Аудио-трансляция: Казанский Введенский

Кто всем серд­цем об­ра­ща­ет­ся к Бо­гу и час­то Ему мо­лит­ся, тот из­бе­га­ет мно­гих скор­бей, а уж ес­ли мы не хо­тим тру­дов воль­ных, то долж­ны тер­петь скор­би не­воль­ные, что­бы не отс­тать от свя­тых. Ска­за­но: нич­то­же сквер­но не вни­дет в Царство Не­бес­ное: зна­чит, име­ю­ще­му вой­ти в сие Царство не­п­ре­мен­но нуж­но по­то­мить­ся.

прп. Анатолий

Бо­гом, спа­са­ю­щим нас, уст­ро­е­но так, что ни­кто не обой­дет­ся без скор­бей, по­то­му что Гос­по­ду всех хо­чет­ся спас­ти, а без скор­бей спас­ти­ся не­воз­мож­но. В скор­бях сок­ро­ве­на есть ми­лость Бо­жия! Так учат свя­тые от­цы. Тер­пи, и спа­сешь­ся.

прп. Анатолий

Ос­ко­рб­ле­ния по не­об­хо­ди­мос­ти долж­но по­тер­петь, ибо за гре­хи что-ни­будь долж­но тер­петь, ес­ли не здесь, то в бу­ду­щей жиз­ни. Толь­ко в бу­ду­щей-то жиз­ни скор­би очень ужас­ны. От них да из­ба­вит нас Гос­подь Сво­ею бла­го­да­тию и че­ло­ве­ко­лю­би­ем.

прп. Иосиф

Совместима ли духовная радость с «гражданским» браком

Из переписки К. Н. Леонтьева и С. Ф. Шарапова:

« …Очень рад, что Вы хорошо причастились. Помоги Вам Бог!
Но какое влияние я мог на это иметь — не догадываюсь. И почему Вы говорите, что я «позаботился о душе Вашей» — тоже не знаю. Подозреваю кой-что; но высказать моего подозрения не могу. Вам приличнее в подобном случае — быть откровенным...

Ваш искренний К. Н. Леонтьев».

Шарапов отвечает Леонтьеву 6 мая 1888 года:

«Дорогой Константин Николаевич! Спасибо на добром, хорошем письме. Дороги такие письма. Жалею, что не могу писать подробно — ведь моя жизнь каторга! Буду краток…

Я писал, что Вам обязан отчасти тем, что поговел, не говея перед этим 15 лет. Вы удивлены? Видите ли: раз Уманов показал мне Ваше письмо, где есть вопрос — говел ли я? Меня это навело на раздумье. Отчего человек чужой душой интересуется? Но, кроме Вас, поговеть меня умоляла одна особа, которую я очень люблю и которая глубоко и наивно, чисто по-детски (а ведь это самое лучшее?) верит. Пошел я к Иванцову. Вот в первый раз увидал властного священника! Был же мне нагоняй!

Хочу у Вас попросить одного разъяснения. Я живу с женщиной замужней, сам не женат. Любим друг друга очень, жизнь довольно христианская (она очень верующая и вера довольно действенная). Муж ее жив, но жить ей с ним было нельзя, не жила с ним уже 9 лет до связи со мной. Прожили мы год, как ангелы, мирно, тихо, благородно. Говеет она. Священник очень либерально раз­решает ей жить со мной и дальше. Говею я. Иванцов тоже говорит: это грех, но уж пусть будет, ибо без него больший разврат мог бы быть. Таким образом, грех, который мы делаем сознательно, как бы благословляется. Нарушение закона брака Церковь может простить тогда, когда он не повторяется или когда человек хоть в ту минуту (при покаянии) решается его не повторять. Но как быть здесь: я говорю: я делаю и буду делать грех. Священник говорит: нужды ради, и делай, и дает мне отпущение грехов. Возможен ли здесь такой компромисс? И если невозможен, то что должен я делать, чтобы помириться не с моей совестью, а с моим разумом, который находит противоречие и протестует. (Совесть молчит, ибо наша жизнь чистая и честная). Как Вы на это взглянете?

Искренне Вам преданный С. Шарапов».

Леонтьев ответил Шарапову 18 мая большим письмом:

«На ваш главный вопрос, дорогой Сергей Федорович (о незаконном сожительстве с любимой женщиной), я не мог позволить себе ответить сам без благословения отца Амвросия; ибо это не общетеоретический вопрос, а прямо вопрос той практической духовной казуистики, которые решать может, без греха, только человек истинно духовной жизни или, по крайней мере, духовного сана. Я же ни то, ни другое. Поэтому я прочел конец Вашего письма нашему старцу и получил следующий ответ: «Надо оставить эту женщину; наградить ее, если она бедна, чтобы она не бедствовала, искать себе невесту и жениться. Если же привязанность препятствует этому, то надо усердно молиться Богу о том, чтобы Он развязал эту связь так или иначе. При усердной молитве и чувство мало-помалу пройдет или обстоятельства изменятся».

Ничего больше он не сказал. Да и сказать больше нечего о подобном деле с точки зрения духовной. От себя позволю себе прибавить еще, что по духу Церкви (насколько я в силах понять) мне кажется — верность заповеди и таинству важна, а не женщине. Поэтому-то верность требуется в браке; а не верность в сердечном чувстве. Это может по нашему романтическому (все-таки) воспитанию казаться и несколько сухим. Но что же делать! Я нахожу, что совсем не полезно «подкрашивать» христианство все одним розовым цветом, как это любят делать многие в наше время, не будучи в состоянии примириться с некоторыми чертами его суровой прямоты. Мало ли что сухо иногда! Иногда причащаешься усталый, недоспавши, с равноду­шием, даже не без раздражения. Очень сухо. Но причащаться надо. И тот, кто, расстроившись этим сознанием своей сухости, уйдет из церкви, не причастившись, и отложит опять говение до другого времени, в ожидании более идеального, умиленного состояния — согрешит гораздо больше, чем спроста причастившись в этом состоянии сухости. Духовные радости не от нас; они утешение Божие за сухое понуждение наше.

Впрочем, у кого есть вера и страх греха, тот совершенно сухому чувству вполне никогда и не поддается в этом случае; а будут у него и умилительные движения (о которых и Вы писали в первом письме Вашем). Так я сам учился, прежде всего на Афоне в 71—72 году, и мне было сначала очень трудно к этому привыкнуть.

Но желал привыкнуть и привык!..»


Из книги монаха Арсения (Святогорского) «Аскетизм»