В последний путь…
В день празднования Иверской иконы Божией Матери к нам пришло печальное известие, что на 74 году своей подвижнической жизни отошла из этого бренного мира душа всем известного и любимого иеродиакона Илиодора. Ровно 31 год отец Илиодор нес свой иноческий подвиг в Оптиной пустыни. Вот, что мы знаем с его слов о том, как он пришел в эту славную обитель:
«Когда я только выбрал монашеский путь, я поступил в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, нес почти в течение четырех лет – с 1985 по 1989 годы – послушания у отца Кирилла (Павлова). Думал, что так и останусь в Лавре, но батюшка Кирилл сказал:
– Ты подожди…
Наступает 1989 год, и он благословляет меня в Оптину пустынь. Вызывает к себе и говорит:
– Георгий (так меня звали до пострига), тебе завтра уже надо ехать в Оптину.
Я даже растерялся:
– В какую Оптину?!
А батюшка мне:
– Это – монастырь Оптина пустынь, открывается в Калужской области под городом Козельском.
«Что за Козельск? – думаю я. – Козел там, что ли, какой или козы живут? Ни разу не слыхал!»
Говорю:
– Батюшка! Господь с вами! Какой Козельск?! Куда я поеду? Никуда я не поеду!
А отец Кирилл улыбается:
– Ты поезжай, поезжай! Там – монастырь… А почему ты не хочешь?
– Прежде всего, потому, что там не будет вас!
А старец Кирилл отвечает:
– Там будет отец Илий!
Я тогда еще грешным делом подумал: «Ну, какой такой Илья может сравниться со старцем Кириллом?»
Батюшка Кирилл стал моим первым духовником. Так я тогда и сказал отцу Кириллу. А он в ответ опять улыбается:
– Нет-нет, ты поезжай!
Я перед ним на колени упал:
– Батюшка! Хотите – выгоняйте меня, но я туда не поеду!
Смотрю, он замолчал, опустил голову. Рассердился даже. После паузы говорит:
– Так, ну ладно, раз ты меня не слушаешь, иди к преподобному Сергию в Троицкий Собор! И спроси у Преподобного, что он тебе скажет…
Я усомнился: «Ну, как это я у раки благословлюсь? Что, мощи преподобного мне что-то скажут, что ли?»
Вслух говорю:
– Батюшка, да вы что?..
А он мне:
– Все! Иди!
Встал и вышел.
Разговор наш происходил внизу, в посылочной, где обычно старец принимал народ. А он поднялся к себе в келью на втором этаже. Я опешил, стою весь бледный, ноги трясутся… Не знаю, что и делать. Но пошел к преподобному, раз батюшка благословил.
Иду, а у самого слезы в три ручья, рыдаю, думаю: «Ой, вот это попал! Как с батюшкой-то Кириллом расстаться?! Четыре года у него окормлялся, а теперь иди в какую-то Оптину, в Козельск какой-то, к какому-то Илье!» Доплелся с этими мыслями к преподобному Сергию. А это был день, когда там читался акафист Божией Матери. Пятница или воскресенье – сейчас не вспомню.
В общем, собрался народ и величает Богородицу. Я боком протиснулся сквозь толпу к раке с мощами преподобного, рухнул на колени, уперся головой в раку и плачу навзрыд, думая: «Что делать?!.. Как быть?!» Вот так и повторял. Но ничего в голову не приходило, кроме: «Козельск! Оптина!» Я ведь впервые эти названия от старца Кирилла и услышал. Но что это за Оптина?..
Пока минут 30 читался акафист, я все плакал, стоя на коленях на полу. Но вот акафист закончился, люди начали прикладываться к иконе и потихоньку расходиться. Скоро должны были прийти уборщицы, и меня тоже попросили бы выйти из храма. А я так ничего и не понял. Батюшка-то вразумлял: «Преподобный тебе все скажет!» Опять я заплакал, направил последние силы к молитве и спрашиваю: «Господи! Ну что мне делать-то?.. Преподобный, что делать мне?!»
Вдруг толпа шарахается в сторону, и я слышу голос:
– Иди в Оптину!
