг — такая милость Божия. Он тут же ушел с мирской работы и стал трудиться при церкви.
К храму часто прибивались бездомные животные — кошечки и собачки. Владимир не прогонял их. Но, чтобы не нарушать необходимого благочиния, соорудил для них кормушки в конце двора и каждый день приносил туда остатки пищи из трапезной.
В Кафедральном соборе служили каждый день, и будущий инок теперь ежедневно мог бывать в храме.
— Когда сердца коснется благодать, — сказал он как-то, — тогда человек уже с радостью внимает службе и не ждет скорейшего окончания ее, но жалеет о том, что наступает конец.
Лишь только приходило время службы, Владимир спешил в храм, ибо душа его нуждалась в молитве, как тело в пище.
— Если мы питаемся ежедневно телесно, то тем более должны питаться и духовно, — говорил он.
«Телесно же Володя питался довольно скромно, — вспоминала монахиня Неонилла (†1997). — Стоило большого труда зазвать его в трапезную, особенно в постные дни». Она тогда несла послушание в крестильной, куда Володя носил воду. Там и познакомились.
«Однажды мы заговорили с ним о жизни, — вспоминала матушка, — и Владимир посетовал, что не знает, к какому берегу прибиваться. А ему уже было тогда за тридцать. Я и посоветовала обратиться в Троице-Сергиеву Лавру к старцам».
— Важно то, сыночек, что душу спасает — ласково говорила матушка. — Жить в миру легче, а спастись труднее. Но все равно лучше по своей воле не поступать. Поезжай в Лавру к старцам. Как благословят, так и поступи.
Вскоре после этого Владимир побывал у архимандрита Кирилла (Павлова). Мудрый Старец посоветовал ему выбрать обитель и оставить мир.
... Дядя не знал, что Володя регулярно посещает храм. Будучи в прошлом партийным работником, к религии он относился довольно-таки неоднозначно. «Однажды я приехал к Володе на квартиру, — вспоминает он. — Дверь была заперта, и я открыл ее своим ключом. Когда вошел в комнату, то был поражен обстановкой: на стене висели иконы, на столе лежала стопа книг. Я полистал и понял, что все они религиозные. Честно сказать, я тогда не понимал религии, и сильно расстроился.
Вскоре пришел Владимир, и я спросил его:
— Ты что, в храм стал ходить? У нас в семье не было верующих, кроме бабушки твоей, но ты ведь ее не знал, она умерла, когда тебя еще и на свете не было.
— Да, а я вот верую, — спокойно ответил Володя.
— Зачем тебе это надо? Ведь ты крепкий, здоровый парень. Тебе жениться надо, а ты в богомолье ударился.
— Да нет, женитьба, однако, отпадает, — ответил Владимир.
Он тогда даже в кино уже перестал ходить. Но все же мы за него были спокойны: если бы он в банду попал, тогда другое дело, а религия, это мы уже тогда понимали, никому еще вреда не принесла».
После этой встречи Владимир целый месяц не приезжал к дяде, и Павел Сергеевич не навещал его, а потом решил все же поехать, узнать, как живет племянник. Но на флигеле оказался другой замок. Он обратился к хозяину, а тот сказал, что Володя здесь больше не живет. Куда-то уехал, но вещи оставил.
А Владимир тем временем уехал в монастырь Оптина Пустынь, который был вновь открыт в 1989 году. О нем впервые Володя узнал от матушки Неониллы. Потом показывали документальную хронику про Оптину и он загорелся желанием посетить эту святую обитель. А когда побывал там, то сразу почувствовал, что именно этот монастырь ему по сердцу.
Вернувшись в Ростов, он обратился к владыке Владимиру, который впоследствии стал митрополитом Киевским и всея Украины:
— Владыка, я готов хоть туалеты мыть, только, если возможно, дайте мне благословение и рекомендацию в Оптину Пустынь.
— Ну, что ж, — сказал владыка, — можно и туалеты, в монастыре необходимо смирение.
И, одобрив стремление к монашеству, поставил Владимира убирать туалеты при церковном дворе.
Бывало, чуть свет придет Володя, все вымоет, а к вечеру снова грязно. Рядом с Кафедральным собором расположен центральный рынок, и поэтому порядок поддерживать было нелегко. Но огромное стечение народа нисколько не смущало будущего инока, и он безропотно исполнял возложенное на него послушание.
В то время Володя поселился поближе к собору, у одной пожилой женщины, также трудившейся при храме. «Он был очень молчалив, — вспоминала она, — и никуда, кроме храма, не ходил». Бывало, она возвращается домой с работы уставшая, а Володя встречает ее:
— Матушка, садитесь, покушайте, я вот тут пирожки испек.
— Да где же ты научился так вкусно готовить? — спрашивает хозяйка, отведав пирогов.
— В армии, — отвечал Владимир, — я одно время там поваром был, вот с Божией помощью и научился.
Теперь Владимир оставил все мирские занятия, стал изучать Священное Писание и Святых Отцов. Через это душа его все более и более укреплялась в вере и обретала невидимые крылья. Однажды в разговоре с хозяйкой будущий мученик сказал: «Хорошо тем людям, которые пострадали за Христа и приняли за Него мученическую смерть. Вот бы и мне этого сподобиться!»
Верность истине
После семидесятилетнего открытого гонения на Православную Церковь духовный голод русских людей настолько был велик, что многие, ища духовности, увлеклись по неопытности различными лжеучениями, чем не преминул воспользоваться лукавый враг спасения. Вспоминают, что в Ростове на епархию тогда выдавали в год всего лишь пять молитвословов — духовной литературы не было, даже Библию трудно было достать. Зато западные лже-миссионеры набросились на Россию яко рыкающий лев, ища кого поглотити (1 Петр. 5, 8). Количество сект и различных лжеучений просто невозможно было сосчитать.
