Возвращение в родную обитель
В памятной книжке отца Антония записано: «9 февраля 1853 года, аз, недостойный игумен Антоний, сдал начальство свое в Малоярославецком Николаевском Черноостровском монастыре новому настоятелю отцу игумену Никодиму и, принеся во святом храме благодарственное молебствие ко Господу Богу о всех благодеяниях Его, на мне бывших, и о благополучном 13-летнем пребывании своем в оном и испрося у всей братии прощение, выехал из обители в час пополудни; а 12-го числа прибыл в богоспасаемую Оптину Пустынь, где отечески был принят. Господи, благослови сие вхождение мое во святую обитель сию, и даруй мне во оной конец благий, за молитвы святаго отца моего!» Возвращению старца способствовал Владыка Филарет Московский, искренно любивший и почитавший обоих братьев Путиловых, всегда с любовью принимавший их у себя, если они оказывались по делам в Москве.
Для отца Антония возвращение в родную обитель было большой радостью, он писал своему давнему духовному другу – архимандриту Геннадию, настоятелю Пафнутьев-Боровского монастыря: «Справедливо замечание ваше, батюшка, о моем теперешнем блаженном житье-бытье, ибо никакие прежние заботы ни о рапортах, ни о братии, ни о том, что ямы и что пием, не тяготят моей бедной души, и я как будто бы переродился! Душа моя находится в отрадном и мирном состоянии». Теперь он жил в Оптиной, на покое, рядом с дорогим братом, часто бывал в Предтеченском скиту, своем детище.
В августе 1856 года приехал в Оптину Пустынь настоятель Саровской пустыни игумен Исаия, родной брат отцов Моисея и Антония. О. Антоний виделся с ним в Москве лет пятнадцать тому назад, а о. Моисей тридцать восемь лет не видел брата, с которым некогда начинал в Сарове монашескую жизнь. 26 августа, в день коронации Государя Императора Александра II, три брата-монаха служили вместе литургию и молебен.
Молитвенник и утешитель
Наконец сбылось давнее внутреннее стремление отца Антония к молитвенной жизни, свободной от бремени начальствования и связанных с ним забот. В это время уже открылись многие его дарования — прозорливости, исцеления, духовной рассудительности. Но он свое служение нес прикровенно, никогда не стремился сам давать советы, только если к нему обращались. По воспоминаниям, он обладал еще и даром утешения, очень жалел человека, если видел, что он находится в скорби, и обязательно старался поддержать. Вот как вспоминает о нем отец Климент (Зедергольм): «Он не отчаивался ни в чьем исправлении, и умел воздвигать людей нерадивых и малодушных, и как бы кто ни упадал духом, всегда успевал беседами своими вдохнуть благонадежие. В советах же и наставлениях своих был крайне осторожен и указывал на слова святого Исаака Сирина, что надо с людьми обходиться как с больными и успокаивать их наиболее, а не обличать, ибо это больше их расстраивает, нежели приносит им пользы... Незаметно и нечувствительно привлекал отец Антоний всех к сознанию душевных своих немощей... Никогда он не старался насильно убедить кого-нибудь,— назидания свои предлагал не в виде заповеди, а более намеком или в виде дружелюбного совета. А если кто сделает возражение, то старец сейчас и замолчит».
В ответ старец пользовался общей любовью — и насельников обители, и посетителей, как свидетельствует его жизнеописание: «Отца Антония в Оптиной все любили, без исключения. Это, вероятно, потому, что он оказывал внимание каждому — от самого юного послушника до старшей братии. Он помнил День Ангела каждого из насельников обители, при встрече поздравлял его и призывал к себе, а в келлии делал небольшой ему подарок — книжку, иконку, чаю, сахару... К нему многие приходили с жалобами на какие-то неприятные для них обстоятельства, иногда связанные с настоятелем, с монастырской жизнью, он выслушивал и утешал таковых, и никогда не передавал ничего из сказанного ни настоятелю, ни кому бы то ни было. Это все знали и ценили. Отец Антоний оставлял все на Божью волю... Говорили, что даже один его вид вселял в души мир и успокоение».
Хотя отец Антоний всех направлял к старцам, многие обращались за советом и к нему, зная о его духовных дарованиях. Он мог разрешить проблемы и недоумения человека еще до того, как тот успеет изложить ему свои скорби. Один частый посетитель Оптиной рассказывал, что как-то впал в большое уныние — и вдруг получает письмо от старца Антония, где тот утешает его и советует почитать житие одного святого. Когда же он нашел это житие, обстоятельства, описанные там, в точности совпадали с теми, из-за которых он не находил себе места, что утешило и поддержало его, а вскоре и ситуация благополучно разрешилась. Был у старца Антония и дар видеть душу человека, скрытые грехи, который тот сам не осознавал или боялся признать.
Несмотря на тяжелую болезнь ног — они постоянно были покрыты глубокими язвами — подвижник не пропускал богослужений, выстаивая их от начала до конца, а потом еще принимал посетителей. Причем никто из них не мог догадаться, какие страдания переживает отец Антоний, поскольку он всегда имел жизнерадостный вид. Одна из его духовных чад вспоминала, что, прощаясь с ее семейством, батюшка, несмотря на боли в ногах, всегда выходил их проводить, всех одарит — кого книжкой, кого иконой, — каждому обязательно скажет ласковое слово, подбодрит. Старец еще и шутил по поводу своих болезней. Иван Васильевич Киреевский как-то сказал ему: «Вот, батюшка, на вас сбывается слово Писания, что „многи скорби праведным": какой тяжкий крест возложил на вас Господь!» – «То-то и есть, – возразил старец, – что праведным скорби, а у меня-то все раны, как и святой пророк Давид говорит: „Многи раны грешному"».
