Несколько штрихов к портрету почившего в скиту игумена Илариона (Ермолаева)

Сестра М. (из мастерской фрески)

— Вы помните, как состоялось ваше знакомство с о. Иларионом?

— Да, конечно. Это было в 1992 году. Я его в монастыре видела, но мы не общались. А первая встреча личная — это когда мне надо было добраться из Москвы в Оптину, а в автобусе не было мест. А у меня и выхода не было: в Москве негде было остановиться… Я тогда знала, что с Подворья автобус ходит; приехала, подхожу к водителю, а он категорически против: нет мест. Я стою и чуть не плачу. Москва большая, а я человек провинциальный, и идти мне некуда. И вдруг из автобуса тянется рука, и меня зовут: «иди сюда, иди сюда». Из автобуса выглядывает Дима (будущий о. Иларион) и хватает меня за рукав. А я в таких делах человек нерешительный, законопослушный; а он: «иди сюда», и затаскивает в автобус.

— Так он вас знал?

— Нет, ну он видел меня в монастыре, видел, что я хожу, но мы не общались. Так он меня и вытянул, затащил в автобус и посадил на свое место. Водитель ни слова ему не сказал. В результате всю дорогу, 4–5 часов, он стоял. Я пыталась уступить ему место, а он: «нет, нет я привык». И это было первое знакомство.

Сестра А.

— Меня в 2001 году привела к нему моя подруга, которая была у него в мастерской на Беларусской. Она заочно меня разрекламировала, и он пригласил нас в Оптину. Я приехала, а подруга описала его и сказала, что у него лицо «блинчиком». Ну вот я сижу с еще одной подругой и смотрю на всех, кто проходит, и тут идет о. Иларион — никакого «блинчика» в его лице я не увидела. Лицо просто круглое… Он нас очень радушно встретил, сразу повел в мастерскую, и оттуда началось наше знакомство с Оптиной. Сразу сказал — «давайте исповедоваться», выдал нам книжки, и мы неделю готовились, а потом исповедовались. Шли после исповеди на Мехзавод и конечно делились впечатлениями — «он мне то сказал, а мне это».

— Что у отца Илариона было такого в характере, что отличало его среди братии?

Сестра М.

— Характерно то, что он ЛЮБИЛ и был очень терпелив. Он был терпеливым ко всем — терпел людей любых — в большом количестве и любого качества! Это его отличало. К нему приезжало огромное количество народа, и он до 2 часов ночи сидел в мастерской. Со временем о. Иларион всех друзей своих привлек, они к нему прилепились. Причем приезжали и очень простые люди и бомжеватые — он их выслушивал, и они уходили от него утешенными. Не было заметно в нем никакой нетерпимости. Он любил повторять: «к себе — построже, к другим поснисходительней».

Любимая книга о. Илариона — старец Силуан. Он ездил к о. Софронию в Англию и книгу эту любил раздавать. Он говорил, что ему нужно было увидеть Христа, искал такого человека, и нашел его в о. Софронии. Отца Илариона поразила любовь о. Софрония, и тот стал для него примером…

Отцу Илариону Господь так много дал, особенно, когда он первые годы исповедовал. Такая благодать у него была! Когда читал разрешительную молитву, так любил этого человека, что сначала перекрестит его, а потом целует в голову через епитрахиль. Многих так целовал. Любовь у него — это лавина какая-то была!

Инок Харитон (2 года был келейником иг. Илариона во время его болезни).

— Он все понимал. Мне иногда казалось, что он юродствует. Помню мы читали прп. Иоанна Кассиана, и там было сказано, что монахи, ложась спать, никогда не снимали пояса. И вот он услышал это, и потом два года, как ложился спать, никогда не снимал ремень. Он был очень открыт, никогда не уставал от людей. Я не слышал от него: я устал, давай переменим тему. Он отдавал человеку всего себя. Он был воздержным, всё терпел: жару, холод, иногда бывал мокрый от жары и никогда не просил, чтобы его переодели. Однажды по немощи я ему сказал: «батюшка у вас вот такой недостаток». А он начал оправдываться. А я ему говорю: батюшка помните мы читали Иоанна Кассиана? Там написано, что если кто оправдывается, у того действительно этот грех. Все как отрубило — никогда больше не оправдывался! Понимаете, вот больной человек, а все понимал, что-то сверхъестественное в нем было — ни разу я не видел, чтобы он обиделся. Даже вот сорвался я, что-то сказал ему не так, но он никогда не помнил зла. Всегда у нас оставались с ним добрые, теплые отношения.

Главный инженер монастыря.

— Владимир Иванович, каким запомнился о. Иларион?

— Я его помню еще послушником Димитрием. Всегда был спокойным, уравновешенным, вдумчивым, даже незаметным. Нигде такого не было, чтобы с ним происходили какие-то истории. Росписью Казанского он руководил, 23 года с ним вместе поработали. Всегда спокойно придет, скажет: такие-то работы надо Владимир Иванович выполнить… много потрудился. Вот и похоронили его недалеко от Казанского. Вечная ему память!

Иконописец, игумен Ф.

— Отец Иларион родился в 1955 году на старца Нектария, и это было предуказанием его избрания в Оптину Пустынь. В монастыре он примерно 25 лет прожил, приезжал сначала в мастерскую отца Ипатия, учился у него иконописи. Время тогда было другое, требовалось много икон, требовалось незамедлительно расписывать храмы. Ведь тогда было не только возрождение монастыря, но и возрождение иконописи. И вот отец Иларион очень много приложил усилий, чтобы все было канонично, не было никакого модерна в иконописях и фресках. Он окончил Суриковский институт, был монументалистом и очень хорошо чувствовал интерьеры, пространство. По своим профессиональным качеством он был настоящим лидером, организатором, неравнодушным и деятельным человеком. Оптина, может, не дала ему такого простора для реализации таланта, но потенциал у него был замечательный. Отец Иоанн Крестьянкин, когда о. Иларион к нему приехал, раскинул во все стороны руки, и пока о. Иларион к нему шел, то постепенно руки сводил, так что когда о. Иларион к нему подошел, пространства между руками осталось совсем чуть-чуть. «Вот столько намечено, а успеешь вот столько!» — сказал ему старец.

В Оптину в то время съезжалось большое количество людей, и о. Иларион всех принимал. Он умел все конфликты сгладить, благодаря своему мирному духу. Я помню, как он хотел написать двух четырехметровых архангелов при входе в Казанский. Там есть два таких столпа, на одном из них сейчас Державная икона расположена. А я тогда очень критиковал этот вариант и говорил: да что это такое, это никуда не годится, это гигантомания какая-то! Я был молодой, напористый, но интересно как о. Иларион на мои слова прореагировал. Он спокойно так сказал: «Хорошо, так и запишем — ГИ-ГАН-ТО-МА-НИЯ!» И вроде бы небольшая шутка, но она сразу сняла все напряжение…

Ему от природы было дано очень многое. У него была любвеобильность, хлебосольность еще с мира, но он их умножил в монастыре в духовном направлении. В 1999 его постригли, сразу рукоположили, и так все быстро произошло — вчера был еще Дима Ермолаев, а тут уже — духовник и причем популярный духовник!

— Отец Иларион отдавал себя чадам, и многие замечали, что он стал гораздо меньше писать иконы, фреску. Видел ли он, что терпит ущерб как иконописец, осознанно ли он выбрал духовническую стезю?

— Отец Иларион для себя выбрал однозначно — духовничество. Это его осознанный девиз — всего себя отдать чадам, отдать людям. Девиз, который он воплотил в жизни. Его спрашивали, как же вы батюшка пишете теперь гораздо меньше, все время уделяете исповеди? И он отвечал: Да, но это совершенно несравнимо, писать иконы и исповедовать, заниматься людьми, служить литургию — это совершенно другой уровень, вещи совершенно несравнимые. Он перешел от меньшего к большему… И при этом обладая незаурядными организаторскими способностями, он не оставил своего послушания. Он продолжал организовывать иконописный процесс, он продумывал систему росписи. Бывало, поручал мне идеологическую канву, а сам на себя брал декоративную сторону — сколько ярусов, прориси, любил все рассчитать, разметить. Он являлся центром иконописного дела в Оптиной. Это не просто слова, он, на самом деле, являлся душой всего дела. Если бы не было о. Илариона, то на меня и других иконописцев лег бы такой круг вопросов, которого мы просто не касались. Мы взяли себе стеночку и расписали, а он на себе тащил всю эту организационную махину — краски купить, доски левкасить, людей разместить, накормить, поговорить с ними. А мы этого избегали… На его похороны ведь прилетели люди из Италии, из Франции прилетело два человека, он действительно стал духовником… у меня образ такой нашелся — он был как большое гнездо любви. Там все в этом гнезде помещались — иконописцы, художники; много было людей состоятельных, они деньги давали, оплачивали иконостасы, какие-то хоросы, иконы... Благодаря своем незлобивому и мирному характеру, он людей притягивал, они оживали при нем, и, хотя связь с ним за годы его болезни у многих людей прервалась, но на похороны все равно многие приехали, помня каким он был раньше…

Скитоначальник, игумен Т.

— Отец Иларион отличался от других иеромонахов, священников Оптиной Пустыни?

— Любой иеромонах, любой священник, принявший сан, он все равно в своей новой священнической жизни продолжает то движение сердечное, которое у него было до монастыря. Неправильно сказать, что человек отрезает абсолютно все. о. Иларион всегда воспринимался мною как человек, который до монастыря был очень общительным. Он был художником, и это предполагало, что у него было много творческих встреч, знакомств, и вот эта черта его характера никуда не ушла. Многие святые отцы говорят, это и не нужно, чтобы твои какие-то личностные качества ушли совсем. Они, конечно, у о. Илариона остались, и это позволило ему окормлять многих людей. Понятное дело, что жизнь, которой человек жил до монастыря, она всегда с оттенками страстности, греховности, но если человек был погружен в общение с людьми, был человеком востребованным, разносторонним, это очень помогает ему, когда он становится священником. о. Иларион знал людские страсти, внутреннюю борьбу людей, которые к нему приезжали — а это были художники, актеры, творческие люди, наполненные всевозможными идеями и стремлениями. И в то же время эти были люди мечущиеся, страстные, в них черное перемешано с белым. И вот отцу Илариону было легче с ними, чем кому-то другому, он понимал их, ведь и сам был человеком творческим, из той же среды.

