Монашество берет свое начало в ангельском мире
Три века гонений заканчиваются блестящей победой христианства над язычеством. Героический период сменяется «временами благоденствия и мирного жития». Религия становится уже достоянием масс, но вместе с этим неизбежно и фатально снижается высокий уровень первого христианства.
Новая эпоха потребовала и нового способа «стяжания небесных венцов».
Чтобы отречься от мира, надо теперь уйти от него, чтобы достигнуть безстрастия - необходимо пройти долгий путь «внутреннего делания». Мученический подвиг сменяется добровольным мученичеством: самоотречением и аскезой, жизнью в пустыне среди труда и лишений.
Начинается великий исход в пустыню. Зарождается эпоха монашества, которое не напрасно именуется «ангельским образом». - «Свет монахов суть ангелы, а свет для всех человеков - монашеское житие». В этих кратких словах Иоанна Лествичника заключается ареопагитовская мысль о единстве и иерархичности мира видимого и невидимого...
... процесс Божественной мировой жизни протекает постепенно в рамках строгой иерархичности. Богоначального первичного света приобщаются прежде всего высшие ангельские чиноначалия и сообщают его по иерархической нисходящей постепенности нижестоящим ангельским чинам. Они являются как бы зеркалами, отражающими этот Свет. Это - «вторичные светы».
После ангелов этого светолития удостаиваются наиболее духовно-чуткие, одаренные люди. Таким образом, составляется «золотая цепь», которая, как говорит Симеон Новый Богослов, «утверждается в Боге, будучи неудоборазрываемой". По словам св. Максима Исповедника, «твари причащаются Божественного блаженства соответственно своей восприимчивости», больше или меньше согласно с достоинством воспринимающих. Таким образом, ангельский мир есть посредствующий между Богом и человечеством.
На земле иночество продолжает «золотую цепь», соединяющую с миром ангельским на небесах и изливает миру земному, тленному и падшему, это сияние святости, любви и мудрости. Иночество должно быть преисполнено этим светом и преломлять его в делах чистоты, милосердия и боговедения: продолжать на земле и довершать ангельское служение, стать «служебными духами» для тех, которые имеют наследовать спасение, для томящегося во грехах и неверии человечества.
Уподобляться ангелам-духам монашество может только духом, а не телом, только «частицей Божества» в себе, по слову Григория Богослова, т. е. своим ипостасным началом. Оно должно, как и все разумное, духовно-одаренное человечество, раскрывать в себе заложенную в нем потенциально божественную стихию, развивать свое духовное дарование, совершенствоваться и приближаться к Божественному Первоисточнику жизни ...
То «милующее сердце», о котором так глубоко и трогательно говорит авва Исаак Сирианин, содрогающееся печалью и состраданием о всякой душе и всякой твари, и даже о врагах истины, т. е. демонах, обращается к миру в подвиге духовничества и старчества. От древних подвижников Востока эта линия тянется к Паисию Величковскому и нашим знаменитым Оптинским Старцам. «Оптина - один из прекраснейших цветков иноческого вертограда, один из лучезарных светочей православного мира и его ангелоподобного собора монашествующих. Исповедь, руководство жизнью, совет самого, казалось бы, прозаического повседневного содержания приближают иноков к их назначению быть ангелами хранителями мира».
Подобно тому, как кристаллическое вещество, находясь в расплавленном состоянии, не имеет определенных форм, но все в нем в движении, и только охлаждаясь постепенно, оно принимает определенные четкие формы кристалла, так и в Церкви - ее быт, догматы, каноны, ее институты - все вначале не имеет явно выраженных форм, но впоследствии они выльются из духовной сущности Церкви по законам истины, заключенной в недрах ее.
Итак, пока еще состояние Церкви находится как бы в расплавленном состоянии и она пронизана вся целиком светом и теплотою Духа Святаго, в то время всякое проявление жизни в ней по сущности своей не может быть неистинным, оно все в Духе Святом и по действию Духа Святаго.
Когда же Церковь расширяется и вбирает в себя элементы, находящиеся на первичной стадии духовного развития, не изжившие еще в себе «ветхого человека», тогда, благодаря этому прившедшему новому элементу, уклонения «одесную и ошуюю» становятся неизбежными. Но Церковь чувствует ложность их. Эти уклонения вынуждают Церковь ясно выразить исконную истину, оформить ее, символизировать и поставить точные грани.
Так происходит кристаллизация форм и установление Церкви, так совершается энтелехийное ее становление.
Подтверждение этой мысли мы находим в Евангелии: Спаситель сравнивает Царство Небесное с «зерном горушным», «которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастает, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его» (Мф. 13, 32).
Зерно всякого растения уже в потенции заключает в себе все растение, и рост его не есть привнесение чего-либо нового, ему не свойственного: так, например, из желудя всегда вырастает только дуб. Подобно этому и христианство с самого своего возникновения имеет в себе все свои составные элементы, и история христианства есть развитие этих элементов.
Так и монашество, и старчество, хотя бы в зачаточном состоянии должны были существовать с самого начала христианства. Пустынники основоположником своим считают Иоанна Крестителя. Иннокентий, ученик Нила Сорского, пишет в завещании: «Если Бог благословит быть Церкви в пустыне нашей, то пусть устроят ее во имя великого Иоанна Предтечи на празднование третьего обретения честныя главы его, сей бо есть великий наставник всем инокам пустынножителям». (По этой причине и главная церковь Оптинского скита посвящена этому святому.)
Цель пустынножителей - стяжание непрестанной молитвы. Св. Григорий Палама (+ 1360 г.) возводит делание непрестанной молитвы на недосягаемую высоту, указывая на Пречистую Деву Марию, как первую, воспринявшую на себя образ постоянной молитвы. Он говорит, что Пресвятая Дева Богородица, пребывая во Святая Святых и внимая Священному Писанию, исполнилась сожаления к погибшему чрез преслушание человеческому роду и стала отыскивать лучший способ беседы с Богом, чтобы получить через него дерзновение и ходатайством Своим снова привлечь к нам Божию милость. Ища же, что нужнее всего молитвенникам, и чем приходит молитва, Пресвятая Дева нашла это в. священном безмолвии: безмолвие ума, далекость мира, забвение всего дольняго и восхождение через это к Боговидению. Ибо пребыванием в безмолвии отпадает от внутреннего человека все земное, низкое, человеческое. Мы отрешаемся и отходим от дольняго и восходим к Богу. Пребывающие в молитве и молениях день и ночь в полном безмолвии, тем самым очищают свое серце, соединяются неизреченно с Богом и, как в зеркале, видят Его в себе.
Потому и Пречистая Дева Мария, отрекшись всего житейского и переселившись от людей, отказавшись от всякого общения и любви ко всему земному, избрала жизнь никому невидимую и необщительную, пребывая в храме. Здесь собрала Она весь ум в одно пребывание с Богом, внимание и непрестанную молитву, и с ее помощью стала превыше всего мирского мятежа и помышлений. Она совершила новый, неизреченный путь на небо, который есть мысленное молчание. Возносясь выше всех созданий и тварей, Пресвятая Дева гораздо лучше, чем Моисей, созерцала славу Божию и, причастившись божественной благодати, не подлежащей слову и паче ума, стала светлым облаком живой воды, зарею мысленного дня и огнеобразною колесницею Слова.
Из книги И.М. Концевича «СТЯЖАНИЕ ДУХА СВЯТАГО В ПУТЯХ ДРЕВНЕЙ РУСИ»