Город Ростов-на-Дону не составлял исключения. Здесь можно было встретить и «белое братство», обещающее конец света через две недели, и иеговистов, назойливо стучавших в каждую дверь, и множество других сект.
Не раз останавливали Владимира на улице такие «миссионеры» и докучали своими слащавыми вопросами. «В основном все их беседы сводились к осуждению Православной веры, — вспоминал Володя. Кроме того, они утверждали, что наш Патриарх, — то же, что папа римский, а я объяснял, что это далеко не так, что у нашей Церкви глава — Христос. Это католики сделали себе из папы божество и покланяются ему как идолу».
Работая при церкви, Володя познакомился с верующими благочестивыми людьми и стал бывать в гостях у И. К., работавшего при Кафедральном соборе, где частенько собирались молодые люди поговорить на духовные темы.
«Многие взрослые похожи на неразумных детей, — говорит И. К. — У них тоже свои забавы, они веселятся и ни о чем серьезном не задумываются. А вот люди, которых Господь готовит особо, избегают развлечений; они задумчивы, тихи, как бы не похожи на всех остальных. Вот таким я знал Володю Пушкарева». И. К. работал на епархиальном складе, где хранилась духовная литература. Володя часто брал там для чтения книги, которые в то время купить было трудно.
Он читал много святоотеческой литературы и говорил, что вера должна быть осознанной, мы должны исповедовать то, во что верим. А кто считает, что возможно спасение и в других религиях, тот свидетельствует, что сомневается в истинности своей.
«Характер у Володи был очень мягкий, — вспоминает И. К., — но в вопросах веры он был тверд. Однажды, когда кто-то из собравшихся у меня ребят стал говорить о других путях спасения, Володя прервал его:
— Оставь этот бред, — сказал он. — Един Господь и едина вера (Еф. 4, 5). Никаких других путей спасения нет.
Слова эти были сказаны с твердым убеждением и крепкой верой.
— Вот, к примеру, вход Господень в Иерусалим, — поддержал я Володю, — Господь въезжает на ослице и молодом осле, сыне подъяремной. Ослица прообразует собою Ветхий Завет, осленок — Новый. Новый Завет рождается из Ветхого, и Ветхий не отвергается Христом. Но прообраз Нового — осленок мужеского пола. Это означает, что уже не будет более никакого другого завета, а следовательно, и другого пути спасения.
— Ну, а где же тогда любовь? — возразил парень, утверждавший, что и в католичестве можно спастись, — неужели Бог так жесток, что позволит погибнуть такому множеству людей?
— Бог не жесток, но справедлив, — ответил Владимир. — Представь, что кто-то идет по улице, подняв высоко голову, а на пути его яма. Как поступить? — Конечно, окликнуть и предупредить. А кто, однако, промолчит из желания не беспокоить, тот разве по любви поступит? Нельзя утверждать еретика в ереси. Это, по слову Марка Ефесского, есть не любовь, а человеконенавистничество. Любовь Божия в том, чтобы обращать заблудших на путь истины, а не потакать им молчанием. Помнишь, как у апостола Иакова в послании написано: обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов (Иак. 5, 20).
Речь будущего инока была смиренна и осторожна, ничто не могло в ней огорчить ближнего. Умение молчать у многих вызывало к Володе глубокое уважение. Но когда дело касалось веры, то он говорил, и слова его имели духовную силу, многим помогая стать на путь спасения.
«Как это он так много молчит, — удивлялся один его знакомый, — я как-то попытался хотя бы неделю помолчать, да ничего не вышло».
Летом 1990 года Володя и один его товарищ отправились в Оптину Пустынь, чтобы остаться там навсегда.
Непросто бывает найти в себе силы, чтобы стать на монашеский путь, даже если и благословение от Старца получено. Враг начинает бороть помыслами, говоря: пожалей себя, ты еще не готов. И кто поверит ему, тот нарушит волю Божию.
Так было и с одним Володиным собратом, которого Старец тоже благословил идти в монастырь. Он приехал в Оптину и стал послушником. Но коварный и злохитрый враг хитростью своею решил вывести брата из обители, чтобы погубить. Однажды, поехав навестить больную мать, он познакомился там с новыми соседями. У них была дочь, привлекательная девица. Враг так сковал сердце послушника, что тот влюбился, и уже готов был не возвращаться в монастырь. Но Господь, желающий спасения всем, устроил так, что брат смог познать: как ни сильна земная любовь, но она все же далека от любви Небесной. — Господь вложил послушнику помысл вернуться в монастырь ради послушания Старцу и дабы успокоить свою смущенную совесть. «Побуду там немного, — думал брат, — а потом вернусь в мир и женюсь».
Но когда он приехал в монастырь и провел там около месяца, то монастырская жизнь и молитва заглушили козни лукавого. Все же время от времени помысл о женитьбе возвращался. Однажды он получил от матери письмо. Читая его, с нетерпением ждал, что она напишет о соседской девушке. А она почему-то писала о погоде: «... У нас был сильный дождь с грозой. Все были на огороде, а когда началась гроза, то побежали в дом, а Люда (так звали девушку) замешкалась. Вдруг прогремел гром, да такой сильный, какого мы и не слыхивали. Испугались, позакрывали все окна и двери. А Люды все нет и нет. Отец ее побежал на огород, а она лежит — молнией убило. Неделю назад схоронили. Так что ты уж там помолись о ней».
О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! (Рим. 11, 13) После этого события помысл оставить монастырь уже более не беспокоил послушника, ставшего впоследствии монахом.