Возрождение духовности в XIX веке и Оптина Пустынь
Византия на закате своих дней передала Руси огонь истинной веры, и Русь, несмотря на все испытания и искушения, выпавшие на ее долю, донесла этот огонь до наших дней. В этом великая заслуга Святой Руси, в этом ее миссия.
Целый ряд неблагоприятных исторических условий задерживал развитие русской образованности, но с ростом и укреплением Русского государства стало крепнуть и развиваться его просвещение, а в XIX столетии у нас начала созидаться и мощная культура, в чем великая заслуга этого века. И хотя эта культура выросла уже после Петровских реформ в полной зависимости от Запада, но должно было наступить то время умственной зрелости, когда мы в лице наших лучших мыслителей могли освободиться от подражательности и, наконец, осознать свои национальные силы, а также исторические цели и задачи России и выйти на самобытный путь.
Этому раскрытию самосознания способствовал и тот духовный огонь, который несли нам святые наши с древних времен и который разгорелся ярким пламенем в эпоху духовного возрождения в начале XIX столетия, ибо то живительное начало, которое заключено в святоотеческом предании, в соприкосновении с любой областью мысли или деятельности сообщает им творческую энергию, дает жизнь всему.
Это возрождение имело всю полноту и цельность духовной жизни во времена преп. Сергия и Кирилла Белозерского, а также сочетание подвига внутреннего делания и служения миру, которое уже значительно ослабело в эпоху споров о нестяжательности Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Особенной выразительницей этого возрождения была Оптина Пустынь. Как на вершине горы сходятся все пути, ведущие туда, так и в Оптиной – этой духовной вершине, сошлись и высший духовный подвиг внутреннего делания, венчаемый изобилием благодатных даров, стяжанием Духа Святаго, и служение миру во всей полноте, как его духовных, так и житейских нужд.
К старцам в Оптину шли за утешением, исцелением, за советом, руководством, указанием. К ним шли те, кто запутался в своих житейских обстоятельствах, или в философских исканиях; туда стремился, как «олень на источники вод» и тот, кто жаждал высшей правды. В этом источнике живой воды всякий утолял свою жажду. Выдающиеся мыслители эпохи, философы, писатели побывали там: Гоголь, братья Киреевские, Толстые Лев и Алексей, Достоевский, Соловьев, Леонтьев… всех не перечесть. Но ближе всех из них подошел к Оптиной Иван Васильевич Киреевский. Вначале равнодушный к вере, он пришел к Богу благодаря жене – духовной дочери преп. Серафима и архим. Филарета Новоспасского. Впоследствии, став преданнейшим духовным сыном старца Макария Оптинского, Киреевский сделался его главным сотрудником по изданию святоотеческих творений. <…>
Эта работа объединила вокруг себя духовно устремленные интеллектуальные силы. В ней участвовали профессора: Шевырев, Погодин, Максимович, писатель Н.В.Гоголь, братья Киреевские, издатель «Маяка» Бурачек, Аскоченский, Норов, А.Н.Муравьев, и впоследствии Л.Кавелин (архим. Леонид), Карл Зедергольм (о.Климент) и Т.И.Филиппов. Но центром этого дела была Оптина Пустынь, душою же всего и инициатором и возглавителем был старец Макарий при ближайшем участии И.В.Киреевского, который служил и знанием греческого, и философских терминов. Таким образом, Иван Васильевич знал святоотеческое учение в совершенстве, знал в совершенстве и Запад, и его культуру, получив высшее философское образование в Германии. В его лице встретилась западная философская традиция с традицией восточной Церкви. <…>
Итак, Киреевский положил начало новой одухотворенной философии «цельности духа», которая могла бы стать основанием для развития самобытной русской культуры. В его лице русское самосознание достигает уже своего полного раскрытия. Русская мысль освобождается от многовекового плена чуждых ей начал, выходит на самостоятельный исконный путь, обращаясь к истокам своего возникновения. Она возвращается в «отчий дом». Но Киреевский не успел завершить задуманный им труд – написать философию, он положил лишь ее основание и указал путь. Смерть унесла его в расцвете его сил. Он погребен в Оптиной Пустыни вместе со старцем Львом. Старец Макарий лег здесь вскоре. Все, что совершилось в Оптиной, имеет таинственный смысл. Сам митрополит Филарет удивился, какой чести удостоился Киреевский.
Писатели и философы следующего поколения, хотя и посещали Оптину, но подлинного ее духа уже не охватывали.
Могло казаться, что продолжателем дела Киреевского был Вл. Соловьев. И действительно, в своей магистерской диссертации «Кризис западной философии» он взял у Киреевского целиком его мировоззрение. Но в дальнейшем творчестве Вл. Соловьев остается не только вне «любомудрия Св. Отцов», но и вне Православия: он считал себя выше исповедных разделений и говорил о себе, что он скорее протестант, чем католик. Он приемлет идею спасения по-протестантски: не от дел, а от веры. И Соловьев, благодаря исключительному своему влиянию на современников, использовав в начале идеологию Киреевского, отвел затем пробуждающуюся русскую религиозную мысль от того пути, который указывал ей этот последний.
У Достоевского в «Братьях Карамазовых» мы находим лишь внешнее описание, сходное с виденным им в Оптиной Пустыни. Старец Зосима вовсе не списан со старца Амвросия, как полагали многие.
Ближе всех других к Оптиной был К.Леонтьев, тайный постриженик ее. Там жил он несколько лет, там сложил бремя ошибок и грехов молодости. Леонтьев – художник слова и один из выдающихся русских мыслителей, о чем свидетельствует его глубокое понимание современной ему жизни и ее проблем, и прозрение судеб России. <…>
Из мыслителей, общавшихся со старцами, дальше всех от оптинского духа был Лев Толстой. По причине его крайней гордости о.Амвросию было всегда трудно вести с ним беседу, которая крайне утомляла старца. После своего отлучения Толстой больше со старцами не виделся. Так однажды, подойдя к скиту, он остановился: какая-то невидимая сила задерживала его у святых ворот. Ясно было, что в нем шла сильная борьба со страстью гордости; он повернулся обратно, но нерешительно вернулся опять. Вернулся он и в третий раз, уже совсем нерешительно, и затем, резко повернувшись, быстро ушел оттуда и уже больше никогда не делал попыток войти в скит. Только в последние дни своей жизни, можно думать, почувствовав близость конца, и что ему не уйти от суда Божия, Толстой рванулся в Оптину, бежав от своего ближайшего окружения, но был настигнут. И когда оптинский старец о.Варсонофий по поручению св. Синода прибыл на станцию Астапово, дабы принести примирение и умиротворение умирающему, он не был допущен к нему теми же лицами. Отец Варсонофий до конца своей жизни без боли и волнения не мог вспоминать об этой поездке.
Из книги И.М.Концевича «Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси»