Аудио-трансляция:  Казанский Введенский

Гос­подь дол­го­тер­пит. Он тог­да толь­ко прек­ра­ща­ет жизнь че­ло­ве­ка, ког­да ви­дит его го­то­вым к пе­ре­хо­ду в веч­ность или же ког­да не ви­дит ни­ка­кой на­деж­ды на его исп­рав­ле­ние.

преп. Амвросий

Дерз­ка и сме­ла от сме­ха,– стра­ха Божь­е­го, ста­ло быть, нет.

преп. Амвросий

Не тог­да мы по­чи­та­ем­ся сми­рен­ны­ми, ког­да толь­ко са­ми се­бя уни­чи­жа­ем, но ког­да, быв уни­чи­же­ны от дру­гих, без сму­ще­ния при­ем­лем, яко до­стой­ные то­го. Так же ду­шев­ное на­ше бесп­ло­дие не­воль­но долж­но нас низ­во­дить в глу­би­ну сми­ре­ния, и страс­ти, му­ча­ю­щие нас, та­кое ж про­из­во­дят действие.

преп. Макарий

А.Н. Муравьев в Оптиной Пустыни

В сентябре 1851 года Оптину Пустынь посетил известный духовный писатель, поэт, путешественник и церковный историк Андрей Николаевич Муравьев (1806-1874).

А.Н. Муравьев. Портрет работы П.З. Захарова.

Широкую известность ему принесла книга «Путешествие к Святым местам в 1830 году», которая была написана по итогам паломничества в 1829-30 гг. в Египет, Палестину и Иерусалим.

А.С. Пушкин писал: «С умилением и невольной завистью прочли мы книгу г-на Муравьева... Он посетил св. места, как верующий, как смиренный христианин, как простодушный крестоносец, жаждущий повергнуться во прах пред гробом Христа Спасителя».

В дальнейшем А.Н. Муравьев совершил много паломнических поездок по святым обителям России и открыл своим современникам сокровенный мир Православия, рассказав о святых обителях, познакомив читателей с историей Русской Церкви, с ее богослужением и ее святыми.

Оптину Пустынь Андрей Николаевич посетил в сентябре 1851 года накануне праздника в честь Рождества Пресвятой Богородицы.

«Приятным для взора представился мне первый вид на Оптину Пустынь, когда я подъезжал к ней по луговой дороге из Козельска; ее белые здания выходили из густого леса, в который она вся углубилась, как приличествует пристанищу безмолвия; скромная, но быстрая Жиздра отделяла ее с лицевой стороны от жилья человеческого, полагая природную черту между миром и отшельниками. Переплыв на монастырском пароме реку, я взошел в святые врата обители, и когда, подымаясь по уступам горного восхода до других внутренних ворот, я оглянулся, мне представилась противоположная сторона картины: весь город Козельск с его многочисленными храмами, в живописной дали».

Как и все паломники, поднявшись по монастырской лестнице, писатель посетил соборный храм в честь Введения Божией Матери, а затем поспешил в настоятельские покои, чтобы получить благословение о. Моисея. В настоятельских кельях писатель встретил и двух старцев – игумена Антония, в то время возглавлявшего Малоярославецкий Черноостровский монастырь, и иеромонаха Макария, скитоначальника.

Именно с этими маститыми старцами А.Н. Муравьев продолжил свой путь в Иоанно-Предтеченский скит Оптиной Пустыни.

«Мы вышли из ограды монастырской в лес, некогда дремучий и еще недавно густой, который за несколько лет пред сим прояснила страшная буря, сломив вековые деревья. В его чаще, менее нежели за полверсты от пустыни, основана были любителем безмолвия на кафедре епископской церкви другая, внутренняя, пустынь для уединенных подвижников и процветала, яко крин, по выражению библейскому. Старцы сетовали на опустошение их лесной ограды, а мне казалось, что как будто отъемлется древесная завеса от места их уединения, дабы проявлялся миру созревший уже плод духовного их подвига. У низкой деревянной ограды начальник скита позвонил в колокольчик, а игумен А<нтоний> сказал мне на лики преподобных пустынножителей, начертанные на святых вратах.
– Посмотрите, кто здесь приветствует входящих, – сказал он, – великие Антоний, Евфимий и Савва и наши преподобные основатели жития иноческого; с их благословения и молитвою взойдем внутрь ограды.

Взошли, и нас обвеяло ароматом цветов, которыми усажен весь скит по краям его перекрестных дорожек; высокие георгины в полном цвете обозначали их направление, и под ними смиренно благоухала притаившаяся резеда, подобие скромной добродетели иноческой. Пустынный скит представился мне цветущим садом, и не напрасно носил он на себе внешний образ Эдема, возвращая и внутренно райские плоды сердечной чистоты и послушания».

Посетили скитской храм во имя Иоанна Предтечи, скитское кладбище. Писатель старался узнать и о келейных занятиях иноков, об уставе скита.