Отец Антоний продолжал много читать, постоянно пополнял библиотеку обители — его духовные чада, зная о любви старца к книге, присылали ему интересные издания. Старца интересовали самые разные области знания, во всем он видел проявление могущества Творца. Так однажды благодарит в письме за новые сведения из области астрономии: «Еще приношу вам благодарность мою за присланную выписочку о небесных планетах, т. е. о расстоянии их от Земли и о их величине. Например, расстояние солнца от Земли 144 миллиона верст, о чем до сих пор я вовсе не знал. ...я наиболее удивляюсь непостижимому умом человеческим пространству тверди небесной. Истинно дивен Бог, ибо небеса поведают славу Его, творение же руку Его возвещает твердь».
Как ни старался смиренный старец скрыть свои дарования, почитание его всё более распространялось. Уже после его кончины монастырский послушник, бывший духовным чадом отца Антония, рассказал: «8 ноября 1862 года, на память святого архистратига Михаила, перед самою утренею слышал я во сне неизвестно чей голос, говоривший мне: „Старец твой отец Антоний человек святой жизни и великий старец Божий". Вслед за тем раздался звонок будильщика, и потому все слова таинственного голоса ясно напечатлелись в моей памяти. Размышляя о слышанном, пошел я к утрене. Не доходя до корпуса, где жил старец и мимо которого надобно мне было идти, вижу: над молитвенною его келлиею, неизвестно откуда, явилось светлое, белое, огненное облако... тихо и медленно поднималось оно от самой крыши, шло кверху и скрылось в небесном пространстве воздуха. Явление это меня поразило; и потому, пришедши от утрени, я пожелал записать о сем себе для памяти. Объявить же о сем видении старцу не осмелился».
В 1863 году отцу Антонию пришлось пережить тяжелое событие — кончину любимого старшего брата. Вспоминают, что старец не мог говорить об этом без слез: «Он постоянно ощущал около себя его присутствие и близость,— писал отец Климент (Зедергольм). — Души их таинственно беседовали между собою и почти не проходило дня, чтобы почивший во сне не являлся отцу Антонию... Отец архимандрит и с того света духовно утешал и подкреплял брата и подавал ему свое решение в некоторых недоуменных случаях, касавшихся как его самого, так и других».
Кончина праведника
Кончина брата подорвала силы отца Антония, его обычное болезненное состояние ухудшилось. 9 марта 1865 года он был пострижен в схиму. С этой поры старец еще более уединился, чувствуя, что исход его из этой жизни уже недалек. Он прекратил прием мирских лиц, а братию стал принимать реже и на краткое время: «Видевшие его в это время никогда не забудут, как благолепен был вид старца, успокоившегося в безмолвном уединении от бесед, которыми давно тяготился. От всегдашнего пребывания в молитве и преизобилия духовного утешения, самое лице его просветлело и сияло высокою радостию».
Своей кончины старец ожидал с миром в душе и даже радостью, в эти дни он признался старцу Илариону: «Не искушение ли это со мною? Другие перед смертью имеют страхования и боязнь, а я — грешный человек, но страха не имею, нисколько не боюсь, напротив, ощущаю какую-то радость и спокойствие, и ожидаю исхода своего как великого праздника». В это время отец Антоний видел во сне покойного архимандрита Моисея, который укреплял его для перенесения предсмертных страданий.
За 17 дней до кончины отец Антоний соборовался и затем ежедневно причащался святых Христовых Таин. Часто просил он кропить себя святой богоявленской водой. «О как нужно это кропление! — восклицал он. — Какая в нем благодать Божия!» Когда его страдания становились сильнее, духовные чада читали молитвы из составленного им в 1863 году рукописного сборника, где была и молитва о тяжко болящем и умирающем духовном отце,— и ему становилось легче.
Скончался старец 7/20 августа 1865 года. Погребение было совершено 10 августа при огромном стечении народа. Оптинская братия и множество приехавших иноков и инокинь, а также мирян простились со старцем Антонием, смиренным мудрецом и великим подвижником духа. Старец Амвросий сказал: «За счастье мы должны счесть, что жили при таких великих старцах, каковы были отец архимандрит Моисей, брат его отец игумен Антоний и старец отец Макарий». Последнее место упокоения старец обрел рядом с любимым братом, в Казанском соборе.
Игумен Антоний (Бочков), получив известие о кончине старца Антония, писал в Оптину: «Отец Антоний был истинный сын матери нашей — Православной Церкви, строгий исполнитель всех ее заповедей и даже советов, глубокий знаток и хранитель ее уставов и преданий. Он всею жизнью доказал, что монашество возможно и в наше время, и что заповеди Христовы тяжки не суть... Отец Антоний был истинный бескровный мученик послушания. Повинуясь старшему брату — старцу и настоятелю — во всем, уничтожая себя и свою личность, будучи токмо исполнителем приказаний отца-брата, он однако же невольно блистал и сам собою Богом данными и усугубленными талантами».
Старцы Моисей и Антоний, будучи родными братьями, стали примером истинного духовного родства во Христе. Воглавляя один — обитель, а другой — монастырский скит, они положили начало старчеству, которое образовалось их попечением, но, главное, своей жизнью они дали образец отношений ученика и старца, мудрого руководства и смиренного послушания. Потому и могло при них укрепиться и расцвести старчество, что сами они понимали истинную глубину и высокий смысл этого древнего христианского установления.