Думаю: «Ничего себе! Галлюцинации, что ль?» Ведь кроме меня никто не мог знать о моем деле. Я на коленях, люди в храме, чей же это мог быть возглас? Надо, думаю, еще послушать… Опять я заплакал. Проходит еще минут пять или десять, и вдруг снова слышу:
– Иди в Оптину!
Уже громче, настойчивее. Я аж, подпрыгнул на месте, а слезы высохли. Это не галлюцинация, а чей-то окрик. Поднимаюсь с колен и вижу такую картину: один блаженный перелез на солею, а монахи схватили его и выпроваживают. Выталкивают его, а я вытянулся во весь рост и понял, что слова-то эти от него исходили. Я к нему:
– Чего? Чего?
Про Оптину-то мне только батюшка Кирилл один и говорил. А он мне в ответ:
– Я тебе сказал: иди в Оптину!
Но тут его уже утащили.
Я встал, как вкопанный, думаю: «Ну ладно!» И поплелся назад, к отцу Кириллу, а он меня спрашивает:
– Ну, что тебе сказал преподобный?
И улыбается, слегка прищурившись.
Я отвечаю:
– Ну что? Сказал: «Иди в Оптину!» Блаженный там один был…
А отец Кирилл мне:
– Ну ладно, пошли!
И мы отправились в келью, где отец Кирилл читал нам по вечерам.
Так я и оказался в Оптиной».
Так богомудрые и духоносные старцы о. Кирилл и о. Илий, подобно древним оптинским старцам, как Лев и Макарий, передали «из полы в полу» этого, если можно так выразиться, духовного «внука» старца Амвросия.
Духовный пыл этого «неотмирного» человека, тогда еще начинающего послушника, как к кадилу – уголь, необходим был для возрождающейся Оптинской обители.
Все «низкие» работы: мойка посуды, уборка корпусов, участие в строительных работах, и прочее, прочее, прочее.… В лице отца Илиодора нашли своего исполнителя.
Затем, постриг в иночество – увеличил его молитвенную ревность, а рукоположение в иеродиакона подарило Оптиной пустыни на многие лета нового «Романа Сладкопевца». Его великолепный голос, музыкальный талант, а, главное, ангельское поистине рачение к служению Божественной литургии стало для богослужения Оптиной пустыни боголепным украшением.
Искренняя и сыновняя преданность духовнику Оптиной пустыни старцу Илию понуждала отца Илиодора всюду сопутствовать и помогать старцу. Непрестанное общение с ним и частое сослужение с отцом Илием сделали так, что отец Илиодор перенял и, в конечном счете, отобразил в себе самые лучшие черты этого богомудрого старца. Конечно, это любовь и молитва с большой буквы. А именно, беспрестанные молитвенные бдения, милость к нищим, Авраамская добродетель гостеприимства и чадолюбие, да, и вообще забота о всяком человеке, встречающемся ему на пути. Все те, кто оказывался «в объятиях отчих» отца Илиодора, обретали необыкновенное утешение и облегчение в своих скорбях. Ежели, попытаться перечислить все его добродеяния, то это будет подобно тому, что пытаться переплыть море без ладьи.
Всем известно, что почитание отцом Илиодором Божией Матери и воспевание гимна «Агни Парфене» было его самым любимым молитвенным деланием. Поэтому неудивительно, что и день преставления его случился на почитаемую и любимую им икону Иверской Божией Матери, а погребение его взяла под Свой Омофор Сама Оптинская Предстательница «Спорительница Хлебов», и, конечно же, уже не удивительно, что и сороковой день почившего отца Илиодора приходится на самый главный престольный праздник обители – «Введение во храм Пресвятой Богородицы».
И мы все верим, что отец Илиодор, хотя и разлучился с нами телом, но духом своим предстоит у Престола Божией Матери, и со своим неугасающим кадилом воспевает сладкую песнь: «Радуйся, Невеста неневестная»…
* * *
Как крылья сложил старец мудрый:
Двойной орарь, кадило и псалтырь,
И подвиг престарелый, многотрудный,
И мантию, протертую до дыр.
Ушел, как улетают птицы,
В заморские и теплые края,
В молитвенно-псаломской колеснице,
Достиг он светлых врат Рая.
Осенняя листва на плитах у могилы,
Кадила сладкий дым, молитвы лития,
Илиодор поет на Небе свои гимны:
«Агни Парфене, Матерь Божия…»