«Правила Оптинского скита несколько отличны от других: там время расположено таким образом, чтобы в промежуток молитв было место и для занятий. И потому, собственно, в субботы только и в воскресенья положена полная церковная служба; в прочие дни читается в церкви неусыпно один лишь Псалтирь по усопшим, всеми поочередно, по два часа, а утреня, часы и вечерня с правилом совершаются по кельям, где сходятся на молитву два или три брата под наблюдением старшего; но за всеми строго надзирает сам отец М<акарий>, дабы совестливо исполнялось это правило, и для того часто и неожиданно посещает все кельи. Он непременно требует, сверх того, чтобы каждый был занят каким-либо рукоделием, как для избежания праздности, так и для пользы общественной, и дабы укреплялись движением телесные силы; почти в каждой келье заведены токарные станки, и братия весьма охотно занимаются некоторыми полевыми работами, как-то: уборкою сена на лугах монастырских или садоводством, от чего вся внутренность их скита приятно обратилась в один ароматный цветник».

Для высокого гостя было сделано исключение – по благословению настоятеля о. Моисея в праздник Рождества Пресвятой Богородицы в скиту была отслужена ранняя литургия.

В Летописи скита была сделана следующая запись: 7 сентября «по случаю праздника Рождества Богоматери скитяне должны быть при службе Божией в обители, и в скиту не предполагали Литургии, но во уважение желания г. Муравьева назначена была Литургия, которую он слушал с христианским вниманием, после Литургии посетил келью скитоначальника и беседовал много о благочестивых обычаях».

Сам Муравьев описал службу следующим образом: «в церкви не было никого, кроме скитской братии; не более пяти голосов пели стройно и тихо; священнослужители проникнуты были глубоким вниманием к страшному действию, совершаемому ими, и чувство их благоговения невольно проникало в душу предстоявших».

После богослужения писатель беседовал с о. Антонием и Макарием: «После обедни мы зашли опять в келью начальника и провели с час времени до поздней литургии в приятной беседе. Оба старца любопытствовали слышать о Востоке, а наипаче о Святой горе и лаврах Палестинских, по образу коих устрояли собственный чин. Мне же приятно было видеть пред собою в лицах то, о чем рассказывал: подвижничество первых времен христианства, перенесенное на родную нашу почву, где дало столь обильные цвет и плод».

После поздней литургии писатель трапезовал в монастыре вместе с братией, а затем встретился с отцом настоятелем. Андрей Николаевич, вместо одного намеченного дня, остался в обители на несколько дней.

Прпп. старцы Антоний, Моисей и Макарий Оптинские.

«На прощанье все три старца пожелали проводить меня за реку, до крайней грани своих владений; она недалеко: малый ручей, журчащий под мельницею, ее обозначает. Когда отцы Моисей, Антоний и Макарий переплывали со мною на пароме через скромную Жиздру. Все трое напоминавшие не одними лишь именами, но и образом их жизни, пустынных отцов древнего Египта, – мне, недостойному посетителю стольких священных мест страждущего Востока. Мне казалось, что я перевожусь вместе с ними через бледные воды пустыннолюбивого Нила, на берегах которого столько обильно некогда процветало иночество».

Писатель отмечает, что старцы подарили ему издания Оптиной Пустыни. А он, в свою, очередь «обещал им описание некоторых странствий, чтобы не забывали о путнике…»

И это обещание писатель вскоре исполнил. В начале следующего, 1852 года, в Санкт-Петербурге была издана книга «Святые горы и Оптина Пустынь», в которую вошел очерк об обители.

Эта книга явилась одной из первых, благодаря которой с обителью познакомились многие верующие. Профессор Московской духовной академии П.С. Казанский впоследствии писал: «Главное достоинство и заслуга А.Н. Муравьева как духовного писателя заключается не столько в достоинстве самих сочинений, сколько в том влиянии, какое имели эти сочинения на русское общество. <…> Он заставил высшее общество читать книги духовного содержания, писанные по-русски. Он познакомил это общество с учением Православной Церкви…»

После посещения Оптиной Пустыни продолжалось и письменное общение писателя со старцами. Из Оптиной Андрей Николаевич получал новые издания обители, о которых в письме к прп. Моисею замечал: «Хорошо подвизается пустынь ваша в издании душеспасительных книг и оставит по себе благую память в иноческом мире».

Навсегда осталась скромная обитель с ее духоносными старцами и смиренными и молитвеннными иноками и в памяти А.Н. Муравьева: «Есть места, которые сами по себе не ознаменованы ни особенною красотою природы, ни воспоминаниями историческими или другим чем-либо могущим поразить воображение с первого взгляда. Но которые оставляют в сердце глубокое впечатление. Потому что оно приникает постепенно и уже более не может изгладиться – Такова Оптина Пустынь…»