— Когда отец Иларион уже болел, как вы с ним общались в скиту? Понимал ли он вас?

— Он все понимал, но сказать ему было трудно. Так бывает при инсульте. Если подбирать выражения — то он был словно замурован — очень похоже, все понимал, но не мог выразить. До конца он понимал юмор, это было заметно по его мимике, глазам… он даже шутил, я сам видел и свидетельствую, что он многие вещи понимал и соглашался. Видно было, что глаза у него не безумного человека, в них осталась доброта и между прочим, когда задавали ему вопросы, он начинал говорить, но конечно не всегда можно было его понять. Есть много свидетельств от людей, которые уже привыкли к тому, что он молчит и вдруг неожиданно он говорил им какие-то значимые фразы и даже целые предложения! В фильме, кстати, об этом есть. И отец Агапит об этом говорит, что не мы его назидали, а он нас назидал своим пребыванием среди нас. И когда он попал к нам в скит, у меня ни секунды не было чувства, что это какая-то обуза для нас, я всегда воспринимал его как благословение.

(подробнее о жизни о. Илариона в скиту см. в фильме Оптиной Пустыни «Молчание»)

Послушник Владимир, последний келейник о. Илариона.

— Ты не знал о. Илариона до болезни, познакомился только когда он уже был болен. Каким он был в этот последний год его жизни?

— Я не могу красноречиво говорить, могу лишь повторить то, что говорили все. Благодать, которая была у него, ее было хорошо заметно. Вот мы с батюшкой идем, он без креста, но многие люди к нему подходят под благословение. Я сначала думал, что они знали его раньше, но потом убедился, что это обычные люди, которых привлекала к нему благодать. И я обращал внимание, что батюшка, если человек к нему подходит, если он даже шел чем-то озабоченный, неспокойный, то, как только человек к нему подходил, он сразу в лице менялся и располагался к этому человеку.

Помню, мы с одним чадом о. Илариона пошли в летнюю трапезную, а потом он ушел, а мы с батюшкой остались и что-то там ели. А рядом паломники сидели, я спиной к ним сидел, не видел этого. Они подошли и говорят: вы знаете такой батюшка красивый, как солнышко светится, мы его не знаем, но можно мы ему что-нибудь купим, мы ни разу такого светлого батюшку не видели. Я им говорю, не надо… это те люди, которые вообще его не знали. Я им сказал, что батюшка болеет, фильм есть о нем, «Молчание» называется… Такое вот впечатление батюшка на всех производил.

— Он переживал о своей болезни? Как вы общались?

— Он все понимал. Но чаще всего выражал себя какими-то действиями. Однажды я на него за что-то обиделся и сказал ему: «Все батюшка, я с вами не буду гулять». Иду, молчу, ничего ему не говорю. Он подошел, обнял меня, да что ты, что ты. И я сразу растаял — «это вы меня батюшка простите!» И мы сразу же помирились, и видно было, что он сильно переживает. Мы дошли тогда до поклонного креста, я сделал перед крестом три поклона, оборачиваюсь, а батюшка плачет… вот такой эпизод был.

— Расскажи о последнем дне его жизни. Я слышал, что он вечером был в монастыре?

— Мы на свечной склад заходили, посидели с батюшкой, чая попили. Потом около 9 часов он неожиданно заторопился, и мы вернулись в скит. Батюшка обычно перед тем как лечь спать, ходил по келлии. А потом я его укладывал. И я ему в этот день тоже говорю: ложитесь. Он весь вечер был спокойным и радостным. И когда я батюшку уложил и отходил от его кровати, то он мои руки стал удерживать. Я его успокаиваю, говорю ему «все нормально», погладил его по голове, лег к себе на кровать и стал книгу читать. Потом он встал, ко мне подошел, меня по голове погладил, вернулся и снова лег. И вот примерно через пять минут я услышал, как он захрапел. А он никогда так громко не храпел! Я думаю, как это он так лег, думаю, пойду поправлю. И когда подошел… и это все в течение двух-трех минут произошло. Посмотрел на него и понял — что-то не то. Стал внимание обращать на его дыхание и понял, что его нет. Растерялся, не знал, что делать, сообщил отцу Т., отцу Л. позвонил. Это все было примерно без пятнадцати двенадцать. И мы здесь все собрались в келлии, и у батюшки руки еще были теплые…

Фотоальбом «Отпевание и погребение игумена Илариона (Ермолаева)»