Аудио-трансляция:  Казанский Введенский

Бы­ва­ют вре­ме­на горь­ки, тяж­ки и том­ны. Без это­го нель­зя обой­тись. На чувствен­ной вой­не мно­гие бы­ва­ют ра­не­ны и пре­тер­пе­ва­ют бо­лез­ни, коль­ми па­че на сей ду­хов­ной бра­ни мно­ги ра­ны при­ем­лем от ду­хов зло­бы, а па­че ког­да воз­на­де­ем­ся на свои си­лы и ра­зум, то и по­беж­да­ем­ся, по­ка сми­рим­ся, поз­нав­ши свою не­мощь.

преп. Макарий

Упо­доб­ля­ет­ся на­ша жизнь до­воль­но глу­бо­ко­му рву, ко­то­рый в дожд­ли­вое вре­мя на­пол­ня­ет­ся так, что и пе­ре­ез­ду не бы­ва­ет, в дру­гое же вре­мя иcсы­ха­ет так, что нис­коль­ко по нем не те­чет во­да. Свя­ты­ми же от­ца­ми пох­ва­ля­ет­ся та­кая жизнь, ко­то­рая про­хо­дит, по­доб­но ма­ло­му ру­чей­ку, пос­то­ян­но те­ку­ще­му и ни­ког­да не ис­сы­ха­ю­ще­му. Ру­че­ек этот удо­бен во-пер­вых, к пе­ре­хо­ду, во-вто­рых, при­я­тен и по­ле­зен всем про­хо­дя­щим, по­то­му что во­да его бы­ва­ет при­год­на для питья, так как ти­хо те­ку­щая и по­то­му ни­ког­да не бы­ва­ю­щая мут­ною...

преп. Амвросий

В бра­нях про­тив­ляй­ся со сми­ре­ни­ем, как пи­са­но и по­ка­за­но нам от отец, и аще слу­чит­ся пас­ти, па­ки возс­та­вай и знай, что за гор­дость ис­ку­ша­ешь­ся оны­ми. Бе­жи к са­мо­у­ко­ре­нию и сми­ре­нию, а не из кельи. Дон­де­же не сот­рет­ся мо­нах раз­ны­ми ис­ку­ше­ни­я­ми и скорбь­ми, не мо­жет поз­нать сво­ей не­мо­щи и сми­рить­ся.

преп. Макарий

Иоанно-Предтеченский скит Оптиной пустыни в начале ХХ века (1900–1923 гг.) Дипломная работа насельника Оптиной пустыни, выпускника МДА СЗО 2015 г. иеромонаха Симеона (Кулагина)

Текст диплома

Введение

Глава 1. Уставные преобразования в скитской жизни в начале ХХ века и численность братства

Глава 2. Строительство в скиту в начале XX века

Глава 3. Смута в скиту и похожие события монастырской истории начала ХХ века

Глава 4. Закрытие скита

Заключение

Список источников и использованной литературы

Поминайте наставники ваша, иже
глаголаша вам слово Божие: их же
взирающе на скончание жительства,
подражайте вере их (Евр. 13, 7)

Введение

История Церкви Христовой — неисчерпаемый источник примеров для назидания и размышления. Как в рассмотрении жизни каждого человека, так тем более явственнее и значительнее в изучении истории Церкви, раскрывается истина о Промысле Божием. Особенно назидательным и важным для монаха представляется знакомство с историей родной обители, памятуя слова преп. Варсонофия Оптинского — «упадок и запустение обителей начинается с забвения своих основателей и подвижников»[1].

Иоанно-Предтеченский скит Оптиной пустыни в XIX — начале XX вв. являлся тем местом, где появилось, достигло своего расцвета и прекратилось, такое уникальное явление, как Оптинское старчество. Уникальность его заключается в том, что на протяжении столетия (с 1822 г. — основание скита, до 1923 г. — окончательное закрытие скита безбожной властью) в скиту, сменяя и преемствуя друг другу, несли свое служение Богу и народу Божию четырнадцать преподобных старцев.

Актуальность работы обусловлена, прежде всего, проблемами возрождения монашеской жизни в современной Русской Церкви. Духовная преемственность в русском монашестве практически прервалась за годы советской атеистической власти, а если и сохранилась, то в виде единичных нитей, не исчезнувших в годы гонений и террора. Исследования наиболее ярких и важных примеров монашеской жизни дореволюционной России важно как для создания основных уставных и регламентирующих документов современного монашества, так и для знакомства с живой отечественной аскетической традицией. Приближается 200-летний юбилей Оптинского скита (2021 г.), поэтому необходимость создание обобщающей работы по истории скита и его подвижников становится все более очевидной. Надеемся, что данная работа внесет свой посильный вклад в создание наиболее полного исследования такого уникального и интересного явления, как Иоанн-Предтеченский скит. Новизна работы обусловлена тем, что в современной литературе не существует как обобщающих исследований по истории Иоанно-Предтеченского скита, так и работ, посвященных периоду 1900–1923 гг. в истории Оптиной пустыни. Все четыре главы работы — уставные изменения и численность братства, строительство в скиту, смута в её историческом контексте, и, особенно, закрытие скита — содержат новые материалы, основанные на вновь выявленных источниках, что позволило сделать обобщающие выводы.

Хронологические рамки работы — 1900–1923 гг. — это последний период существования скита в эпоху оптинских старцев. Нижняя граница хронологических рамок совпадает с началом XX столетия. В 1900 г. начинается строительство нового каменного двухуровнего храма, во многом изменившего облик скита. Также нижняя хронологическая граница обусловлена и имеющейся источниковой базой. Именно в 1900 г. в скиту было возобновлено ведение Летописи после значительного перерыва в 1883–1899 гг. В силу этого внутренняя жизнь скита, например, в 1890-х гг. известна нам весьма фрагментарно. Вместе с тем, и в светской исторической науке 1900 г. традиционно рассматривается как начало одного из периодов истории России (в советский науке именовавшийся «периодом империализма»). Верхняя хронологическая граница обусловлена окончательным выселением монахов из скита в августе 1923 г. и прекращением существования скитского братства.

Таким образом, хронологические границы охватывают очень интересный и насыщенный период, в рамках которого скит достиг своего расцвета, максимального количества братства, пережил бурное строительство и ряд кризисов (смута; призыв значительной части братства на мировую войну; революция 1917 г.), и прекратил свое существование под давлением радикально изменившихся исторических обстоятельств.

Объект исследования — Иоанно-Предтеченский скит и его братство как единое историческое, духовное и культурное явление. Предметом исследования является внутренняя жизнь скита в последний период его истории эпохи Оптинских старцев. Возрождение монашеской жизни в скиту в конце 1980-х гг. должно, на наш взгляд, также стать предметом важного и актуального исследования.

Цели и задачи исследования. Целью настоящей работы является комплексный историко-архивный анализ и историческая характеристика жизни Оптинского скита в последний период его существования в эпоху старцев.

Для достижения этой цели необходимо было решить ряд задач:

1) провести анализ источников по истории скита с учетом, как известных ранее, так и выявленных в ходе исследования;

2) на основе собранного историко-архивного материала реконструировать историю скита в первую четверть XX в.;

3) проследить динамику численности братии и уставные преобразования;

4) выявить и исследовать особенности хозяйственной жизни и строительства;

5) включить события скитской жизни в более широкий контекст монастырской истории;

6) ввести в научный оборот новые архивные материалы.

Методологической и теоретической основой данного исследования являются принципы историзма и научной объективности, а также системный и сравнительно-аналитический подход при анализе архивных документов и опубликованных источников. Принцип историзма позволил рассмотреть жизнь скита с учетом конкретных исторических условий, в хронологической последовательности событий, выявить происхождение каждого явления, совокупность составляющих его элементов и степень влияния на дальнейшее развитие. Принцип научной объективности дал возможность изучить этапы жизни скитского братства с позиций документальной достоверности, избежать искаженных субъективных оценок прошлого и на основе привлеченных документальных материалов попытаться восстановить достоверную картину истории скита. Использование системного и сравнительно-аналитического подходов позволило рассмотреть монастырь как целостный организм, как единую духовную и архитектурно-хозяйственную структуру, как совокупность взаимосвязанных элементов, то есть как систему. Применение названных принципов сделало возможным исследовать совокупность фактов и явлений, связанных между собой общей динамикой и логикой развития.

Источниковедческую базу работы можно разделить на три группы.

1) Материалы бывшего оптинского архива, хранящиеся в двух фондах Научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ) — ф. 213 и ф. 214. Это источники, подробно повествующие о строительных работах в скиту, переписка с Калужской консисторией и архиереем, строительные сметы, акты проверок епархиальными комиссиями.

2) Архив музея «Оптина пустынь» (1919–1928 гг.), сохранившийся в фондах Отдела письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ) — ф. 521. Это уникальные материалы, отразившие момент закрытия скита, создания музея на его территории и период сосуществования скита и музея. Корпус этих источников очень многообразен. Документы только вводятся в научный оборот и требуют дальнейшего изучения. Представленная в работе попытка реконструкции событий, связанных с закрытием скита, с опорой на материалы ф. 521, может и должна быть продолжена.

3) Архив Оптиной пустыни (АОП). Архив монастыря создавался в основном за счет копирования материалов ф. 213 и ф. 214 НИОР РГБ, позже обогатился документами, посвященными новомученикам и исповедникам Оптинским. В числе прочего, в архиве монастыря есть копия «Летописи Иоанно-Предтеченского скита», оригинал которой хранится в ф. 213 НИОР РГБ. Летопись скита велась с момента основания, но со значительными лакунами, во время которых летопись либо не велась, либо не сохранилась. Имеются материалы Летописи за 1821–1860, 1865–1882, 1900–1914, 1915–1916, 1917–1918 гг. Таким образом, за исследуемый период, Летопись имеет пропуски в 1914–1915, 1916–1917 гг. Последние записи Летописи относятся к июню 1918 г. В 2008 г. была предпринята попытка издания Летописи Скита, но это издание стоит признать неудачным, так как в нем содержатся многочисленные неточности как в самом тексте Летописи, так, еще более, в комментариях к тексту[2].

4) Для написания работы привлекались материалы Российского государственного исторического Архива Санкт-Петербурга (РГИА. Ф. 799. Оп. 33. Д. 534).

Библиографию, посвященную Иоанно-Предтеченскому скиту Оптиной пустыни, можно условно разделить на две большие группы

1) работы написанные участниками либо современниками событий (таким образом, это группа относится к XIX — первой половине XX вв.);

2) исследовательская литература, по большому счету появившаяся лишь в конце 1980-х гг. При этом основная часть литературы посвящена Оптинскому старчеству, как явлению в целом, либо его персоналиям.

Первой работой, полностью посвященной Оптинскому скиту, стало «Историческое описание Скита во имя св. Иоанна Предтечи, находящегося при Козельской Введенской Оптиной Пустыни»[3], подготовленное оптинским иеромонахом Леонидом (Кавелиным, будущим наместником Троице-Сергиевой Лавры). Работа посвящена первым четырем десятилетиям существования скита, содержит очень важную информацию о внутренней жизни и уставных особенностях скита, и является незаменимым пособием для любого исследователя.

В конце XIX в. другим оптинским монахом — иеромонахом Ерастом (Вытропским) — было подготовлено новое «Историческое описание Козельской Оптиной пустыни и Предтечева скита»[4]. Отец Ераст был письмоводителем старца Амвросия (Гренкова), заведующим канцелярией монастыря, принимал участие в издательской деятельности Оптиной. В своей работе автор объединил описания монастыря и скита и более подробно проработал вторую половину ХIХ в., активно использовал документы из Калужской духовной консистории. В остальном, как структура работы, так и ее содержание весьма близки первой работе иеромонаха Леонида.  

Очень важным источником по рассматриваемой теме является статья духовного писателя Е. Поселянина «Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм»[5], опубликованная в 1902 г., еще до окончания возведения храма. В статье сообщается о побудительных причинах, приведших к строительству нового скитского храма, а также содержится самая ранняя и достоверная информация о самих строительных работах.

Одной из наиболее ценных и информативных работ по истории скита начала XX в. является «Дневник послушника Николая Беляева» (будущего преподобного Никона Оптинского исповедника)[6]. Дневник велся послушником в течение 1907–1910 гг. по благословению старца Варсонофия. Дневник очень хорошо дополняет Летопись скита за эти годы, и наиболее интересен для реконструкции внутренней повседневной жизни скита, в значительной степени закрытой для мира.  

Издательством монастыря Оптина пустынь в последние годы было подготовлено издание двух сборников, составленных в монастыре и скиту в конце XIX — начале XX вв.: «Подвижники благочестия Оптиной пустыни XIX — начала XX»[7] и «Жизнеописания почивших скитян»[8]. Более важным представляется второй сборник, содержащий краткие (а иногда и довольно пространные) биографии монахов и послушников, погребенных на скитском кладбище (всего 79 жизнеописаний).

После 1917 г. исторические описания Оптиной пустыни создали еще два автора, занявшиеся оптинской проблематикой еще до революции: протоиерей Сергий Четвериков и И.М. Концевич. Отец С. Четвериков, часто бывавший в обители до революции, писал во многом по памяти, по своим впечатлениям и прочитанной литературы. Будучи в эмиграции, он не имел возможности познакомиться с основными источниками. Его книга «Оптина пустынь»[9], являющаяся скорее не исследованием, а историческим повествованием, увидела свет в 1926 г. (в 1988 г. появилось второе, дополненное издание). Автор делит историю возобновленной пустыни (с конца ХVIII в.) на четыре периода: с 1796 г. по конец 1820-х гг.; с начала 1830-х по начало 1860-х (настоятельство архимандрита Моисея (Путилова) и старчество Льва (Наголкина) и Макария (Иванова)); с начала 1860-х по 1894 г. (настоятельство архимандрита Исаакия (Антимонова) и старчество Амвросия (Гренкова)); и период после 1894 г. Материал изложен свободным стилем, в хронологическом порядке, новые факты по сравнению с предыдущими описаниями здесь практически не встречаются.

Последний опыт создания исторического описания Оптиной пустыни тоже принадлежит эмигранту И.М. Концевичу, православному богослову, ученику оптинских старцев. Его труд «Оптина пустынь и ее время»[10] был написан за границей на основе доступной литературы (в то время уже весьма значительной) и разрозненных источников (в том числе устных свидетельств и личных впечатлений). Над эитой темой автор начал работать в 1940-х гг. в Сергиевском богословском институте в Париже, избрав ее для диссертации, а потом продолжал собирать материал. Труд не был закончен до конца его жизни и увидел свет в 1970 г. Представленные сведения по объему значительно превзошли предыдущие описания Оптиной пустыни (они доведены до времени закрытия монастыря), но содержат фактические ошибки, повторы, несогласованные места. В опубликованной книге материал расположен в хронологическом порядке с вставками биографий старцев, причем не только наиболее известных, но и, например, игумена Феодосия (Поморцева). Он делает упор не столько на фактографическую насыщенность, сколько на описание интересных и назидательных случаев. Отдельное место отводится сущности и истории старчества.

Современная оптинская историография начинается в конце 1980-х гг., в годы ослабления идеологических ограничений, и её начало совпадает с возрождением обители. Именно современный период характеризуется началом систематической научной работы, с привлечением максимально широкого круга источников. Большое количество исследований и публикаций было подготовлено профессором-филологом В.В. Кашириной[11], охватившей широкий круг тем — издательская деятельность монастыря, письма старцев, персоналии. Историк Г.М. Запальский[12] провел исследование влияния Оптиной пустыни, которое оказывалось на разные монастыри через оптинских воспитанников, в силу самых разных причин покинувших обитель, и исплнявших церковное служение в разных уголках Российской империи. Также в исследовании проведен всесторонний анализ состава братии.  

Издательством монастыря подготовлено четыре выпуска «Оптинского альманаха»[13]. Выпуски содержат как исследования, рецензии, так и публикации источников. Каждый выпуск посвящен определенной теме. Первый выпуск посвящен главным образом эпохе гонений, разорения и закрытия обители. Второй выпуск посвящен теме «Оптина пустынь и русская культура». Статьи альманаха повествуют о таких деятелях культуры, как И.В. Киреевский, Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев и др., и о месте Оптиной пустыни в их жизни и творчестве. Третий выпуск наиболее разнообразен по тематике и хронологии. Четвертый выпуск — «Крестный путь» — посвящен событиям XX в., в том числе — Оптинской смуте, новомученикам и исповедникам оптинским, истории существования на территории уже закрытого монастыря и скита лагеря польских военнопленных в 1939–1941 гг.

В последние 20–25 лет опубликовано большое количество жизнеописаний Оптинских старцев и сборников их эпистолярного наследия. Сейчас вокруг личности каждого из 14 преподобных старцев сложился свой корпус литературы, включающий как переиздания дореволюционной литературы, так и совершенно новые исследования и находки. Отдельной частью оптинской агиографии являются жизнеописание новомучеников и исповедников Оптинских, подготовленные братией обители и известным исследователем игум. Дамаскиным (Орловским)[14].

При написании главы «Смута в скиту и похожие события монастырской истории начале ХХ века» была привлечена литература по истории ряда русских монастырей — Пантелеимонова монастыря на Афоне (и более широко — по проблеме имяславия)[15], Соловецкого монастыря[16], Глинской пустыни[17].  

Не смотря на некоторое разнообразие оптинской историографии, нет обобщающих работ по Оптинскому скиту — «сердцу Оптиной пустыни», месту служения преподобных старцев. Единственной такой работой до сих пор является «Историческое описание скита…» о. Леонида (Кавелина), охватывающее период с 1821 по 1861 гг. и изданная полтора столетия тому назад.

Структура работы.

Работа состоит из четырех глав, введения, заключения, списка использованных источников и литературы, а также приложения. Первая глава посвящена уставным преобразованиям, происшедшим в скитской жизни в исследуемый период, а также анализу численности братства. Во второй главе рассматривается активное строительство, развернувшееся в скиту в начале XX столетия. Третья глава рассматривает смуту, охватившую монастырь и в большей степени скит, а также включает эти события в более широкий контекст монастырской истории начала века. Четвертая глава посвящена жизни скитского братства в эпоху революционных преобразований и закрытию скита. В каждой главе делаются частные выводы, а общие — подводятся в заключении. В приложениях дан план скита 1911 г.; план главного скитского храма Иоанна Предтечи; а также две скитские фотографии с монашествующей братией начала XX в.

Результаты работы были апробированы автором при подготовке трех публикаций. Две из них опубликованы на сайте МДА, третья — на сайте монастыря Оптина пустынь:

«Оптинская смута 1910–1912 гг. в контексте исторических событий» // http://www.mpda.ru/site_pub/2764118.html.

«Святитель Феофан Затворник и оптинские старцы» // http://www.mpda.ru/site_pub/2774957.html.

«Исторический опыт и современные направления общественного служения монастыря Оптина Пустынь» // http://www.optina.ru/pub/p19/.

Также была подготовлена публикация для Полного собрания сочинений святителя Феофана, Затворника Вышенского, двух ранее неизвестных писем свт. Феофана в Оптину пустынь с комментариями к ним (в печати).

Приступая к исследованию истории Оптинского скита, вспоминаются слова первого скитского историографа — скитское жительство «имеет целью своею: при единодушном жительстве, глубочайшее безмолвие, необходимое к очищению внутреннего человека, соединенное, при том, со внимательным рассматриванием самого себя, и постоянною молитвою, которая созидает сердечный мир и возводит дух человеческий, по благодати Божией, выше видимого мира, — сообразно с учением и опытами Св. Отец, прославленных в Христианской Церкви»[18].

Глава 1. Уставные преобразования в скитской жизни в начале ХХ века и численность братства

Иоанно-Предтеченский скит Оптиной пустыни расположен примерно в 350 метрах от восточной стены монастыря Оптина пустынь, в глубине леса. Скит представляет собой обнесенный стеной прямоугольник 130 на 190 метров. Скит был создан по инициативе и благословлению святителя Филарета (Амфитеатрова), в 1821 г. в бытность его епископом Калужским и Боровским. Святителем изначально был дан скиту строгий устав, который создал условия для безмолвия и духовного возрастания скитского братства, заложил основы для довольно скорого появления в скиту такого уникального явления, как Оптинское старчество.

План скита. Середина XIX века

К началу ХХ в. Иоанно-Предтеченский скит вошел в период своего расцвета. Скит был общепризнанным духовным центром Оптиной пустыни («сердце Оптиной пустыни»), одним из основных центров духовного окормления Русской Церкви. К началу XX века количество насельников скита достигло и превысило 50 человек. Конечно, в такой ситуации скит уже заметно отличался от состояния той тесной духовной семьи, которой он являлся при преподобных старцах Льве и Макарии. После кончины старца Макария в 1860 г. в скиту впервые сложилась ситуация, когда духовное окормление братии осуществляли сразу два старца (преподобные Иларион и Амвросий). Эта же ситуация возобновилась в начале ХХ в., когда одновременно старчествовали в скиту преподобные Иосиф, Варсонофий и Нектарий, а в монастыре духовным окормлением паломников занимался воспитанный в скитской традиции преподобный старец Анатолий Младший.

В скиту продолжал в целом действовать тот же устав, что сложился в годы его становления. Это был уникальный в своем роде устав, совмещающий традиции общежительного скита и отшельнической келлии. Причина такого совмещения в том, что именно рославльские отшельники явились основателями и первыми насельниками скита, и привнесли правила своей келейной отшельнической жизни, обогатившиеся в скиту из-за возможности совершать полноценное храмовое богослужение. Полноценный богослужебный круг с Божественной Литургией совершался в храме (а в начале XX в. уже в трех храмах) лишь в субботу и воскресенье, а также в «нарочитые» дни, количество которых со временем увеличивалось. В остальные дни вычитывалось последование 12-ти псалмов, полунощница, изобразительны и повечерие с тремя канонами, но не в храме, а в специальной «келлии на правиле».

Нарочитыми днями, когда совершалась Литургия, изначально были следующие: Собор св. Иоанна Предтечи Господня (7 января)[19], Рождества Предтечи (24 июня), Усекновение Главы св. Иоанна Предтечи (29 августа). Во все эти дни служба бденая, а во дни обретения Главы Предтечевы (первое и второе 24 февраля, и третье — 25 аая) и Зачатия Предтечи (23 сентября) — полиелей. В три первые храмовые праздника и на второй день Пасхи служение обедни в скиту совершал настоятель обители соборне со скитскими иеромонахами. Сверх того, в cередине XIX в., по описанию о. Леонида Кавелина, «служба в скитской церкви (то есть полноценный богослужебный круг с Литургией) полагались в следующие дни: в Январе 1 числа на Новый год — память св. Василия Великого; 17 — память преп. Антония Великого (день ангела старца Антония); 19 — преп. Макария Великого (день ангела старца Макария и с 1864 г. престольный праздник); 25 — св. Григория Богослова; 30 — Собор трех святителей; Февраля: 3 — св. праведного Симеона Богоприимца с Анною Пророчицею; Марта 9 — Сорок мучеников; 14 — празднование иконы — чудотворной ФеодоровскойБожией Матери; Мая 8 — Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова; 9 — перенесение мощей святителя Николая; Июня 26 — явление Тихвинской иконы Пресвятой Богородицы; Июля 5 — обретение мощей преп. Сергия Радонежского (этот день стал особо чтиться после того, как скит в 1849 г. посетил архимандрит Антоний (Медведев), наместник Троице-Сергиевой Лавры, и пожертвовал в скитской храм частицу мощей преподобного Сергия); 20 — св. пророка Илии; Августа 1 — происхождение древа Креста Господня; 16 — перенесение Нерукотворенного образа; 28 — преп. Моисея Мурина (день ангела старца Моисея); Сентября 7 — день кончины приснопамятного старца иеросхимонаха Макария; 26 — преставление Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова; Октября 1 — Покрова Пресвятой Богородицы; 11 — день кончины приснопамятного старца иеросхимонаха Леонида (Льва); Ноября 8 — Собор архистратига Михаила; 13 — св. Иоанна Златоустого; 27 — Знамения Пресвятой Богородицы; Декабря 1 — память св. праведного Филарета Милостивого: день тезоименитства благодетеля скита, Высокопреосвященнейшего Филарета, митрополита Московского и Коломенского и память основателя скита, Высокопреосвященнейшаго Филарета, митрополита Киевского и Галицкого. После литургии служили молебен о здравии их, а после кончины святителей совершалась панихида о упокоении их душ; 6 — св. Николая Чудотворца Мирликийского)[20].

Со временем количество нарочитых дней, когда в скиту была положена церковная служба, увеличивалось. Обычно служились бдения на дни тезоименитства здравствующих старцев. Первое всенощное бдение на память преп. Макария Великого, в честь старца Макария было совершено 19 января 1853 г., когда он уже 14 лет был скитоначальником. Впоследствии, уже после кончины старца и освящения в скитской церкви предела в честь преп. Макария Великого в 1864 г., этот день стал также и престольным праздником. В 1908 г. накануне «с обычной торжественностью» было отслужено бдение. В день праздника в 4.30 утра отслужен водосвятный молебен, после соборная панихида по старце Макарии. В 6 часов началась Божественная литургия, после которой был отслужен молебен «празднуемому угоднику Божию»[21].

Также была положена служба (не всегда бденная) и Литургия в день памяти почивших старцев. Причем ближайшие памяти могли соединить, например, — в память препп. старцев Льва и Амвросия служили 10 октября[22], хотя первый оптинский старец Лев почил 11 октября 1841 г. В дни памяти игумена Авраамия (+1817, возобновитель монастыря) изначально «правили бдения, а впоследствии оставили. Почивший игумен явился в сновидении старцу …Амвросию и как бы с сетованием говорил: “Меня совсем позабыли, по всем старцам бдения бывают, а по мне хотя бы полиелей правили”. С того времени в дни памяти его и ангела — 21 августа стали править полиелей»[23]. В начале ХХ в. 22 августа уже служилось всенощное бдения по случаю памяти старца Исаакия (+1894) и дня тезоименитства игумена Авраамия, которое переносилось с 21 августа[24]. 23 ноября 1912 г. по случаю столетия со дня рождения старца Амвросия в скиту было отслужено особо торжественно всенощное бдение, литургия

Колокольня и Св. врата скита

и панихида. На панихиду вышли три архимандрита, три протоиерея, пятнадцать иеромонахов и два иеродиакона[25]. В начале ХХ в., после освящения нового скитского храма, совершались всенощные бдения на новые престольные праздники — архангела Михаила, свт. Льва Катанского и преп. Иоанна Рыльского. 15 января 1910 г. в скитском храме впервые правили полиелейную службу преп. Елеазару Анзерскому, уроженцу соседнего города Козельска[26].

Начиная со старца Амвросия (+1891), который большую часть монашеской жизни тяжело болел, появилась традиция келейных всенощных бдений у немощствующих старцев и скитоначальников. Такие бдения также совершались у старцев Иосифа (+1911), Варсонофия (+1913), у епископа Трифона (Туркестанова) во время его посещения скита в 1906 г. Так описывается бдение у старца Варсонофия: «Он ко бдению не пошел, правил у себя свое. Отец Кукша, о. Никита и я (послушник Николай Беляев, будущий преподобный Никон исповедник — и. С.) пели и читали, а Батюшка делал только возгласы да прочел Евангелие»[27].

Правило, совершавшееся в будние дни в особой келлии, было более характерным скитским способом соборной молитвы. В два часа по полуночи в соборной келлии начиналось утреннее правило: читались утренние молитвы, полунощница, двенадцать избранных псалмов, канон дневному святому из Минеи (если чтимый святой)[28], с поучением из Пролога. Старцем Амвросием было введено читать Великим Постом на утреннем правиле вместо Пролога «Оглашения» преп. Феодора Студита, которые были переведены на русский язык и изданы Оптиной пустынью в 1873 г.[29] Заканчивал утреннее правило первый час. После братия расходились по келлиям для отдыха. В шесть часов, когда в монастыре начиналась ранняя Литургия, скитяне читали по келлиям третий и шестой часы с изобразительными, а также главу из Евангелия и две главы из Апостола. (Впрочем, в более позднее время, в начале ХХ в., келейное чтение из Евангелия, Апостола и Псалтири переносилось на время после обеденной трапезы).[30]

Вечернее правило отправлялось также в соборной келлии. Оно начиналось около 17 часов и состояло из девятого часа, двенадцати избранных псалмов и повечерия с тремя канонами — Спасителю, Божией Матери и Ангелу-хранителю и одному, в зависимости от дня, акафисту. В дни, когда положен на повечерии трипеснец, каноны опускались[31]. Наконец, после вечерней трапезы прочитывалось вечерние молитвы до «Владыко человеколюбче…». При преп. старце Льве в это же время читались две главы из Апостола и одна глава из Евангелия, после эта часть утвердилась в качестве келейного правила. Перед отхождением ко сну для благословения и откровения помыслов братия собирались у старца и читали окончание молитв на сон грядущим[32].

В начале ХХ столетия произошли некоторые изменения. В сентябре 1904 г. по благословению скитоначальника преп. старца Иосифа было внесено изменение в порядок совершения скитского правила. Чтение 3-го, 6-го часов и изобразительных, совершавшееся братиями келейно во время ранней монастырской литургии, было присоединено к общему утреннему правилу сразу после чтения 1-го часа[33]. Вероятной причиной этого изменения могло стать оставление братией этой части келейного правила. Однако утреннее общее правило, начинавшееся в 2 часа ночи, стало чрезмерно перегружено и заметно увеличивалось. Через три года, следующий скитоначальник преподобный старец Варсонофий отменил это решение и восстановил прежний порядок келейного чтения 3-го, 6-го часов и изобразительных[34].

Одним из правил скитской жизни, был запрет на посещения скита женщинами. Однако, после праведной кончины преп. старца Макария в 1860 г., стали делать исключения в день его памяти. В 1899 г., при скитоначальнике старце Иосифе, по благословению Калужского епископа Макария, был отменен обычай допускать женщин в скит 7 сентября (день памяти старца Макария)[35]. В мае 1914 г., при посещении Оптиной пустыни великой княгиней преподобномученицей Елизаветой Феодоровной, во время ее пребывания в скиту, туда был допущены сопровождавшие её женщины[36]. Также, в виде исключения, допускались женщины (благотворители, либо супруги благотворителей) на скитское богослужение и даже причащались в скитском храме. О таких случаях летопись упоминает всего несколько раз[37]. Вместе с тем, оптинские старцы на всем протяжении существования скита принимали женщин-посетителей, для этого были устроены специальные женские приемные в «хибарке» старца и в корпусе скитоначальника, вход в которые был извне скита.

Вход в хибарку старца Амвросия

Вообще, скитской устав изначально запрещал «допускать входить в скит мирских лиц»[38]. Если в отношении женщин это правило действовало более строго, то в отношении мужчин исключения происходили чаще. По-видимому, с годами это правило соблюдалось менее строго. Летопись скита от 28 апреля 1918 г. (Светлая Суббота) содержит запись, которую на страницах летописи XIX в. встретить невозможно: «После Литургии присутствовавшим мирянам, коих полна церковь, был роздан освященный артос, а братии на трапезе»[39].

Скит сохранял значительную независимость от монастыря, особенно во внутренних своих делах. У скита даже были свои собственные капиталы, и жертвователи зачастую благотворили или завещали непосредственно скиту. Настоятель скита — скитоначальник — считался вторым по чести в обители, после настоятеля монастыря. В начале ХХ в. скитоначальники (Варсонофий и Феодосий) получили сан игумена, что было признанием значения скита и некоторым новшеством, так как до этого игуменами или архимандритами в Оптиной пустыни становились лишь настоятели монастыря, остальные (в том числе старцы и скитоначальники) — были иеромонахами.

В начале ХХ в. продолжал свои труды скитоначальник преп. Иосиф (Литовкин), ставший во главе братии в 1894 г. и ушедший на покой по болезни в 1907 г. Следующим скитоначальником стал преп. Варсонофий (Плиханков), возведенный в сан игумена первым из настоятелей скита в том же 1907 г. Старец Варсонофий значительно улучшил хозяйственные дела скита. В июле 1909 года старец был участником Всероссийского съезда монашествующих, проходившего в Троице-Сергиевой Лавре. Преподобный Варсонофий был переведен из Оптиной в результате смуты в 1912 г. После него скитоначальником стал иеромонах Феодосий (Поморцев, + 1920), возведенный в сан игумена в 1915 г. Последним скитоначальником Иоанно-Предтеченского скита до его окончательного закрытия стал преподобный старец Нектарий (Тихонов). После перевода старца Варсонофия, преп. Нектария братия хотели сделать скитоначальником, но он категорически отказался. Тем не менее, в 1920 г. ему пришлось принять это послушание. Формально, в эти годы скит и монастырь уже прекратили свое существование, но братство продолжало жить в скиту под покровительством дирекции музея «Оптина пустынь». Старец Нектарий вынужден был покинуть под давлением властей скит в 1923 г., став, как уже отмечалось, последним скитоначальником эпохи оптинских старцев.  

Численность скитского братства в начале ХХ в достигла своего максимального значения и продолжала расти до начала Первой мировой войны. На 1 января 1900 г. в скиту числилось 43 монаха и послушника: в их числе 1 архимандрит, 1 игумен, 1 иеросхимонах, 4 иеромонаха, 3 иеродиакона, 8 мантийных монахов, 15 рясофорных монахов и 9 послушников. В течении 1900–1901 гг. в скитское братство вновь поступило 11 человек. На 1 января 1903 г. общая численность скитского братства достигла 50 человек. Причем была заметна подвижность братии. Летопись ежегодно фиксировала в среднем 4–5 поступлений в скит в год, но к росту общей численности после 1903 г. это не приводило. Не меньшее количество насельников в течении годы выбывало по разным причинам: уходили в мир иной, переходили в монастырь или в другие обители, переводились священноначалием. Например, в 1904 г. недавно рукоположенный иеромонах Варсонофий (будущий скитоначальтник и старец) был направлен фронтовым священником на театр военных действий Русско-Японской войны. Наибольшая численность братства зафиксированна в 1912 г. — 52 человека. В их числе: 8 иеромонахов, 1 иеродиакон, 12 мантейных монахов, 21 рясофорный монах, 10 послушников. Число священномонахов в скиту всегда было незначительным.

Братия скита перед храмом свт. Льва Катанского. Начало XX в.

В период Первой мировой войны прекращается рост численности братии, а также строительные работы в скиту. Призыв в армию распространился на рясофорных монахов и послушников. Также иеромонахи («по изъявлению согласия на приглашение») отправлялись на фронт для священнического служения в действующей армии. Летопись на 1 января 1916 г. фиксирует 15 скитян, отправившихся на войну: 2 иеромонаха, 5 рясофорных монахов, 7 послушников[40]. Всего на 1 января 1916 г. в братстве числилось 40 человек (для сравнения, на 1 января 1914 г. — 50 чел.). Призыв заметно сказался на жизни скита, но все же, по-видимому, меньше, чем на жизни монастыря. Из наблюдения паломника 1916 г.: «Церковное богослужение в Оптиной пустыни было не так хорошо, как можно было бы ожидать. Война коснулась и монастыря, и около 150-ти послушников были призваны на военную службу, вследствие чего пение и церковная служба не могли исправляться с прежнем благолепием. Лучше, более внятно, служили в скиту, в моленной»[41].

В целом, можно отметить существовавшее на всем протяжении истории скита единообразие в его уставной жизни, сохранение традиций — эта черта характерна и для рассматриваемого периода. Вместе с тем заметно происходившее со временем некоторое усложнение богослужебной жизни, увеличение числа «нарочитых» дней, когда совершалось храмовое богослужение с литургией, всенощные бдения, полиелейные службы. Одной из причин этого была все возрастающая слава Оптинских старцев и места их жизни — скита. Увеличивалось братство скита, росло количество паломников, в том числе занимающих высокое положение в обществе и Церкви. Посещение скита великой княгиней Елизаветой Феодоровной в мае 1914 г. стало значительным событием в размеренной жизни скитян. Архиерейские службы, в XIX в. бывшие редкостью, в начале XX столетия в скиту совершаются гораздо чаще. В соответствии с этим усложнялась и литургическая жизнь скита. Формы совершения общего правила в соборной келлии в будние дни не претерпели каких-то особых изменений, хотя неудачные попытки таких изменений предпринимались. Численность братства достигла своего наибольшего значения перед началом Мировой войны и впредь более не достигала таких показателей.

Глава 2. Строительство в скиту в начале XX века

В начале XX в. в Иоанно-Предтеченский скиту Оптиной пустыни были проведены строительные работы, которые значительно изменили не только его архитектурный облик, но и границы. К началу рассматриваемого периода скит представлял собою деревянный архитектурный ансамбль. Все строения скита, включая храм Иоанна Предтечи и ограду, за исключением каменной колокольни, построенной в 1857 г., были деревянными.

Предтеченский храм и братские корпуса

Такой облик скита был нарушен с возведением в начале XX в. большого каменного двухуровнего храма с примыкающем к нему корпусом келлий в юго-западной части скита. Строительство нового храма также вызвало необходимость перенести скитскую стену на юг, тем самым расширив площадь скита. Храм был освящен в 1902 г. в честь свт. Льва Катанского и преп. Иоанна Рыльского; нижний придел был осящен тогда же в честь архистратига Божия Михаила. Своими габаритами и материалом, храм выделяется среди остальной деревянной застройки скита. Стилистически храм относят к довольно характерным образцам архитектуры эклектики конца XIX — начала XX в.

История строительства этого храма практически не описана. В немногих дореволюционных изданиях о храме имеются лишь самые краткие и подчас ошибочные сведения. Единственная работа, представляющая несомненный интерес, — небольшая статья духовного писателя Е. Поселянина[42], изданная в 1902 г. в журнале «Душеполезное чтение», еще до окончания строительства и содержащая, хотя и немногие, но самые ранние и достоверные данные. Среди архивных источников больше всего информации об этом храме в Летописи скита. В Отделе рукописей РГБ в ф. 214 также обнаружено несколько документов, содержащих ценные сведения о производстве различных работ, о внутренней несохранившейся росписи, о ремонтах и перестройках помещений храма.

До постройки храма свт. Льва Катанского в скиту существовал лишь один деревянный храм в честь Иоанна Предтечи, построенный в 1821–1822 гг. во время основания скита. Для совершения правила использовалась так называемая «келлия на правиле» или «соборная келлия». В конце XIX в. этот корпус находился в юго-западной части скита и значительно обветшал. Кроме того, уже в конце XIX в. появилась настоятельная необходимость строительства более надежного, и главное — безопасного места для ценной скитской библиотеки, занимающей часть деревянного Ключяревского корпуса, ибо, по свидетельству современника: «Крайне рискованно помещение прекрасной и ценной библиотеки в деревянном доме»[43].

Скитская библиотека

Храмоздателем нового храма с помещением для библиотеки, ризницы и братских келлий, был почитатель преп. старца Амвросия екатеринбургский купец Михаил Иванович Иванов (впоследствии принявший постриг и скончавшийся в 1910 г. в схиме)[44]. План сооружения каменного храма возник не сразу. Первоначально жертвователь намеревался построить «безопасный от огня», т. е. каменный корпус «скитской маленькой ризницы и скитской библиотеки»[45]. С этой целью в августе-сентябре 1900 г. был составлен проект каменной пристройки к храму Иоанна Предтечи. Однако, намеченный план, поданный на рассмотрение в Строительную епархиальную комиссию и утверждение епископу Калужскому и Боровскому Макарию, был отклонен, «ввиду того, что подобные пристройки не разрешаются строительным уставом»[46].

После этого жертвователь М.И. Иванов решил увеличить сумму своих вносов на строительство, с тем, чтобы построить уже отдельный каменный храм на месте обветшавшей соборной келлии на юго-западе скита. Так как это место расположено в непосредственно близости от скитского кладбища, предполагалось здесь служить по четвергам литургию о упокоении всех «зде почивших отец и братий, а также благодетелей»[47], а в помещении под храмом предполагалась братская усыпальница (по-видимому по примеру афонских костниц, в итоге усыпальница не была устроена).

Основным автором проекта и руководителем строительства, по-видимому, был Виктор Вейденгаммер, по специальности инженер-механик[48], впоследствии принявший рясофор. В скитской братии были разные мнения о необходимости строительства двухэтажного каменного храма, который плохо вписывался в архитектурный ансамбль скита. Чтобы разрешить недоумения, в феврале 1901 г. рясофорный монах Иоанн (келейник скитоначальника старца Иосифа) был отправлен в Кронштадт, для того чтобы спросить благословение на постройку нового храма у о. Иоанна Кронштадтского. Св. прав. Иоанн Кронштадтский дал благословение и обещал посетить скит осенью того же года, впрочем, этот приезд так и не состоялся[49]. После этого было получено благословение на строительство храма преосвященного Макария, епископа Калужского и Боровского.

Перед началом строительства в марте 1901 г. была разобрана и перенесена «соборная келлия», так как именно на её месте предполагалось возводить храм. Келлия была перенесена на юг на 10 саженей и 2 аршина (около 27 м), что вызвало необходимость переноса ограды скита также в этом направлении.

Соборная келлия

Проект каменной скитском церкви, представленный на рассмотрение в Строительную комиссию епархии, был частично откорректирован и возвращен для исправления без официального утверждения, притом с разрешением начать строительные работы «ввиду весеннего времени»[50]. О характере внесенных в проект изменений известно немного. Поправки касались в основном внешнего вида фасадов. Однако, несмотря на отсутствие официального разрешения, подготовительные и строительные работы развернулись довольно широко в марте 1901 г., а в апреле иеромонах Нектарий (будущий старец) совершил чин освящения и закладки храма. Окончательное разрешение на постройку последовало лишь летом 1901 г, когда работы шли полным ходом. План постройки был утвержден благодаря содействию княгини Оболенской[51], матери товарища министра внутренних дел А.Д. Оболенского, в прошлом козельского предводителя дворянства, а в будущем (1905–1906) — обер-прокурора Св. Синода. Утвержденный проект содержал некоторые изменения, увеличивал высоту храма, вносил «некоторые изменения во внешнем рисунке»[52].

Строительство шло быстро и уже через год основные работы были завершены. Выбор святых, в честь которых был освящен вновь построенный храм, не случаен. Верхний храм был освящен в честь свт. Льва Катанского и преп. Иоанна Рыльского. Святитель Лев Катанский — небесный покровитель первого оптинского старца Льва, а преподобный Иоанн Рыльский — тезоименит св. прав. Иоанну Кронштадтскому, благословившему строительство храма. Нижний храм освящен в честь архангела Михаила, в память о храмоздателе Михаиле Иванове.

К началу 1902 г. строительство здания «вчерне» было завершено, а также закончена часть внутренних работ, прежде всего устройство печей. К этому времени «купола и крыша храма» были «покрыты железом. Над куполами временно водружены деревянные кресты». 25 декабря 1901 г., явно к окончанию возведения храма, М.И. Иванов и В.А. Вейденгаммер — ктитор и руководитель строительством, были облечены в рясофор[53]. В течение летнего периода 1902 г. произведены внутренние отделочные работы: «плотничьи, штукатурные, столярные, малярные и бетонные»[54].

Иконостас для основного храма во имя Льва Катанского и Иоанна Рыльского был заказан в Козельске. Краткие сведения о нем приводятся в различных документах. По Страховой описи церкви 1910 г., он был резным липовым, некрашеным, четырехярусным, «длина 26 арш., высота 6 арш.»[55]. По данным описи имущества Музея «Оптина пустынь», составленной в 1925 г., размеры иконостаса — «дл. 26 арш., выс. 11 арш.»[56] По той же описи 1925 г., в иконостасе помещалось 35 икон «живописных на чеканном фоне»[57]. Церковная утварь поступала в скит для нового храма от многочисленных «благодетелей» и почитателей оптинских старцев из разных мест, преимущественно из Москвы.

26 октября 1902 г. епископом Калужским Вениамином (Муратовский) был освящен верхний храм с престолом во имя Льва Катанского и Иоанна Рыльского. На торжество освящения, по свидетельству «Летописи скита», собралось множество духовных и светских лиц, «причем на сей раз был в храм допущен женский пол, которому в обычное время доступ в скит возбраняется»[58]. Вскоре, 10 ноября, настоятелем монастыря игуменом Ксенофонтом была освящена нижняя, придельная церковь во имя архангела Михаила. Новый храм, по свидетельству Е. Поселянина, оказался «значительно величественнее, чем предполагали смиренные скитяне.., о таком храме они не мечтали, хотели попроще»[59].

Храм свт. Льва Катанского

Действительно, это была единственная каменная постройка скита. Главным скитским храмом по-прежнему оставалась деревянная зимняя церковь Иоанна Предтечи. Новый храм тоже был устроен как зимний, с печами. Однако, судя по многочисленным летописным заметкам, как нижний придел, так и верхний храм, отапливались чрезвычайно редко[60], очевидно, прежде всего, из-за отсутствия у скита, обладавшего все-таки ограниченными возможностями, необходимых для этого средств, и в целях экономии. Иногда здание самого храма не отапливалось годами и, таким образом, практически использовалось почти только как летняя церковь. Не случайно Е. Поселянин отмечает, что скитяне хотели иметь храм «попроще; да и дров бы на отопление расходовалось меньше»[61].

Можно приблизительно судить о внутреннем виде храма в первые годы после его освящения. Внутренние стены верхнего храма свт. Льва Катанского, по данным Страховой описи 1910 г., были «оштукатурены и окрашены»[62]. В то же время имеющиеся сведения, извлеченные из «Материалов о проведении работ по внутренней росписи в каменном храме» 1912 г., дают основание предполагать, что первоначально, до последующих работ по росписи в 1912 г., стены храма, по крайней мере, в отдельных местах (например, в алтаре) были украшены росписью[63]. Внутренняя отделка нижнего храма архангела Михаила видимо, была довольно скромной. Стены везде были оштукатурены и окрашены. В остальных помещениях нижнего этажа, под жилым западным корпусом при храме «были устроены кладовые и духовые печи». В подвальном этаже первоначально предполагалось устроить также братскую усыпальницу (очевидно, в какой-то части нижнего храма), однако, возможно, из-за большой сырости это намерение не осуществили.

В чердачном (антресольном) этаже, расположенном над помещением основного храма, первоначально, сразу после постройки здания, размещалась скитская библиотека, переведенная сюда из деревянного корпуса с мезонином — Ключаревского корпуса. Двухэтажный корпус, расположенный с западной стороны здания, с самого начала предназначался в основном для жилых келлий. Вначале, вскоре после постройки, в первом этаже, за церковью, находились три келлии: одна для «устроителя» (храмоздателя) купца М.И. Иванова и две келлии для братии скита, в том числе служащего иеромонаха[64]. Келлии разделялись довольно легкими деревянными перегородками. Во втором этаже первоначально предполагалось устроить ризницу, библиотеку скита и две братских келлии, но после постройки здания, как уже указывалось, библиотечное помещение оборудовали на антресолях, а во втором этаже устроили небольшую ризницу и две келлии для пономаря и библиотекаря[65].

Коридор, помещение между церковью и жилой частью здания, был сделан «несгораемым», то есть с каменной лестницей, а также, возможно, с использованием каких-то прочных материалов (бетонного покрытия и проч.) Здесь был установлен большой бак для воды из колодца преп. Амвросия для «употребления ея для всего скита»[66]. Сведений о первоначальном расположении отопительных приборов в здании не сохранилось. В страховой описи 1910 г., составленной уже после предпринятых внутренних переделок, указано, что здесь было «печей 7 шт., голландских»[67].

Первые, известные нам, переделки осуществляются в течение лета и начала осени 1907 г. Они были связаны с приспособлением помещений второго этажа западного корпуса, отведенных прежде под келлии, для скитской библиотеки. С этой целью были разобраны первоначальные духовые печи и вместо них поставлены железные «утермарковской системы». Одновременно производится перепланировка второго этажа, для чего были разобраны некоторые внутренние перегородки. В результате переделок помещение, предназначавшееся для библиотеки, «стало светлее и для библиотеки удобное»[68]. Тогда же был проведен внутренний ремонт, окраска потолка и стен. После окончания ремонтных работ, летом 1908 г., библиотека была перенесена с чердачного помещения в новое помещение на втором этаже.

В ноябре 1907 г., с разрешения епархиальных властей, нижний храм в честь архангела Михайла был упразднен, иконостас разобран и перенесен в монастырь, а святой престол, оставшийся в храме, был огражден решеткой. Основной причиной явилась большая сырость в подвальном помещении, а весной «даже в значительном количестве воды поверх пола»[69].

Новые крупные работы, предпринятые летом 1909 г., были связаны с осушением территории скита и скитских храмов. Так, в это время проводят осушение подвала храма Иоанна Предтечи, для чего под зданием церкви было проложено «30 саж. труб бетонных от храма до сажалки и устроены один приемный, два пропускных и один выводной колодезь»[70]. Наряду с этим, в восточной части территории была устроена система отвода воды, «протекающей через скит в пруд», так называемую сажалку, «сильно увлажняющей местность между Кологривовским корпусом и восточной оградой»[71] (нередко вода здесь затопляла всю восточную половину скитского сада) и сделаны три колодца.

Для осушения подвального этажа каменного храма (помещения бывшего Михайловского придела) и отвода дождевых вод за ограду скита «было проложено 34 саж. бетонных труб от колодца возле нового храма до приемного колодца против св. ворот скита и 11 саж. гончарных труб от сего колодка за ограду с пропуском под хибаркою о. скитоначальника»[72]. Очевидно, тогда же был понижен уровень пола подвального этажа: «пол углублен под поверхностью земли около церкви, как на утвержденном плаке, на 1,25 арш.» и сделан в полу колодец «для приема и спуска воды из дренажных труб».

В одном из документов также сообщается: «Глубина колода 1,25 арш., причем на дне его имеется около 4 верш. воды, стоящей ниже отводящей трубы, что указывает на осушение грунта под церковью настолько, что в подвальном этаже может быть вновь возобновлена церковь с заменой старой штукатурки, примесью алебастра, новой чисто известковой или цементной»[73]. После работ по осушению подвала, видимо, был произведен ремонт части помещении здания. Имеются также краткие известия о ремонте лестницы «нового храма»[74].

Из сохранившихся в фондах Оптиной пустыни (НИОР РГБ) материалов следует, что проект дренажной системы и смета на работы были составлены рясофорным монахом скита, инженером-механиком Виктором Алексеевичем Вейденгаммером. Он же выполнил целый ряд различных инженерных и архитектурных работ в скиту и монастыре, например, составил план устройства водонапорной башни в самом монастыре. Корпус, в котором проживал о. Виктор, находился в юго-западном углу скитской территории, и сохранился до сих пор[75].

Сохранились отдельные документы о работах по осушке зданий и скитской территории (черновики смет, докладов в Духовную Консисторию и другие архивные бумаги скита), позволяющие уточнить представление о некоторых особенностях дренажном системы, в частности, количестве и размерах использованных труб, керамических («гончарных глазированных»), «дырчатых» и др., местоположении колодцев. В них описывается, например, устройство сборного колодца против скитских ворот и колодца «что против новой церкви, об отводе вод от решетки к игуменскому корпусу и в лес за ограду» и проч. Трубы заказывались в Московском торговом доме П.М. Ефимова и К и изготовлялись на заводе того же владельца[76].

После проведения дренажных работ и осушения подвала церкви Духовная консистория сочла возможным вновь устроить в нижнем этаже придел во имя архангела Михаила, упраздненный в 1907 г. Однако, как указывалось в рапорте настоятеля Козельской Введенской Оптиной пустыни архимандрита Ксенофонта, при наличии двух храмов, скит в этом «не имеет существенной надобности». При этом настоятель ссылался на мнение старшей скитской братии: «Как о сем и заявлено было словесно старшею братиею скита»[77]. Храм архангела Михаила был возобновлен лишь в 2012 г.

В марте 1912 г. в Калужскую духовную консисторию из Оптиной пустыни было подано прошение о разрешении позолотить иконостас в храме свт. Льва Катанского усердием и на средства, пожертвованные скитским монахом о. Константином (Константином Яковлевичем Ивановым). В просьбе «украсить» позолотой иконостас было отказано со ссылкой на резолюцию Калужского епископа, считавшего, что «позолота иконостаса... не соответствует скитской обстановке и подвижническому построению жизни самих... иноков»[78]; деньги рекомендовано было направить на какие-либо другие «крайние нужды Введенской Оптиной пустыни», а «благотворителю — усердному жертвователю» — «поставить на вид»[79] эти неотложные нужды.

Однако деятельность благотворителя, хлопотавшего о «благоукрашении» нового скитского храма на этом не окончилась. В летний период 1912 г. старанием о. Константина, жертвовавшего 1500 рублей, осуществляются крупные работы по росписи внутренних стен храма свт. Льва Катанского. В июне с этой целью в помещении началась установка лесов[80]. Как уже отмечалось, первоначально храм внутри, по-видимому, не был расписан, стены были оштукатурены и окрашены, хотя есть основание предполагать наличие настенное живописи в отдельных местах церкви. Роспись 1912 г. была выполнена художником Петром Михайловичем Соколовым, цеховым московской мастерской церковной живописи.

Значительный интерес представляет сохранившийся контракт от 16 июня 1912 г. на живописные работы, заключенный П.М. Соколовим с Козельской Оптиной пустынью. В нем содержится список намеченных для росписи сюжетов, который помогает составить общее представление о системе их расположения. Живописные изображения помещались на потолке, в алтаре и на всех стенах храма. Так, на потолке предполагалось поместить изображение Троицы и четырех евангелистов. В алтаре оставлялись прежние росписи и только «поновлялись». На восточной стене, «на местах, не занятых иконостасом», предлагалось изобразить: «1/ справа икону Божией Матери «Неопалимой Купины», 2/ слева икону Божией Матери «Молчанской». На южной стене а) В простенках между окон: 1/ около правого клироса св. прор. царь Давид, далее 2/ свв. цари Константин и Елена; 3/ св. Варсонофий, еп. Тверской, б) Вверху 4 иконы Божией Матери: 1/ Козельщанской; 2/ Троеручицы; 3/ Нечаянной Радости; 4/ Взыскание Погибших; в) около хор внизу изображение «Св. Лев несет к царю в своей одежде горящие уголья». На северном стене — а) в простенках между окон: 1/ около леваго клироса св. Равноапостальный князь Владимир, далее 2/ св. равноапост. Кирилл и Мефодий, учителя словенские. 3/ св. великомуч. Варвара и пр. Феврония. б) Вверху 4 иконы Божией Матери — 1/ Толгская; 2/ Всех Скорбящих Радости; 3/ Иверская; 4/ Донская; в) около хор внизу изображение «св. Иоанн Рыльский, поселившись в дупле дерева, исцеляет больных». На западной стене две картины средней величины: от входной двери направо 1/ «Христос спасает утопающего Петра», налево 2/ «Чудесный улов рыб»[81]. Наряду с фигурными, сюжетными композициями, стены украшались орнаментами.

Остается неизвестно, в каком объеме были выполнены намеченные работы. Кроме того, часть сюжетов в процессе работ могла заменяться. Об этом, в частности, свидетельствует один из документов, прошение в Духовную консисторию. В нем говорится: «Ввиду того, что живописец, которого предполагается вызвать из Москвы (П.М. Соколов), привезет с собой альбомы картин духовного содержания, то желательно получить разрешение заменить означенные картины другими, которые предложит живописец, если они будут более подходящими, как по удобству изображения, так и по внутреннему содержанию»[82]. О технике росписей ничего не сообщается. В «Описи музея Оптина Пустынь» говорится, что они выполнены «масляными красками».

В помещении «между церковью и корпусом», то есть в коридоре, намечалась только покраска стен, без росписей. Плафон здесь украшался изображением звездного неба (на синем фоне — звезды) — мотив, довольно распространенный во второй половине XIX — начале ХХ вв. в декорировке внутренних помещений и покраске и украшении куполов (такой же мотив был использован ранее в скиту при росписи потолка Макарьевского придела Предтеченского храма). В сентябре 1912 г. росписи в церкви, ремонт и некоторые отделочные работы были закончены. О характере проведенного ремонта дошли самые отрывочные сведения. В летописных записях упоминается, например, устройство новой голландской печи в алтаре церкви.

В конце сентября консисторской комиссией было проведено обследование новых работ «по расписанию живописью и орнаментом внутренних стен храма» и составлен акт осмотра. В нем отмечено, что «работы исполнены хорошо и чисто, и все это исполнено старинным церковным стилем доброкачественными материалами»[83].

Работы, связанные с украшением и внутренним убранством храма продолжались и в дальнейшем. Среди них — установка в октябре 1912 г. привезенных из Москвы новых «иконостасов» (имеются в виду киоты): на горнем месте (для одной иконы) и перед жертвенником (для четырех икон)[84]. 19 октября помещение отремонтированного и обновленного храма было вновь освящено.

В летний период следующего 1913 г. проводились очередные ремонтные работы в других помещениях здания, прежде всего в корпусе келий. В основном они сводились к обновлению окраски и «поправкам». В Летописи скита, в записях от мая 1913 г. содержатся также сведения о начале ремонта — настилке пола в коридоре[85].

В последующие 1914–1915 гг., в соответствии с положениями указа Калужской духовной консистории 1911 г., осуществляются новые значительные ремонтные и укрепительные работы. Указом предписывалось в частности, в целях «технической и противопожарной» безопасности изменить использование части помещений корпуса, а именно: весь первый этаж, занятый в то время в основном келлиями (небольшое помещение здесь было отведено под ризницу), приспособить под библиотеку («обратить в библиотеку»), а жилые келлии и ризницу устроить во втором этаже.

Однако указаниям Консистории скит не последовал, и значение основных помещений корпуса было оставлено прежним, в первом этаже — келлии и, очевидно, небольшая ризница; во втором — скитская библиотека и одна келлия, отделенная от библиотечного помещения перегородкой.

Новые работы предпринимались, прежде всего, с целью замены поврежденных частей потолка и обеспечения «противопожарных и технических» условий, то есть устройства «безопасных» помещений для библиотеки и разницы. Для этого полы и потолки второго и первого этажей предусматривалось «сделать бетонно-железными, несгораемыми». Деревянные балки потолка и пола предполагалось заменить железными, перекрытыми «бетонными сводиками», «а самые полы по сводикам настлать цветными цементными плитками»[86]; «для перекрытия пролетов в 9 аршин 10 вершков железныя балки будут длиною 10,5 верш., а высотою 10,25 дюймов для пола библиотеки; и 9 дюймов для потолка библиотеки; расстояние между балками принято в 1,75 аршин»[87].

Одновременно намечалось переустройство и перепланировка первого и второго этажей. 1) Расположенные на первом этаже келлии предполагалось перестроить и приспособить под ризницу, расположив ее в части, ближайшей к церкви, поскольку, как сказано в рапорте настоятеля Оптиной пустыни в Калужскую консисторию, «в скиту нет для ризницы другого, более подходящего, а главное каменного помещения»[88]. 2) «Промежуточные перегородки» 1-го этажа при этом разбирались «с целью сделать помещение возможно более просторным и светлым». В ходе перепланировки переделке подвергались отопительные приборы, и утраивались две новые изразцовые духовые печи «у капитальной стоны церковного коридора»; топка их производилась из коридора. На первом этаже, помещения которого предназначались под ризницу, намечалась установка окон железных решеток, обшивка и «укрепление железом» наружных дверей (устройство железной двери); устанавливались чугунные дверцы, здесь же проводились обще ремонтные и отделочные работы, исправление штукатурки и клеевая окраска стен».

На втором этаже сметой намечалось, наряду с заменой балок и выстилкой цементных полов, осуществить частичную перепланировку для благоустройства и, очевидно, расширения помещения библиотеки, с установкой, как и в первом этаже, двух духовых изразцовых печей, поставленных к капитальной стене коридора, «с топкой из коридора»; предполагалась внутренняя отделка помещения, штукатурка, окраска и проч.

Кроме того, среди намечавшихся первоначально работ (по материалам черновиков смет) упоминается о разборке в помещениях первого и, возможно, второго этажа деревянной перегородки и замене ее капитальной каменной «с тремя арочными пролетами», о замене «одной переборки длиною в 2 арш. и одной двери»[89].

В июле 1914 г. началась «переноска скитской библиотеки»[90] и ремонт помещений второго этажа. Из-за разных причин, прежде всего обстоятельств первой мировой войны (отсутствия строительных материалов, бетонных балок и проч. и рабочих), ремонт в корпусе растянулся до конца 1915 г. или начала 1916 г.

В январе 1916 г. в Консисторию были отправлены отчет по ремонту церкви, смета и план. Из материалов сметы следует, что работы проводились главным образом в помещений первого этажа: ремонт потолка с укладкой железных балок, замена покрытия пола цементными плитками, устройство кафельных печей в ризнице, установка чугунных дверей. В отчете перечисляются и некоторые виды отделочных работ: окраска стен в ризнице и библиотеке, «поправка» дверей, окраска стен и потолка в пономарской и ризнице. Тогда же проводились какие-то дренажные работы. Среди работ называются также «кирпичные», плотничья и др.[91]

Документов, касающихся событий в скиту периода 1914–1916 гг., кроме относящихся «ремонту и устройству ризницы»,

План скита 1911 г.

не сохранилось. Летопись, начиная с лета 1914 г., велась с большими перерывами. Из последующих кратких и нерегулярных записей, известно, что в 1917 г., как впервые годы мировой войны, «летний храм ради экономии топлива не отапливается», и практически бездействовал, а службы по-прежнему совершались в Предтеченском храме[92].

На протяжении первых 15-ти лет ХХ в. в Иоанно-Предтеченском скиту были проведены значительные работы, во многом изменившие его облик. Появился большой каменный двухуровневый храм в честь свт. Льва Катанского и преп. Иоанна Рыльского, с нижним пределом Архангела Михаила, который не только своим материалом, но и архитектурным стилем и размерами заметно выделялся из скитского ансамбля. Были проведены значительные дренажные работы, столь важные в болотистой скитской местности. Продолжилось благоукрашение скитских храмов. Мировая война и последовавшая революция не позволили осуществить все намеченные планы.                                  

Глава 3. Смута в скиту и похожие события монастырской истории начала ХХ века

Оптинская смута 1910–1912 гг. — важнейший фрагмент позднего периода истории оптинского старчества. В эти годы небольшая часть братии выступила против своего настоятеля — архимандрита Ксенофонта (Клюкина), и скитоначальника и старца — преп. Варсонофия (Плиханкова). Осуждались методы духовного и хозяйственного руководства обителью. Обвинения поддержали некоторые светские влиятельные особы. Использовались как публикации в периодической печати, так и жалобы в епархиальное управление и Св. Синод. Хотя обвинители не смогли ничего доказать, эта кампания достигла значительного успеха — из монастыря был переведен старец Варсонофий, который через год после этого почил (1/14 апреля 1913 г.). Смута охватила как скит, так и монастырь, но наиболее остро и болезненно её события разыгрывались именно в скиту, что не удивительно, ведь скит — сердце Оптиной пустыни. Острие критики смутьянов было направлено против скитоначальника и старца — преп. Варсонофия. Исследователи называют несколько версий, объясняющих причины этих нестроений[93]. Представляется, что все эти версии имеют право на существование и с разных сторон рассматривают тот клубок противоречий, который сложился вокруг скита и его настоятеля. Вместе с тем, эти версии претендуют лишь на объяснение внешних причин, повлиявших на возникновение нестроений.

Прп. Варсонофий Оптинский

Одна из версий, сформулированная учеником старца Варсонофия прот. Василием Шустиным, объясняет начало смуты тем, что старец вступил в «противоборство» с неким влиятельным лицом, известным в Петербурге в великосветских салонах и при Дворе. Это был «юродивый», «блаженный» Митя Козельский — мещанин города Козельска (соседствующего с Оптиной Пустынью) Димитрий Попов, по прозвищу Коляба. Это была довольно сомнительная личность, в оптинских описаниях и воспоминаниях о нем остались нелестные отзывы: «8-го числа вечером в наш корпус зашел, гуляя по скиту, юродивый Митенька, который бывает у Государя Императора. Он произвел на меня скорее приятное впечатление»[94]; «Для истинно Христа ради юродивого он был слишком в почете и для окружающих был источником обогащения»[95].

Этот Митя, по-видимому, используя свою репутацию юродивого, принимаемого при Дворе[96], поселился в скиту, но вскоре был удален оттуда скитоначальником старцем Варсонофием. В ответ Митя и его почитатели устроили кампанию против старца, закончившуюся переводом (даже формально повышением) его в 1912 г. из Оптинского скита настоятелем в Голутвин монастырь в Коломне, где ровно через год старец скончался.

Вторая версия объясняет начало смуты недовольством некоторых великосветских особ, отправлявшихся в «духовных поисках» в Оптину пустынь и не встретивших там должного (на их взгляд) к себе отношения. Среди них выделялась М.М. Булгак, которая после посещения старца Варсонофия стала его почитательницей, пообещала сделать завещание в пользу скита на 100 тыс. руб. На этом основании она решила, что вправе командовать старцем. Когда же ей это не удалось, она отправилась в столицу, где в салоне графини С.С. Игнатьевой, очень влиятельном в политических и церковных кругах, рассказала свои впечатления об Оптинском ските и старце Варсонофии[97]. Чтобы составить собственное мнение графиня Игнатьева приезжала в Оптину пустынь и посещала настоятеля архим. Ксенофонта и скитоначальника иг. Варсонофия. «Ввиду такого неприятного посещения о. Варсонофий попросил М.Н. Максимович выручить его при приёме графини и вести с ней светскую беседу. М.Н. Максимович была супругой Варшавского генерал-губернатора. Она жила почти безвыездно в Оптиной в собственном домике и была смиренной старицей, поистине святой жизни. Она пришла к чаю и вела с графиней любезный светский разговор, а старец пребывал в молчании. Результат был такой: графиня вернулась в Петербург с доносом: в скиту растут цветы, а у старца в келлии хозяйничают женщины»[98].

Историк Оптиной пустыни И.М. Концевич считает, что, хотя «уже давно находились люди недовольные о. Варсонофием», всё-таки катализатором событий, ставших для старца драматичными, изначально явилась приятельница графини Игнатьевой М.М. Булгак: именно она «произвела тот взрыв, который был причиной отъезда о. Варсонофия из Оптиной Пустыни»[99]. Косвенно подтвердил эту версию и сам старец. Вот его замечание, высказанное 15 июля 1912 года (т. е. через три месяца перевода из скита в Голутвин монастырь) в беседе с духовными чадами: «Недавно приезжал сюда священник Главного штаба Левашов он бывает во многих религиозных кружках и встретился, между прочим, с И[гнатьевой] и Б[улгак], которые постарались убрать меня из Оптиной. Зашёл разговор о том, как стоит теперь старчество в Оптиной и почему взяли о. Варсонофия из Пустыни, ему там было хорошо. На это они ответили, что их надо благодарить, так как, переводя о. Варсонофия в Голутвин, они тем самым подняли этот монастырь […] Насколько хватит моих сил, я буду исполнять святое дело — устройство Голутвина монастыря, только сильно сомневаюсь, чтобы те, которые услали меня из Оптиной, имели это в виду»[100].

Третья версия, объясняет события смуты возникновением неудовольствия на отца настоятеля и на скитоначальника у нескольких оптинских монахов. В 1910 г. четыре оптинских монаха — иеромонахи Моисей и Иезекииль, иеродиакон Георгий и монах Михей отправили донос Калужскому епископу Вениамину (Муратовскому) на оптинского настоятеля архим. Ксенофонта, обвиняя его пред архиереем в нанесении ущерба обители нерасчётливым ведением монастырского хозяйства. И.М. Концевич и С.А. Нилус указывают и пятого участника смуты — монаха Патрикия (Ревякина), в некоторых документах встречается имя еще одного жалобщика — монаха Савватия (Казакова). «С целью добиться упразднения старчества и закрытия скита новые монахи являлись из упадочного предреволюционного мира», — пишет И.М. Концевич[101]. Епископ распорядился, чтобы вопрос решила Калужская духовная консистория. Оттуда прошение было препровождено настоятелю монастыря для объяснения[102]. Не добившись своего на епархиальном уровне, зачинщики смуты обратились с жалобой в Св. Синод, которая была подкреплена просьбой уважаемых козельских помещиков назначить ревизию в обители. В жалобах обращалось внимание в первую очередь на неправильное лесопользование, относительно скита — на ошибки при постройке и эксплуатации храма свт. Льва Катанского, присвоение денег, поданных на поминовение. Авторы жалоб утверждали, что они терпят притеснения от скитоначальника старца Варсонофия.

В октябре 1910 г. скит посетила комиссия для осмотра храма свт. Льва Катанского, назначенная «по поводу доноса, поданного подписавшими его сначала местному епархиальному начальству, а затем и в Синод»[103]. Летом 1911 г. в скит с комиссией приезжал Калужский епископ Александр (Головин), а осенью губернский архитектор Михайлов. Как отмечает Летопись, «владыке очень понравилось благоустройство скита»[104]. На основе осмотра епархиальной комиссией было составлено заключение о состоянии храма свт. Льва Катанского. В частности, в указе записано следующее: «В стенах храма, при тщательном осмотре, никаких видимых следов непрочности стен и трещин не замечено, кроме одной небольшой вертикальной трещины в северной части алтаря над окнами первого (нижнего) этажа и двух раскрытых швов в кирпичных впадинах под северный, ближайшим к алтарю, окном церкви и под ближайшим к северо-восточному углу окном алтаря, но трещина эта и пустые швы как пришедшие в момент кладки стен и не изменяющиеся с тех пор, значения не имеют для прочности стен»[105]. Наряду с этим, в заключение губернского архитектора об осмотре скита и монастыря говорилось, что «все осмотренные здания Козельской Введенской Оптинои пустыни совершенно прочны, … находятся и поддерживаются в безукоризненном состоянии и порядке»[106].

Таким образом, жалобы нескольких монахов на настоятеля и скитоначальника не достигли своих целей. В строительстве, лесопользовании и финансах не было выявлено каких-либо серьезных недочетов. Зачинщики смуты были переведены из обители, причем иером. Моисей на настоятельскую должность в другом монастыре. Но смута набирала ход, и именно в этот момент свою роль сыграли М.М. Булгак, графиня С.С. Игнатьева и почитатели «юродивого» Мити Козельского, якобы обиженного старцем Варсонофием.

Стоит отметить, что преп. старец Варсонофий, в миру бывший полковником, и поступивший в скит в 45-летнем возрасте, по мнению некоторых современников, отличался строгостью. Интересно свидетельство валаамского иеромонаха Маркиана (Попова), посетившего скит в разгар описываемых событий в 1911 г.: «По дороге из скита в монастырь отец Маркиан разговорился с одним из послушников, который «жалел покойнаго старца Иосифа, а про нынешнего старца о. Варсонофия отзывался не так восторженно, но говорил, что иной раз о. Варсонофий, бывает, и рассердится, проберет, а о. Иосиф был неизменно кроткий и любовный и умел утешать». Возникает эта тема и в разговоре с благочинным иеромонахом Феодотом, который сообщает, что вопрос о главном старце еще не решен: «Просили мы о. архимандрита Агапита, ученика покойного о. Амвросия, живущего у нас в обители на покое, чтобы он принял на себя это великое дело и потрудился на пользу других, но он отказывается, ссылаясь на старость и на свои телесные немощи. К отцу Варсонофию хотя братия наша и ходит, но не так как к покойному отцу Иосифу. Он, знаете ли, человек из военных, и сегодня вас хорошо примет, а завтра накричит или вовсе откажет в приеме. Уже и не знаем, кто у нас теперь в обители будет за главного старца»[107]. Об этом упомянул в своем слове на отпевании старца Варсонофия почитавший его епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов): «К вам обращаюсь, братие этой обители, может быть, подчас он [старец Варсонофий] казался вам суровым, может быть, вы встречали с его стороны суровый взгляд, неласковое слово и считали его недобрым и суровым, — но верьте мне, архипастырским словом своим я вас заверяю, что искренне любил он вас и всё делал, ища одного вашего блага и спасения ваших душ»[108].

Все же корни смуты уходили в скитское прошлое. После праведной кончины преподобного старца Амвросия в 1891 г. в скиту оказалось два старца — преп. Иосиф (Литовкин) и преп. Анатолий (Зерцалов). Уже тогда появились признаки нестроений и противостояния, зачинщиками которых были, по-видимому, духовные чада старца Иосифа. Преподобный Иосиф был многолетним и преданным келейником старца Амвросия, начал духовничество еще при его жизни, и воспринимался как очевидный приемник старческого служения. Старец Анатолий вскоре почил, но поступивший в скит отставной полковник Павел Плиханков (в постриге Варсонофий), духовный сын старца Анатолия, воспринимался чадами старца Иосифа как возможный конкурент, представляющий опасность для их аввы. По мнению одного из авторов, «тихий, смиренный, скромный отец Иосиф казался своим защитникам неспособным себя отстаивать, но вероятнее всего, они беспокоились о воплощении своих честолюбивых планов»[109]. Ослабление здоровья старца Иосифа, уход его с послушания скитоначальника в 1907 г., и кончина, последовавшая 9/22 мая 1911 г. значительно обострили это противостояние. Скитоначальник старец Варсонофий, соблюдая устав скита, не позволил многочисленным женщинам, почитательницам преп. Иосифа, присутствовать на панихиде по старце в скиту. «Они же стали просить, шуметь, жаловаться, и из-за этого произошла большая смута»[110].

Не все скитяне готовы были принять нового старца (хотя он уже несколько лет был их настоятелем), о чем, в том числе, говорит выше приведенное свидетельство валаамского паломника. Эти внутренние скитские противоречия наложились на недовольство несколькими монахами деятельностью настоятеля Ксенофонта, а после того как за него решительно вступился старец Варсонофий, гнев зачинщиков смуты обратился против него. В разгар епархиальных и синодальных разбирательств по оптинским жалобам, в смуту активно включились светские и церковные влиятельные особы. В итоге, в обитель для ревизии по поручению Синода прибыл епископ Кишеневский Серафим (Чичагов, священномученик). По результатам своего посещения, епископ Серафим во многом занял позицию противников архим. Ксенофонта (назвав его слабовольным человеком, который не в состоянии уследить за огромным монастырским хозяйством) и старца Варсонофия (обвинив его в самовольном старчествовании, что противоречило действительности, так как преподобный был назначен духовником решением Синода). Возможно на эту позицию повлияло то, что еп. Серафим (Чичагов) был одним из завсегдатаев салона графини С.С. Игнатьевой. Св. Синод принял решение по результатам поездки еп. Серафима лишь через год. В указе предписывалось игумену Варсонофию вступить в должность настоятеля Коломенского Старо-Голутвина монастыря с возведением в сан архимандрита. Это повышение по сути было для больного 66-летнего старца ссылкой. Преподобный Варсонофий написал прошение об увольнении от настоятельской должности с почислением на покой в родном оптинском скиту. Прошение не было удовлетворено, в марте 1912 г. старец покинул скит и прибыл в Коломну. Ровно через год 1 (14) апреля 1913 г. преподобный Варсонофий почил, исполняя настоятельское послушание. Его мощи были перенесены в Оптину пустынь сразу же после кончины. Прославление состоялось в 1996 г.

Как начало старческой традиции в Оптиной пустыни (преподобный старец Лев) вызывало недовольство и препятствия, так и в последние годы оптинского старчества поднялась смута против него. Стоит отметить, что если в начале XIX в. старчество представлялось некоторой новинкой, отступлением от традиций, то в начале XX в., — наоборот, старчество представлялось его противникам устаревшим институтом, мешающим развитию монастыря.

В истории монашества известно немало случаев восстания братства, или части братства, на своего игумена. Такой участи не избежали даже преп. отцы, например — Савва Освященный, Венедикт Нурсийский, Симеон Новый Богослов, Феодорит Кольский, Трифон Вятский, Дионисий Радонежский. Но такие события всегда носили единичный характер и являлись глубоким нарушением основ иноческой жизни. В истории русского монашества предреволюционной эпохи начала XX в. подобные происшествия приобрели массовый характер. Оптинская смута является лишь одним из них. Поэтому необходимо рассмотреть события в скиту в контексте подобных событий церковной и монашеской жизни начала XX в. Такой контекст очевиден, и позволит выявить целый ряд похожих как по сути, так и по времени явлений. Возможно, этот подход поможет лучше понять происшедшие в Оптинском скиту нестроения в 1910–1912 гг.

Так, наибольший резонанс получили события на Святой горе Афон в 1909–1913 гг., получившие наименование «Афонская смута». Эта «смута» охватила русские монастыри Афона — Свято-Пантелеимонов монастырь, Андреевский скит, скит Новая Фиваида. Спокойствие сохранялось только в Ильинском скиту. Причиной послужил спор о почитании Имени Божия, вызванный книгой схимонаха Илариона «На горах Кавказа». Суть противоречий и ход событий подробно рассмотрены в имеющейся литературе[111]. События достигли такого накала, что в январе 1913 г. сторонники «имяславия» (одной из двух сторон в этом споре) силою изгнали из Андреевского скита настоятеля архимандрита Иеронима (Беляева) и его сторонников-«имяборцев», объявив их «еретиками, хулителями Имени Божия». Изгнание началось с воинственного клича предводителя смуты иеросхимонаха Антония (Булатовича, бывшего гусара) — «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа — ура!». Подобные происшествия, совершенно революционные по сути и форме, произошли на Афоне и в Пантелеимонове монастыре и ските Новая Фиваида. Настоятель Пантелеимонова монастыря архимандрит Мисаил так и называл основное ядро «имяславцев», во главе с монахом Иринеем (Цуриковым), — «революционным комитетом». Ими было составлено «Исповедание Имени Божия». На состоявшемся 23 января 1913 г. монастырском соборе, старшую братию принуждали подписывать этот документ. Монах Ириней говорил настоятелю архимандриту Мисаилу: «Иди скорее, подписывайся к нашему протоколу, или мы иначе с тобою заговорим»[112]. Этот комитет отправился в скит Новая Фиваида, откуда так же был изгнан игумен, и назначен новый из «имяславцев». Дошло до анафематствования тех, кто не признал новое учение, включая иерархов.

Во всех монастырях России были отслужены молебны, в том числе в Оптиной пустыни «при соборе всей братии, о том, чтобы Господь вразумил заблудших, и обратил их на путь истины»[113]. Призывы Русской и Константинопольской церковной власти к умиротворению не возымели успеха. В итоге, летом 1913 г. в ходе полицейской акции с Афона были депортированы более 800 русских монахов, заявивших о своей приверженности имяславию.

Другая обитель, находящаяся на противоположном краю Русского мира — Соловецкий монастырь, также столкнулась с похожими проблемами. После Русско-японской войны 1904–1905 гг. в монастырь поступило много солдат и матросов. Они принимали постриг по обету, целыми отрядами, на льготных условиях, с быстрым рукоположением — по особому указанию Синода[114]. Именно ими был поднято возмущение против талантливого и многолетнего настоятеля архимандрита Иоанникия (Юсова). Он родился в 1850 г. в крестьянской семье в Архангельской губернии. С 1867 г. подвизался в монастыре, в 1880 г. был пострижен в монахи. В 1895 г. избран настоятелем. По его инициативе основывались новые скиты, началось создание прославившей монастырь озерной судоходной системы на Большом Соловецком острове, получил развитие монастырский морской флот. При архимандрите Иоанникии в 1910–1912 гг. на Соловках возникла первая и единственная в России монастырская гидроэлектростанция, в 1914–1916 гг. — радиотелеграфная станция, обеспечившая связь с материком. Особой заботой архимандрита стало создание на базе 4-классного монастырского училища 8-классной семинарии, с правом выпуска священников и учителей. Вместе с тем, архимандрит Иоанникий выступал за сохранение уставной строгости монастырской жизни.

В 1913 г. началась монастырская смута. Часть братии, недовольные распоряжениями архим. Иоанникия, выступили против своего игумена, и поскольку никаких серьезных фактов представить не могли, то стали писать начальству различные клеветнические измышления, обвиняя своего настоятеля в безрассудстве, растратах и даже убийстве. Однако эти доносы не возымели успеха, и смута продолжалась четыре года. Лишь после Февральской революции, 4 августа 1917 г. Синод постановил уволить архимандрита Иоанникия на покой. Прочитав об этом решении Синода в газете, о. Иоанникий перекрестился и сказал: «Слава Богу за все. Мне своих дел не стыдно»[115]. На настоятельство был приглашен архимандрит Вениамин (Кононов), соловецкий воспитанник, настоятельствующий в Антониево-Сийском монастыре. Главной целью нового игумена стало преодоления последствий многолетней смуты. Новый настоятель считал, что братия была несправедлива к архим. Иоанникию, и в несчастиях, случившихся в монастыре (например, пожар, в котором погибли некоторые постройки), видел наказание за бунт против настоятеля. «Все ли мы хороши сами? — сказал он. — Отца Иоанникия не считали ли первым человеком — и его же загрязняли, и заплевали, и заушали. Ныне я кажусь многим из братии хорошим, но боюсь, что придет, и скоро, время, когда и я буду казаться тоже худым и ненужным, и против меня также начнут вести козни и смуты»[116]. Эти слова оказались пророческими. Отцу Вениамину удалось на время восстановить порядок в обители, некоторые зачинщики смуты покинули монастырь, остальные внешне смирились. Однако недолго обитель пользовалась покоем.

В 1920 г. особая комиссия Губревкома прибыла на острова и стала вывозить запасы продовольствия. Предвидя это, монахи спрятали часть продовольствия и церковных ценностей. Однако, благодаря указаниям иноков, ранее выступавших против архим. Иоанникия, многие из этих ценностей были обнаружены властями. В августе началось следствие по выявлению «виновных в сокрытии», а в монастыре возобновилась смута, теперь уже против архим. Вениамина, на которого стали поступать доносы от монахов в органы власти. Автором одного из них был иеродиакон Вячеслав, один из зачинщиков смуты против архим. Иоанникия. В кон. 1920 г. о. Вениамин был арестован. Погиб архим. Вениамин (Кононов) в 1928 г. Прославлен на Архиерейском юбилейном Соборе Русской Православной Церкви в 2000 г.[117] Архим. Иоанникий (Юсов) почил в 1921 г. на Соловках.

Еще одна прославленная обитель, столкнувшаяся в это время со смутой и клеветой на настоятеля — Глинская пустынь. Эта обитель, так же, как и Оптина пустынь, была известна своей традицией старчества, восходящей к преп. Паисию (Величковскому). Причем в Глинской пустыни старческое окормление было утверждено уставом. Одним из наиболее известных настоятелей монастыря был схиархимандрит Иоанникий (Гомолко), в мантийном постриге Исаия, управлявшей обителью в 1888–1912 гг. С ним вел переписку святитель Феофан Затворник. Отец Иоанникий много потрудился в деле благоустройства и процветания обители — как внешнего, так и внутреннего. До 1889 г. послушники могли ходить на откровение помыслов к любому духовнику. Отец Иоанникий ввел более строгий порядок — при поступлении в обитель, каждому назначался духовник, которому ежедневно следовало открывать помыслы[118]. При нем началась издательская деятельность пустыни, достигшая значительных размеров. Был втрое расширен Успенский собор. При этом настоятель отличался строгостью, как к себе, так и к братии. Часто братия, принимая от него благословение, получали наставление: «Будь внимателен!» Отец Иоанникий побуждал братию к строгому воздержанию в пищи, ограничивал на трапезе белый хлеб и квас. Он не оставлял без внимания ни малейшей погрешности. После принятия схимы в 1906 г. он значительно усилил строгость к себе, оставаясь настоятелем большой обители.

Зачинщиком смуты стал соседний помещик отставной генерал-лейтенант П. Митропольский. Он привлек на свою сторону небольшую часть братии, недовольных строгостью настоятеля. Первые клеветнические публикации против схиархим. Иоанникия появились в периодической прессе в 1908 г. Не достигнув результата, клеветники в 1909–1910 гг. направили в Синод шесть заявлений, порочащих настоятеля. Его обвиняли в разорительном ведении хозяйства (как и оптинского настоятеля). Были проведены две ревизии и дополнительное следствие, по результатам которых не только не подтвердилась виновность настоятеля, но его образ жизни был признан безупречным. Преподобный Варсонофий Оптинский, пострадавший от похожих событий в своей обители, знал об искушениях, претерпеваемых схиархим. Иоанникием: «Великую смуту враг вносит в обители; ведь, отец схиархимандрит глинский — это столп, а вот враг какое гонение на него воздвиг: всю братию смутил и чуть его из обители не изгнал»[119]. Однако вновь назначенный на Курскую кафедру архиеп. Стефан (Архангельский) поверил клеветникам и направил в Синод прошение об увольнении о. Иоанникия от должности настоятеля. 12 марта 1912 г. последовало определение Синода об увольнении 70-летнего старца, и он был удален из обители.

Дальнейшая судьба о. Иоанникия по доступным нам публикациям не прослеживается. Передаются рассказы о его жизни и подвигах, о его наставлениях. Схиархимандрит Иоанн (Маслов) приводит предание, комментировать которое не возьмемся. Согласно этому преданию, когда изгнанный схиархимандрит Иоанникий уходил из обители, был сильный весенний разлив рек. Старец вышел из монастыря, перекрестил воду и на глазах у многих пошел по ней, как посуху, повторив чудо, совершенное некогда преподобным Иоанникием Великим[120].

Эти события, монастырские «смуты», охватили в одно и то же время (1908 г. — начало смуты в Глинской пустыни; 1909 г. — начало смуты на Русском Афоне; 1910 г. — начало смуты в Оптиной пустыни; 1913 г. — начало смуты на Соловках) несколько крупнейших русских обителей, которые оказывали значительное влияние на духовное и нравственное состояние общество. Вряд ли стоит говорить о какой-то внешней координации этих возмущений, хотя такая версия, несомненно, найдет своих сторонников. Эти события являлись прямым отражением и влиянием тех процессов, которые происходили в русском обществе. В ходе первой русской революции 1905–1907 гг. подпольная революционная деятельность и массовое недовольство, которое подспудно зрело в обществе, вырвались наружу и охватили все слои общества и все стороны общественной жизни. Несмотря на некоторый спад революционной активности после 1907 г., полностью усмирить эти процессы так и не удалось вплоть до краха государственности в 1917 г. Тех 20-ти лет спокойствия, о которых мечтал П.А. Столыпин, Россия так и не получила.

Несомненно, революционный, мятежный дух не мог не проникнуть в Церковь и в монастыри. В монастыри этот дух преимущественно принесли иноки, поступившие в годы революции 1905–1907 гг., или сразу после нее. Это оказало свое влияние на моральный и духовный облик монашества. Древние уставные традиции, в том числе принципы послушания игумену, старцу, — частью монашества ставились под сомнение. Мирская, революционная идея «справедливости» в то время проникла в монастырские стены.

Повод для подобных нестроений мог быть различным. Чаще всего священноначалие обвинялось в неправильном ведении хозяйства. В русских обителях Афона поводом к беспрецедентной по массовости смуте явились богословские споры. Но даже когда внешней причиной были нарекания в хозяйственной деятельности, итогом смуты всегда являлись не хозяйственные улучшения, а отстранение священноначалия, против которого и поднималась смута. Смуту в скиту Оптиной пустыни в 1910–1912 гг., как представляется, необходимо рассматривать именно в подобном широком историческом контексте, иначе исследователь рискует увлечься поиском непосредственных причин и поводов к этим событиям, упустив понимание их сути.

Исследование влияния общественных, казалось бы далеких от духовных горизонтов, процессов на церковную и монашескую жизнь — интересная и актуальная тема, не получившая еще должного внимания в науке. Светской исторической науке, долгое время находившейся под давлением социально-экономического детерменизма, обусловленного идеологическими штампами, редко удается адекватно рассматривать историю Церкви в контексте социальных, экономических и политических процессов. Здесь, по-видимому, не достает глубины понимания Церкви не как исторического феномена и социального института, а как Тела Христова. В церковной науке, с другой стороны, заметно пренебрежение социально-экономическими, политическими, культурными процессами в обществе. Подобные исследования приобретают актуальность в наше время — эпоху глубокой трансформации облика общества, изменений касающихся не только, и не столько, российского общества, но всего человечества. Дальнейшее течение этих изменений еще только угадывается, но их влияние на церковную (в том числе монашескую) жизнь неизбежно.

Глава 4. Закрытие скита

Революционные процессы, происходящие в русском обществе в начале ХХ в., не оставляли равнодушными насельников скита. Немало страниц «Летописи скита» за эти годы содержат размышления о происходящем. Не вызывали одобрения составителей летописи (в том числе будущего старца Варсонофия) происходящие реформы — созыв Государственной думы и особенно свобода вероисповедания.

Традиционализм и монархизм скитской братии особенно проявились в дни февральской революции 1917 г. Весть об отречении Императора в скиту была встречена как настоящее несчастье, что отличалось от мнения, господствовавшего в Церкви[121]. Чуть позже, оценивая события 1917 г., скитской летописец делает следующее заключение, по-видимому, отражающее мнение братии: «Народ настолько помутился в разуме от гордыни сердца, что свергнул с престола своего законного правителя — Царя»[122].    

События 1917 г. развивались стремительно, и скитская летопись этого периода изобилует такими словами: «отчаянное состояние России», «грозные и страшные дни», «положение безнадежно. Запись от 1 сентября говорит о действительном ухудшении положения: «В скиту, по тяжелым условиям пищевого довольствия, хлеба будет выдаваться 1 фунт на брата ежедневно. Хлеб будет выдаваться с нынешнего дня на два следующих по 2 фунта»[123].

Конец октября, ознаменовавшийся восстанием большевиков в Петрограде, в монастыре и скиту проходил очень тревожно. «В монастыре на стене появилась зловещая, дерзкая надпись с угрозой прийти ограбить монастырь. (Черновик: неизвестно, кому принадлежит эта надпись, но она соответствует духу и настроению мирских соседей Обители и вообще духу и знамениям времени.) Подобные заявления приходится слышать и изустно.

В монастыре уже предприняты некоторые меры на случай нападения и установлено совершение молебных и акафистных пений пред Чудотворным образом Божией Матери и панихид по почивающим Старцам.

(Черновик: Так, решено, что по предложению заступающаго место о. Настоятеля (он находится в Москве <зачеркнуто: участвуя в заседаниях> на Всероссийском Церковном Соборе), о. Казначея в случае нападения братия должны собраться по удару колокола к Казанскому собору, чтобы сообща встретить насильников. Для устрашения злоумышленников послушники вооружаются дрекольем и даже револьверами и таким образом составляется ополчение человек в 50. < внизу листа: «Но аще не Господь сохранит» Обитель, всуе бде стрегий». Поэтому обитель прибегла к надежнейшей защите: установлено совершение акафистов пред чудотворной иконой Божией Матери и паннихид по Старцам>.

Сегодня на вечернем благословении о. скитоначальник предложил и скитской братии подумать о мерах к защите скита от возможнаго нападения. Старец о. Нектарий призывал братию к молитве о защите Скита»[124].

В ближайший воскресный день, 29 октября, богослужение в скиту совершалось не рядовому святому, а покровителям скита —

Амвросиевский колодец

Небесным бесплотным Силам, Иоанну Предтечи, а так же всем святым. После литургии был совершено «молебное пение о спасении державы Российской и утолении в ней раздоров и нестроений». После на Амвросиевском колодце у ворот скита совершенно водоосвящение, а затем последовал крестный ход «внутри стен» скита с иконами и святой водой[125].

Созданное после Октябрьского переворота правительство (Совет народных комиссаров) издало 23 января 1918 г. декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». В соответствии с 12 и 13 пунктами декрета, религиозным организациям запрещалось владеть собственностью и иметь права юридического лица. Все церковное имущество объявлялось народным достоянием[126]. Этот документ стал основанием для последующего изъятия церковного имущества и закрытия монастырей и храмов.

Во исполнении этого декрета, 25 февраля в 11 часов дня в скит явился отряд красногвардейцев из пяти человек. Потребовав к себе скитоначальника, командир отряда заявил, что им необходимо осмотреть храмы и все помещения скита, так как «про скит ходят слухи, что здесь много лежит серебра и золота». В сопровождении скитоначальника красногвардейцы осмотрели оба действующих храма скита, составили опись имущества, «при осмотре безбожники до многих св. предметов касались руками, чего по правилам Церковным никак не подобает делать». Была осмотрена колокольня, так как там предполагали найти пулемет. После осмотра и описи, ничего не изъяв, отряд отправился в монастырь. На следующий день храмы и святыни скита были освящены «от осквернения через прикосновение еретических рук»[127].

Убранство Предтеченского храма в скиту

Вместе с тем, скитская жизнь шла своим чередом и в возможность закрытия обители еще мало верилось. Так, 4/17 мая 1918 г. настоятель монастыря архимандрит Исаакий, обращается к преосвященнейшему Феофану, епископу Калужскому и Боровскому, с просьбой выдать новый антиминс для храма свт. Льва Катанского и преп. Иоанна Рыльского, взамен старого «несколько разорвавшегося на сгибе»[128].

Обстановка вокруг скита накалялась. Летописец отмечает, что «часто в окрестностях раздаются одиночные ружейные выстрелы». Значительно ухудшилось снабжение, хотя не так сильно, как в округе: «Братии выдается в день по 1 фунту (хлеба — авт.), что для скита есть явная милость Божия, ибо кругом царит настоящий голод»[129]. Для решения продовольственной проблемы, скитской садовник отец Павел (Драчев) с несколькими братиями, начал осваивать под огород и сад все свободные участки земли в стенах скита[130]. Последняя запись Летописи от 4 июня 1918 г. сообщает о том, как два скитских брата, отправленные за хлебом, привезли 25 пудов пшеницы. Летописец передает великую радость скитян по этому поводу, что свидетельствует о сложности положения и ценности даже такой, относительно небольшой, поставке пшеницы. «Святые старцы своими святыми молитвами явно помогают своему родному скиту»[131], — последние слова скитской летописи.  

В этих условиях, основной задачей оптинской братии, помимо физического выживания в условиях революционной бури, стала оформление своего статуса в совершенно новых условиях. «Декрет об отделении церкви от государства» не позволял религиозной организации сохранять свои права на недвижимое имущество монастыря и скита.

26 июня 1918 г. был конфискован монастырский дом и другие постойки при мельнице на реке Другузне. 23 июля 1918 г. иеромонах Никон (Беляев)[132], по благословению настоятеля проводивший переговоры с представителями советской власти, докладывал епископу Феофану (Тулякову) о планируемой конфискации всех без исключения лошадей, и что цель конфискации вовсе не нужды армии, как об этом заявляется, а закрытие монастыря. К 10 августа было решено удалить из Оптиной всех монахов. В монастырской гостинице на двери одной из комнат уже висела вывеска «Козельский уездный военный комиссар». Среди козельских комиссаров обсуждался вопрос о том, что нужно предложить всем монахам остричь волосы и поступить на советскую службу. 5 августа 1918 г. уездный Комиссариат социального обеспечения потребовал от монастыря предоставить два корпуса для создания детского приюта и богадельни[133].

Чиновники из советских учреждений, расположенные к обители, в частных разговорах неоднократно советовали братии для спасения монастыря и его хозяйства зарегистрироваться в качестве трудовой общины или артели. В 1919 г. Оптинский монастырь был преобразован в племенное хозяйство, которое возглавил один из монастырских послушников. Основанием для создания племхоза было сохранение монастырского стада и уникальной оптинской породы крупного рогатого скота. Новообразованное хозяйство пользовалось по договору всеми постройками монастыря, кроме части скитских строений[134].

Святые врата скита в 1919 г.

18 мая 1919 г.на территории монастыря и скита был создан музей «Оптина Пустынь»[135]. В его ведение в скиту были переданы хибарки старцев и библиотечный корпус. Таким образом, на территории скита действовало две организации (племхоз и музей), причём обе были призваны сохранить Оптину пустынь в смутное время как культурное явление и хозяйственный организм. Отличием этих двух организаций было то, что племенное хозяйство было добровольным (по типу артели) объединением оптинской братии, а музей создавался с участием государства (Народного комиссариата просвещения и Козельского исполкома).

Созданию музея предшествовала телеграмма Коллегии по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения от 7 мая 1919 г., в которой сообщалось, что «монастырь и скит и историческая роща между ними со всеми зданиями и художественными предметами взяты на учет на основании декрета»[136]. Архивные документы, относящиеся ко времени создания музея, позволяют утверждать, что эти действия были направлены на сохранение уникального оптинского наследия от разрушения со стороны местных советских органов власти.

18 мая 1919 г. состоялось совместное заседание представителей Козельского исполнительного комитета и наркомпроса по вопросу организации Оптинского музея. Протокол этого заседания сообщает о различных точках зрения. По-видимому, одним из возможных вариантов рассматривалось создание музея под руководством самих оптинских монахов. Об этом, в частности, свидетельствует упоминание о том, что первое время заведующим музеем числился оптинский иеромонах Никон (Беляев)[137]. Однако, это вызвало решительное несогласие представителей советской власти. «…Сохранить искусство наш долг. Монахи не могут быть хранителями искусства, они извращают его, надо выбрать других лиц для охранения его», — заявил председатель земельного отдела Козельского исполкома Т. Костриков[138]. Другим представителем власти было заявлено, что «музей если будет под веденьем монахов, то будет недоступен народу»[139].

На этом объединенном заседании 18 мая 1919 г. принимал участие в качестве эмиссара Коллегии по делам музеев и охраны памятников старины выдающийся реставратор Н.Н. Померанцев[140], сыгравший значительную роль в спасении от разрушения многих памятников архитектуры и искусства в первые годы Советской власти. Он также высказался против сохранения музея под контролем монахов, ввиду того, что часть помещений монастыря предлагалось передать Козельскому отделу просвещения: «неудобно держать детей в монастыре и подвергать их монашескому влиянию»[141].

Особое внимание было уделено Скитской библиотеки, которая, по мнению участников заседания, имела «мировое значение»[142], в силу чего она была выведена из подчинения музею. В скитской библиотеки хранились как древние рукописи, так и письма выдающихся деятелей культуры. Статья III Акта о создании музея гласит, что «основная монастырская библиотека и библиотека скита остаются, как и до сих пор, в ведении Библиотечного отела Нар. ком. прос. Обе библиотеки, главнейше библиотека скита, представляют исключительную ценность и должны быть сохранены совершено в своей полной цельности и неприкосновенности. Библиотека Оптиной пустыни снабжена особой охранной грамотой, библиотекарь её получает вознаграждение по штатам отдела Нар. ком. прос.»[143]

Всего музею «Оптина Пустынь» были переданы 120 разных строений монастыря (таким образом, владения племхоза были значительно ограничены), сад, в котором было около тысячи фруктовых деревьев, кожевенная мастерская. Штат рабочих и служащих музея, первоначально был утвержден в составе 22 человек, значительную часть которых составили оптинские монахи[144].

Однако монашеское братство продолжало фактически существовать в стенах скита, что вызывало сильное раздражение местных советских властей. В январе-феврале 1920 г. «Комиссия по ликвидации монастыря Оптина пустынь» обследовала скитские строения и обнаружила, что там еще проживает много монашествующих. Часть помещений были опечатаны, произведена опись и изъятие церковного имущества. Был приглашен «представитель Комитета монастыря для дачи правильного названия вещей, входящих в опись»[145]. Среди прочего, были изъяты бережно хранящиеся в скиту монашеские облачения препп. старцев Моисея, Макария, Амвросия, а также схима одного из первых насельников скита отца Вассиана[146].

9 марта 1920 г. не стало скитоначальника схиигумен Феодосия (Поморцева), настоятельствовавшего с 1912 г. Скитоначальником на его место был назначен преп. старец Нектарий, и по примеру своих предшественников в апреле того же года он принял постриг в великую схиму. Схиигумен Феодосий был похоронен в монастыре у правого предела Введенского собора. До этого произошли последние захоронения на скитском кладбище — схимонаха Иоанникия 8 августа 1918 г. и схимонаха Мефодий 20 ноября 1919 г.

28 августа 1920 г. комиссия заявила об окончательной ликвидации монастыря. Однако это еще совершенно не свидетельствовало о прекращении монашеской жизни в скиту. Наоборот, Л. Защук (духовная дочь преп. Нектария, впоследствии приняла схиму с именем Августа, расстреляна в 1938 г., канонизирована в 2001 г.) незадолго до этого ставшая заведующей музеем, предприняла решительные меры для сохранения братства, используя самые неожиданные аргументы. Так, в официальном акте, она писала: «…весь скит является живой иллюстрацией к ушедшему укладу русской жизни начала ХХ в. Привлекая к трудовому продовольственному строю насельников скита, являющихся как бы живыми статуями (!) музея, хранитель оного (Л. Защук — авт.) имеет в докладах своих сообщать Всероссийскому отделу (по делам музеев и охране памятников искусства и старины Наркомпросса — авт.) о всех недочетах материальной, гигиенической и социальной стороны их коммунальной жизни»[147].

Тогда же была достигнута договоренность о передачи храма преп. Илариона Великого при бывшей монастырской больнице из ведения Здравотдела в ведение музея. Причем было оговорено, что в этом храме, ставшем частью музея, в исключительных случаях допустимо совершение богослужений, но с общего разрешения Здравотдела, музея и коменданта Оптиной пустыни[148].

Таким образом, руководство музея, опираясь на авторитет и определенную поддержку из Народного Комиссариата Просвещения, смогло какое-то время противостоять стремлению местных властей выселить монахов из скита. В 1921 г. была предпринята попытка изъять скит из ведения музея и передать его отделу социального обеспечения Козельска (собесу). Л. Защук обратилась за помощью в Главмузей, откуда 30 сентября пришла очень красноречивая телеграмма с громкой подписью: «Главмузей предлагает предоставить корпус Здравотдела у больничных ворот собесу. Скит сохранить. В случае необходимости обращайтесь за содействием. Политбюро 9031. Зав. Главмузеем Троцкая»[149]. Можно представить, какое впечатление в козельской глубинке произвела телеграмма, подписанная такой фамилией, во время самого зенита карьеры Троцкого.

Составленный 23 июля 1921 г. «Список лиц, живущих в музейных зданиях Главного Управления по делам музеев и охраны памятников искусства, старины, русского быта и природы в Оптиной Пустыни» свидетельствует о том, что в стенах скита проживали в основном монахи и всего несколько мирских сотрудников музея. Большинство монахов, отмеченных в последних перед революцией списках скитского братства, также отмечены в этом списке. Скитское монашеское братство, не смотря на неоднократные заявления о ликвидации монастыря, продолжало жить. Местом работы у большинства отцов указано садоводо-огородческое товарищество, лишь у одного (отца Иосифа (Полевого), бывшего скитского библиотекаря и летописца) местом работы являлся музей[150]. Таким образом, и музей и садово-огородническое хозяйство, созданное частью оптинской братии, сосуществовали и являлись возможностью сохранить монашеский уклад в скиту. В келлиях скита были организованы павильоны

Келлия преп. Старца Амвросия

монастырского быта[151]. Отец Иосиф (Полевой) помогал восстановить обстановку хибарки старцев. «По его указаниям и под его руководством в сравнительно короткий срок келья старца приняла свой прежний вид. …В «прихожей» даже висела монашеская одежда, а на полке над вешалкой помещались головные уборы. Мужская приемная (вход из скита), самая большая комната в домике (направо от крыльца) была обставлена старинной мебелью: большой, обитый черной кожей диван; два или три таких же кресла и несколько стульев. На стенах — портреты. В простенке между окон — кресло, на котором всегда сидел Н.В. Гоголь во время своих приездов. Над этим креслом, в рамке под стеклом, висело на стене его подлинное, пожелтевшее от времени письмо к одному из старцев»[152]. Можно сказать, что попытка заведующей музеем Л. Защук сохранить скит, как «живую иллюстрацию», на тот момент увенчалась успехом.  

Летопись скита, до самых последних своих строк, относящихся к июню 1918 г., сообщает о совершении богослужений в обоих скитских храмах — Иоанна Предтечи и свт. Льва Катанского. О точном времени окончания богослужения нет сведений. В мае 1919 г. скит и его храмы были переданы в ведение вновь созданного музея «Оптина Пустынь». Заведующая музеем Л. Защук всячески способствовала сохранению монашеского скитского братства, именуя насельников в официальных документах «живыми статуями музея». Также уже упоминавшийся документ сообщает о передачи музею храма преп. Илариона Великого в больничном корпусе монастыря в 1920 г. Однако, в скором времени был составлен акт, тщательно оговаривающий правила совершения богослужения в этом храме (лишь в крайних случаях и по совместному решению музея, здравотдела и коменданта Оптиной пустыни). На наш взгляд, это свидетельствует о недовольстве со стороны местной советской власти покровительству музея в совершении богослужений в храмах. Л. Защук с первого же времени своей работы в музее прониклась монашеским оптинским духом. Представляется, что под её покровительством в храмах скита, населенного почти исключительно монахами и иеромонахами, могло совершаться нерегулярное богослужение, по крайней мере до 1923 г. Отсутствие свидетельств об этом в источниках объясняется осторожностью заведующей музеем, тем, что разрешения на богослужения могли отдаваться лишь устно и не афишировались.

В апреле 1923 г. оптинская сельхозартель была закрыта. Только 15 человек из бывших членов артели были оставлены в монастыре как музейные работники, в основном сторожа. Остальные монахи покинули скит, некоторые были арестованы. Очевидец описывает арест преп. Нектария: «Постом на Страстной недели (1923 г. — им. С.) по мартовской обледенелой дорожке уводили из скита отца Нектария. Слабенький старец шел и падал. Монастырский хлебный корпус был превращен в тюрьму, куда привели едва держащегося от слабости старца. А когда ударили в монастыре к чтению 12 Евангелий, подъехали розвальни и увезли его в городскую тюрьму»[153].

5 августа 1923 г. было предъявлено требование о выселении из Оптиной пустыни в двухдневный срок всех монахов, в том числе и музейных сторожей, а на следующий день был запечатан последний действующий (уже как приходской) храм обители — Казанский[154], а помещения музея были осмотрены (ревизированы) калужским и козельским прокурорами. Л. Защук не смогла воспрепятствовать выселению монахов, в этом же году началось в отношении её следствие, а в апреле 1924 г. она была окончательно отстранена от должности зав. музеем. Покровитель музея Н. Седова (Троцкая), по-видимому, не могла уже помочь в сохранении скита, так как ее недавно еще всевластный супруг ввязался в жестокую и неудачную внутрипартийную борьбу. 15 мая 1924 г. вновь пришла телеграмма заведующей Главмузея Н .Седовой (Троцкой) на имя зам. директора Оптинского музея М. Таубе, но последствием телеграммы стало лишь освобождение на следующий день из-под ареста Л. Защук[155]. Монашеское братство в стенах Иоанно-Предтеченского скита к этому времени уже прекратило свое существование.

Советской власти было ненавистно даже само имя Оптиной пустыни. 30 августа 1924 г. на заседании Оптинской (!) ячейки РКП(б) решался вопрос о переименовании «былого гнезда монахов» в поселок имени А.В. Луначарского[156].

Иоанно-Предтеченский Скит в годы революции прошел все этапы, которые не избежали и другие православные обители России:

а) негативное отношение к свержению самодержавия; 

б) молитва о прекращении смуты;

в) попытка узаконить свое существования при новой власти;

г) разгон и аресты братии.

Оптина пустынь, и в особой степени ее скит, явила выдающийся светлый опыт монашества в годы гонений — семнадцать новомученников и исповедников Оптинских входят в Собор святых Русской Православной Церкви.                      

Заключение

Начало XX века — переломный период в истории России и Русской Церкви. На протяжении примерно двух десятилетий кардинально изменился облик общества, прекратила существования многовековое Русское царство, фундаментом жизни которого было Православие. Этому предшествовало все более широкое распространение идей безбожия, агностицизма, нездорового мистицизма. Наиболее трагически революционные преобразования в обществе сказались именно на церковной жизни, в том числе на жизни монастырей.

Вместе с тем, этот период (до 1918 г.) характеризуется определенным расцветом в церковной жизни. Открываются новые монастыри и растет количество насельников в старых. Продолжают свое служение духовные наставники, слово и пример которых влиял на жизнь тысяч православных людей. Новых успехов достигает церковная наука и образование, внешняя и внутренняя церковная миссия. Впервые за более чем 200 лет проводится Поместные Собор, избравший Патриарха.

В жизни Иоанно-Предтеченского скита Оптиной пустыни период начала XX столетия, так же характеризуется зачастую противоречивыми чертами. С одной стороны — численный рост братства, благоустройство скита, растущая слава оптинских старцев, и, как следствие, растущее паломничество в скит. С другой стороны — появившееся разделение и непослушание скитоначальнику среди части братства, выразившееся в таком невиданном для Оптиной явлении, как смута.

В эти годы в скиту бережно сохраняются уставные традиции и заветы первых старцев. Если и вносятся изменения, то они зачастую направленны на еще большее сохранение скитских традиций (например, запрет на посещение женщинами скита в день памяти старца Макария Оптинского). Смута 1910–1912 гг. хотя и возмутила в некоторой мере тихую скитскую жизнь, тем не менее, совершенно не повлияла на её устои.

Самые яркие свидетельства преуспеяние скитского монашеского братства проявились в последние годы его существования. Перед лицом революционной стихии скитское братство сплотилось вокруг своих наставников. Братией были предприняты работы, которые позволили скиту почти автономно существовать в годы гражданской войны и разрухи. После создания музея «Оптина пустынь» в 1919 г., оптинский скитской дух проявился с совершенно неожиданной стороны. Руководство вновь созданного музея, директор Л. В. Защук и её заместитель М. М. Таубе, настолько прониклись атмосферой скита, что стали духовными чадами последнего оптинского старца — преподобного Нектария, впоследствии приняли постриг и засвидетельствовали свою веру мученическим и исповедническим подвигом. Именно покровительство дирекции музея, позволило скитскому братству просуществовать в своих стенах до 1923 г.

Представленная работа не претендует на всеобъемлемость. Она представляет собой лишь первую попытку собрать и систематизировать материалы (архивные материалы, исследования, публикации) по истории скита в начале XX века.                          

Список использованных источников и литературы

1. Источники:

1) Дело по ремонту и устройству ризницы и библиотечного помещения в скитском каменном храме Льва Катанского и Иоанна Рыльского Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1911–1914 гг. // НИОР РГБ, ф. 213, к.28, д. 14, лл. 1–40 

2) Дело по ремонту и устройству ризницы (Черновики) // НИОР РГБ, ф. 213, к. 28, д. 5, лл. 1–14 

3) Дела о перемене св. антиминса в храмах Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1913–1918 гг. // НИОР РГБ, ф. 213, к. 17, д. 23, лл. 13–14 

4) Документы о работе по отводу вод и осушении храмов. 1909 г. // НИОР РГБ, ф. 213, к. 28, д. 11, лл. 1–6 

5) Материалы о проведении работ по внутренней росписи в каменном храме в Скиту Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1912 г. // НИОР РГБ, ф. 213, к. 28, д. 16, лл. 1–15 

6) Опись имущества музея «Оптина Пустынь». 1925 г. // НИОР РГБ, ф. 213, к. 17, д. 28, лл. 14–15 

7) Протокол объединенного заседания ликвидационной комиссии 18 мая 1919 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 1–4 об.

8) Акт, касающийся охраны памятников искусства и старины Оптиной Пустыни Козельского уезда Калужской губернии от 18 мая 1919 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 7 — 7 об.

9) Охранная грамота библиотеке Оптиной пустыни, выданная Отделом научных библиотек Наркомпроса // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, л. 52 

10) Акт 2-й Ликвидационной комиссии от 27 августа 1920 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 12–23 

11) Акт от 28 сентября 1920 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 8–11 

12) Протокол заседания комиссии по ликвидации монастыря Оптина пустынь 28 января 1920 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 25–28об.

13) Акт от 28 августа о окончательной ликвидации Комиссией своих дел // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 50–51 

14) Инструкция по изъятию ценностей // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, л. 37 

15) Протокол совещания при Козельском Уземотделе 19 апреля 1921 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 66–67 

16) Телеграмма зав. Главмузеем Наркомпроса Н. Седовой (Троцкой) заведующей музея Оптина пустынь Л. Защук // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, л. 68 

17) Список лиц, живущих в музейных зданиях Главного Управления по делам музеев и охраны памятников искусства, старины, русского быта и природы в Оптиной пустыни от 23 июля 1921 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 76–85 

18) Акты от 23 и 28 апреля 1923 г. о выселении монахов и описи имущества // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 141–143об.

19) Летопись Иоанно-Предтеченского скита Оптиной пустыни 1900–1914, 1915–1916, 1917–1918 гг. // Архив Оптиной пустыни

20) Страховая опись храма свт. Льва Катанского, 1910 г. // Копия — в архиве автора, оригинал — РГИА, ф. 799, оп. 33, д. 534, лл. 112 об. — 120 

2. Использованная литература:

1) Алехина Л. И. Оптина пустынь в 1911 г. глазами валаамского паломника // http: www.optina.ru/pub/p04/

2) Амвросия (Оберучева), мон. История одной старушки. М., 2005 

3) Афанасьева З. Старец Варсонофий (Плиханков) и «оптинская смута» (сто лет спустя) // Злой Град. Вып. 13. Козельск-Калуга, 2013. С. 37–116 

4) Бродский Ю. Соловки. Двадцать лет Особого Назначения / www.lib.rus.ec/b/400978 

5) Варсонофий Оптинский, преп. Беседы. Келейные записки. Духовные стихотворения. Воспоминания. Письма. «Венок на могилу Батюшки». Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2005 

6) Вениамин (Кононов), прмч. / Православная энциклопедия. Т. 7. М., 2004. С. 624–625 

7) Взыскующий красоты. Оптинский иеромонах Даниил (Болотов) / сост. А. Л. Толмачев, В. В. Каширина. М., 2012 

8) Глинская в честь Рождества Пресвятой Богородицы мужская пустынь // Православная энциклопедия. Т. 11. М., 2006. С. 580–587 

9) Дневник Анны Соколовой-Исаковой (1923–1924 гг.) // Вестник Русского Христианского Движения. — 1976 — №117. С. 48–57 

10) Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). М., 2004 

11) Ераст (Вытропский), иеромонах. Историческое описание Козельской Оптиной пустыни и Предтечева скита. Свято-Введенский монастырь Оптина Пустынь, 2000 

12) Жевахов Н.Д., кн. Воспоминания товарища обер-прокурора Святейшего Синода. В 2 т. Т. II. М., 1993 

13) Жизнеописание почивших скитян (скитское кладбище в Оптиной пустыни). Оптина пустынь, 2010 

14) Житие Оптинского старца Варсонофия. Оптина Пустынь, 1995 

15) Жития новомучеников и исповедников Оптиной пустыни (сост. игум. Дамаскин /Орловский/). Оптина пустынь, 2008 

16) Жития новомученников и исповедников Российских ХХ века. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Апрель. Тверь, 2006 

17) Забытые страницы русского имяславия. Сб. документов и материалов. М., 2001 

18) Запальский Г. М. Оптина пустынь и ее воспитанники в 1825–1917 годах. М, 2009 

19) Из воспоминаний Ивана Беляева // Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). М., 2004. С. 418–432 

20) Иларион (Алфеев), еп. Священная тайна Церкви: Введение в историю и проблематику имяславских споров. В 2 т. СПб., 2002 

21) Иоанн (Маслов), схиархим. Глинская пустынь. История обители и ее духовно-просветительская деятельность в XVI — XX веках. М., 2007 

22) Историческое описание Козельской Введенской Оптиной пустыни / Сост. иером. Леонид (Кавелин). Издание третье. М., 1875 

23) Историческое описание Скита во имя св. Иоанна Предтечи, находящегося при Козельской Введенской Оптиной Пустыни / Сост. И[еромонах] Л[еонид (Кавелин)]. Издание второе, исправленное и дополненное. СПб., 1862 

24) Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. Введенский монастырь Оптина пустынь, 2008 

25) Миндлин А. Б. Подавление религиозного движения русских монахов на греческом Афоне. По материалам российской прессы и Государственной думы // Церковно-исторический Вестник, № 11, 2004. С. 138–148 

26) Очерк жизни старца Оптиной Пустыни иеросхимонаха Иосифа. Издание Казанской Амвросиевой женской Пустыни, 1911 

27) Оптинский альманах. Вып. 1. Оптина пустынь, 2007 

28) Оптинский альманах. Вып. 2. Оптина пустынь и русская культура. Оптина пустынь, 2008 

29) Оптинскйи альманах. Вып. 3. Святыня под спудом. Оптина пустынь, 2009 

30) Оптинский альманах. Вып. 4. Крестный путь. Оптина пустынь, 2013 

31) Отец Рафаил Оптинский: Из воспоминаний монахини Любови // Надежда. 1989. №15. С. 170–183 

32) Платон (Рожков), иерод. Преподобный Варсонофий и оптинская смута // Оптинский альманах. Крестный путь. Оптина пустынь, 2013. С. 103–112 

33) Подвижники благочестия Оптиной Пустыни ХIХ — начала ХХ века. Жизнеописания. Очерки. Документы. Оптина Пустынь, 2012 

34) Померанцева Н. Рыцарь церковных древностей// Русский паломник. 1995. N 11–12. С.71–75 

35) Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм // Душеполезное чтение. 1902. Ч. 1. Март. С. 620–631 

36) Православный взгляд на почитание Имени Божия. События на Афоне 1913 г. Львов, 2003 

37) Преподобный Лев. Жития Оптинских Старцев. Свято-Введенская Оптина пустынь., 2006 

38) Преподобный Моисей. Жития Оптинских старцев. Издательство Свято-Введенской Оптиной пустыни, 2004 

39) Преподобный Никон исповедник. Оптина пустынь, 2014 

40) Свод законов РСФСР. В 9 т. Т. 1. М., 1988 

41) Сергей Александрович Нилус. Краткое жизнеописание автора // Неизвестный Нилус. Т. 1. М., 1995 

42) Соколов Д. Д. Значение Козельской Введенской Оптиной пустыни в ХIХ столетии: Оптинское старчество и его влияние на монашествующих и мирян / Составил преимущественно по письмам православных иерархов и отзывам других лиц. Калуга, 1898 

43) Соловецкий цветник. Архимандрит Иоанникий // Духовный собеседник, № 1, 2000. С. 74–93 

44) Споры об Имени Божии: Архивные документы 1912–1938 гг. / Сост. и общ. редакция еп. Илариона (Алфеева). СПб., 2007 

45) Тигров В., свящ. Святой уголок. Петроград, 1915 46) Трифон (Туркестанов) митр. Древнехристианские и Оптинские старцы. М.: Мартис, 1996 

47) Трубецкой Н. Поездка в Оптину Пустынь // Благословенная Оптина. Воспоминания паломников и старцев об обители и ее старцах. Издание Введенской Оптиной пустыни, 1998. С. 280–289 

48) Фирсов А. И. Козельская Оптина Пустынь // Исторический вестник. 1899 г., т. 75, III, с. 923–934 

49) Четвериков С., протоиерей. Оптина пустынь. Париж, 1988  


[1] Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). М., 2004. С. 241.

[2] Летопись скита во имя Иоанна Предтечи и Крестителя Господня, находящегося при Козельской Введенской Оптиной пустыни: В 2 т. М., 2008.

[3] Историческое описание Скита во имя св. Иоанна Предтечи, находящегося при Козельской Введенской Оптиной Пустыни / Сост. И[еромонах] Л[еонид (Кавелин)]. Изд. второе, исправленное и дополненное. СПб., 1862.

[4] Ераст (Вытропский), иером. Историческое описание Козельской Оптиной пустыни и Предтечева скита. Свято-Введенский монастырь Оптина Пустынь, 2000.

[5] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм // Душеполезное чтение. 1902. Ч. 1. Март. С. 620–631.

[6] Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). М., 2004.

[7] Подвижники благочестия Оптиной Пустыни ХIХ — начала ХХ века. Жизнеописания. Очерки. Документы. Оптина Пустынь, 2012.

[8] Жизнеописание почивших скитян (скитское кладбище в Оптиной пустыни). Оптина пустынь, 2010

[9] Четвериков С., протоиер. Оптина пустынь. Париж, 1988.

[10] Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. Введенский монастырь Оптина пустынь, 2008

[11] См., например: Каширина В. В. Литературное наследие Оптиной пустыни. М., 2006; Каширина В.В. (в соавт.) Взыскующий красоты. Оптинский иеромонах Даниил (Болотов). М., 2012.

[12] Запальский Г. М. Оптина пустынь и ее воспитанники в 1825–1917 годах. М, 2009.

[13] Оптинский альманах. Вып. 1. Оптина пустынь, 2007; Оптинский альманах. Вып. 2. Оптина пустынь и русская культура. Оптина пустынь, 2008; Оптинскйи альманах. Вып. 3. Святыня под спудом. Оптина пустынь, 2009; Оптинский альманах. Вып. 4. Крестный путь. Оптина пустынь, 2013.

[14] Жития новомучеников и исповедников Оптиной пустыни (сост. игум. Дамаскин /Орловский/). Оптина пустынь, 2008

[15] Иларион (Алфеев), еп. Священная тайна Церкви: Введение в историю и проблематику имяславских споров: В 2 т. СПб., 2002; Споры об Имени Божии: Архивные документы 1912–1938 гг. / Сост. и общ. редакция еп. Илариона (Алфеева). СПб., 2007; Забытые страницы русского имяславия. Сб. документов и материалов. М., 2001; Православный взгляд на почитание Имени Божия. События на Афоне 1913 г. Львов, 2003; Миндлин А. Б. Подавление религиозного движения русских монахов на греческом Афоне. По материалам российской прессы и Государственной думы // Церковно-исторический вестник. 2004. № 11. С. 138–148.

[16] Жития новомученников и исповедников Российских ХХ века/ Сост. Дамаскин (Орловский), иг. Апрель. Тверь, 2006. С. 9–19; Вениамин (Кононов), прмч. // Православная энциклопедия. М., 2004. Т. 7. С. 624–625; Соловецкий цветник. Архимандрит Иоанникий // Духовный собеседник. 2000.№ 1. С. 74–93; Бродский Ю. Соловки. Двадцать лет Особого Назначения // www.lib.rus.ec/b/400978

[17] Иоанн (Маслов), схиархим. Глинская пустынь. История обители и ее духовно-просветительская деятельность в XVI–XX веках. М., 2007; Глинская в честь Рождества Пресвятой Богородицы мужская пустынь // Православная энциклопедия. М., 2006. Т. 11. С. 580–587.

[18] Историческое описание Скита во имя св. Иоанна Предтечи, находящегося при Козельской Введенской Оптиной Пустыни / Сост. И[еромонах] Л[еонид (Кавелин)]. Изд. второе, исправленное и дополненное. СПб., 1862. С. 53

[19] Даты даны по юлианскому календарю.

[20] Историческое описание Скита во имя св. Иоанна Предтечи, находящегося при Козельской Введенской Оптиной Пустыни / Сост. И[еромонах Леонид (Кавелин)]. Изд. второе, исправленное и дополненное. СПб., 1862. С. 86–87.

[21] АОП. Летопись Скита. 19 января 1908 г.

[22] АОП. Летопись Скита. 10 октября 1912 г.

[23] АОП. Летопись Скита. 14 января 1876 г.

[24] АОП. Летопись Скита. 22 августа 1912 г.; 22 августа 1913 г.

[25] АОП. Летопись Скита. 23 ноября 1912 г.

[26] Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). М., 2004. С. 331.

[27] Дневник послушника Николая Беляева. С. 238.

[28] «На правиле поутру после псалмов читали канон и акафист святой великомученицы Варваре» // АОП. Летопись Скита. 4 декабря 1867 г.

[29] Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Макария. М., 1997. С. 120.

[30] Дневник послушника Николая Беляева. С. 94–95.

[31] Дневник послушника Николая Беляева. С. 315.

[32] Преподобный Лев. Жития Оптинских старцев. Свято-Введенская Оптина Пустынь., 2006. C. 89–90; Преп. Никон (Беляев), иером. Иосиф (Полевой). Жизнеописание почивших скитян // Неизвестная Оптина. СПб., 1998. С. 549–551.

[33] АОП. Летопись Скита. 24 сентября 1904 г.

[34] АОП. Летопись Скита. 11 октября 1907 г.

[35] Очерк жизни старца Оптиной Пустыни иеросхимонаха Иосифа. Изд. Казанской Амвросиевой женской пустыни, 1911. С. 168

[36] АОП. Летопись Скита. 29 мая 1914 г.

[37] Например: АОП. Летопись Скита. 15 июля 1912 г.

[38] Преподобный Моисей. Жития Оптинских старцев. Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2004. С. 69

[39] АОП. Летопись Скита. 28 апреля 1918 г.

[40] АОП. Летопись Скита. 1 января 1916 года

[41] Трубецкой Н. Поездка в Оптину пустынь // Благословенная Оптина. Воспоминания паломников и старцев об обители и ее старцах. Изд. Введенской Оптиной пустыни, 1998. С. 282.

[42] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм // Душеполезное чтение. 1902. Ч. 1. Март. С. 620–631.

[43] Фирсов А. И. Козельская Оптина Пустынь // Исторический вестник. 1899. Т. 75, III. С. 926.

[44] АОП. Летопись Скита. 5 сентября 1910 г.

[45] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм… С. 629.

[46] АОП. Летопись Скита. 6 ноября 1900 г.

[47] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм… С. 629

[48] «Виктор Александрович Вайденраммер происходит из потомственных дворян Московской губернии… Окончил курс наук в Императорском Московском техническом училище инженером-механиком. …Служил старшим ревизором тяги на Среднеазиатской железной дороге. …Послушание его — ...вычерчивание планов предполагающихся построек в Скиту» (АОП. Летопись Скита. 13 ноября 1900 г.).

[49] АОП. Летопись Скита. 18 февраля. 1 марта 1901 г.

[50] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм… С. 630

[51] АОП. Летопись Скита, 28 июля 1901 года

[52] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм… С. 630

[53] АОП. Летопись Скита. 31 декабря 1901 г.

[54] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм… С. 631

[55] Страховая опись храма свт. Льва Катанского, 1910 г. // РГИА. Ф. 799. Оп. 33. Д. 534. Л. 239.

[56] Опись имущества музея «Оптина Пустынь». 1925 г. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 17. Ед. хр. 28. Л. 14.

[57] Там же.

[58] АОП. Летопись Скита. 26 октября 1902 г.

[59] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм… С. 630

[60] Например: АОП. Летопись Скита. 8 ноября 1904 г.

[61] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм… С. 630

[62] Страховая опись храма свт. Льва Катанского, 1910 г. // РГИА. Ф. 799. Оп. 33. Д. 534. Л. 239

[63] Материалы о проведении работ по внутренней росписи в каменном храме Скита. 1912 // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Ед. хр. 16. Л. 2.

[64] Поселянин Е. Скит при Оптиной Пустыни и воздвигаемый в нем храм… С. 631.

[65] Там же.

[66] Там же.

[67] Страховая опись храма свт. Льва Катанского, 1910 г. // РГИА. Ф. 799. Оп. 33. Д. 534. Л. 239.

[68] АОП. Летопись Скита. 10 октября 1907 г.

[69] АОП. Летопись Скита. 8 ноября 1907 г.

[70] Документы о работе по отводу вод и осушении храмов. 1909 г. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Д. 11. Л. 6.

[71] АОП. Летопись Скита. 31 декабря 1909 г.

[72] Там же.

[73] Документы о работе по отводу вод и осушении храмов. 1909 г. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Д. 11. Л. 4 об.

[74] Там же. Л. 5–6.

[75] См.: План Скита 1911 г. (Приложение №1)

[76] Документы о работе по отводу вод и осушении храмов. 1909 г. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Ед. хр. 11. Л. 2.

[77] Дело по ремонту и устройству ризницы (Черновики) // НИОР РГБ. Ф. 213 К. 28. Ед. хр. 5. Л. 6 об.

[78] Материалы о проведении работ по внутренней росписи в каменном храме в Скиту Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1912 г. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Ед. хр. 16. Л. 12–12 об.

[79] Там же.

[80] АОП. Летопись Скита. 25 июня 1912 г.

[81] Материалы о проведении работ по внутренней росписи в каменном храме в Скиту Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1912 г. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Ед. хр. 16. Л. 2–2 об.

[82] Там же. Л. 6 об.–8.

[83] Материалы о проведении работ по внутренней росписи в каменном храме в Скиту Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1912 г. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Ед. хр. 16. Л. 10.

[84] АОП. Летопись Скита. 17 октября 1912 г.

[85] АОП. Летопись Скита. 27 мая 1913 г.

[86] Дело по ремонту и устройству ризницы и библиотечного помещения в скитском каменном храме Льва Катанского и Иоанна Рыльского Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1911–1914 гг. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Ед. хр. 14. Л. 7.

[87] Там же.

[88] Там же.

[89] Дело по ремонту и устройству ризницы (Черновики) // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Ед. хр. 5. Л. 3 об.

[90] АОП. Летопись Скита. 14 июля 1914 г.

[91] Дело по ремонту и устройству ризницы и библиотечного помещения в скитском каменном храме Льва Катанского и Иоанна Рыльского Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1911–1914 гг. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Ед. хр. 14. Л. 22–24.

[92] АОП. Летопись Скита. 19 октября 1917 г.

[93] Афанасьева З. Старец Варсонофий (Плиханков) и «оптинская смута» (сто лет спустя) // Злой Град. Вып. 13. Козельск-Калуга, 2013. С. 40

[94] Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона). М., 2004. С. 128.

[95] Из воспоминаний Ивана Беляева // Дневник послушника Николая Беляева… С. 427.

[96] О том, что это было действительно так, свидетельствует кн. Н.Д. Жевахов. См.: Жевахов Н.Д., кн. Воспоминания товарища обер-прокурора Святейшего Синода: В 2 т. Т. II. М., 1993. С. 78.

[97] Сергей Александрович Нилус. Краткое жизнеописание автора // Неизвестный Нилус. Т. 1. М., 1995. С. 22.

[98] Концевич И. М. Оптина пустынь и её время. Оптина пустынь, 2013. С. 404.

[99] Там же.

[100] Варсонофий Оптинский, преп. Беседы. Келейные записки. Духовные стихотворения. Воспоминания. Письма. «Венок на могилу Батюшки». Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2005. С. 282

[101] Концевич И. М. Оптина пустынь и её время… С. 403.

[102] Платон (Рожков), иерод. Преподобный Варсонофий и оптинская смута // Оптинский альманах. Крестный путь. Оптина пустынь, 2013. С. 105.

[103] АОП. Летопись Скита, 5 октября 1910 г.

[104] Там же. 10 июля 1911 г.

[105] Дело по ремонту и устройству ризницы и библиотечного помещения в скитском каменном храме Льва Катанского и Иоанна Рыльского Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1911–1914 гг. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 28. Ед. хр. 14. Л. 4–4 об.

[106] Там же. Л. 4 об.

[107] Алехина Л. И. Оптина пустынь в 1911 г. глазами валаамского паломника // http://www.optina.ru/pub/p04/

[108] Трифон (Туркестанов), еп. Слово на отпевании старца Варсонофия 6 апреля 1913 г. // Преподобный Варсонофий Оптинский. Беседы… С. 637

[109] Платон (Рожков), иерод. Преподобный Варсонофий и оптинская смута… С. 103

[110] Алехина Л. И. Оптина пустынь в 1911 г. глазами валаамского паломника // http://www.optina.ru/pub/p04/

[111] Иларион (Алфеев), еп. Священная тайна Церкви: Введение в историю и проблематику имяславских споров: В 2 т. СПб., 2002; Споры об Имени Божии: Архивные документы 1912–1938 гг. / Сост. и общ. редакция еп. Илариона (Алфеева). СПб., 2007; Забытые страницы русского имяславия. Сб. документов и материалов. М., 2001; Православный взгляд на почитание Имени Божия. События на Афоне 1913 г. Львов, 2003; Миндлин А. Б. Подавление религиозного движения русских монахов на греческом Афоне. По материалам российской прессы и Государственной думы // Церковно-исторический вестник. 2004. № 11. С. 138–148.

[112] Иларион (Алфеев), еп. Священная тайна Церкви: Введение в историю и проблематику имяславских споров: В 2 т. Т. 1. СПб., 2002. С. 382.

[113] АОП. Летопись Скита. 10 июня 1913 г.

[114] Бродский Ю. Соловки. Двадцать лет Особого Назначения // www.lib.rus.ec/b/400978

[115] Соловецкий цветник. Архимандрит Иоанникий // Духовный собеседник. 2000. № 1. С. 79

[116] Вениамин (Кононов), прмч. // Православная энциклопедия. М., 2004. Т. 7. С. 624

[117] Жития новомученников и исповедников Российских ХХ века / Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Апрель. Тверь, 2006. С. 9–19; Вениамин (Кононов), прмч. // Православная энциклопедия. М., 2004. Т. 7. С. 624–625; Соловецкий цветник. Архимандрит Иоанникий // Духовный собеседник. 2000. № 1. С. 74–93.

[118] Глинская в честь Рождества Пресвятой Богородицы мужская пустынь // Православная энциклопедия. М., 2006. Т. 11. С. 580–587.

[119] Алехина Л. И. Оптина пустынь в 1911 г. глазами валаамского паломника // http://www.optina.ru/pub/p04/

[120] Иоанн (Маслов), схиархим. Глинская пустынь. История обители и ее духовно-просветительская деятельность в XVI–XX веках. М., 2007. С. 375.

[121] «Хорошо известно, что Февральская революция 1917 г. была встречена большинством духовенства с удивительным подъемом: рушилась ненавистная синодальная система, открывалась дорога к свободному развитию Церкви, реформам. В епархиях стали стихийно созываться съезды духовенства и мирян, приветствовавшие Временное правительство. Даже многие архиереи с легким сердцем поддержали новую власть» // Запальский Г. М. Оптина пустынь и ее воспитанники в 1825–1917 годах. М, 2009. С. 94)

[122] Оптинский альманах. Святыня под спудом. Оптина Пустынь, 2009. С. 45–46

[123] АОП. Летопись Скита. 1 сентября 1917 г.

[124] АОП. Летопись Скита. 24 октября 1917 г.

[125] АОП. Летопись Скита. 29 октября 1917 г.

[126] Свод законов РСФСР: В 9 т. Т. 1. М., 1988. С. 861.

[127] АОП. Летопись Скита. 25 февраля 1918 г.

[128] Дела о перемене св. антиминса в храмах Козельской Введенской Оптиной Пустыни. 1913–1918 гг. // НИОР РГБ. Ф. 213. К. 17. Д. 23. Л. 14.

[129] АОП. Летопись Скита. 20 марта 1918 г.

[130] АОП. Летопись Скита. 7, 14 апреля 1918 г.

[131] АОП. Летопись Скита. 4 июня 1918 г.

[132] Будущий преподобноисповедник, почил в 1931 г., канонизирован в 1996 г.

[133] Испытания верности Богу // Оптинский альманах. Вып. 1. Оптина Пустынь, 2007. С. 57

[134] Преподобный Никон исповедник. Оптина Пустынь, 2014. С. 41.

[135] Акт, касающийся охраны памятников искусства и старины Оптиной Пустыни Козельского уезда Калужской губернии от 18 мая 1919 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 521. Ед. хр. 1. Л. 7–7 об.

[136] Там же, л. 7

[137] Преподобный Никон исповедник. Оптина Пустынь, 2014. С. 41

[138] Акт 2-й Ликвидационной комиссии от 27 августа 1920 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, л. 16 об.

[139] Там же, л. 17

[140] Померанцева Н. Рыцарь церковных древностей// Русский паломник. 1995. № 11–12. С.71–75.

[141] Акт 2-й Ликвидационной комиссии от 27 августа 1920 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, л. 17 об.

[142] Протокол объединенного заседания ликвидационной комиссии 18 мая 1919 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, л. 1

[143] Акт, касающийся охраны памятников искусства и старины Оптиной Пустыни Козельского уезда Калужской губернии от 18 мая 1919 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 7 — 7 об.

[144] Испытания верности Богу // Оптинский альманах. Вып. 1. Оптина Пустынь, 2007. С. 57

[145] Протокол заседания комиссии по ликвидации монастыря Оптина пустынь 28 января 1920 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 25, 26 об., 28

[146] Инструкция по изъятию ценностей // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, л. 37

[147] Акт от 28 августа о окончательной ликвидации Комиссией своих дел // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, л. 50 об.

[148] Там же, л. 51

[149] Телеграмма зав. Главмузеем Наркомпроса Н. Седовой (Троцкой) заведующей музея Оптина пустынь Л. Защук // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, л. 68. Наталья Ивановна Седова (Троцкая), жена известного революционера — в 1918–1928 гг. была заведующей отдела по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения (более известного, как музейный отдел Наркомпроса). Пользуясь близостью к большевистской верхушке, активно защищала музеи и музейных работников

[150] Список лиц, живущих в музейных зданиях Главного Управления по делам музеев и охраны памятников искусства, старины, русского быта и природы в Оптиной пустыни от 23 июля 1921 г. // ОПИ ГИМ, ф.521, ед. хр. 1, лл. 76–85

[151] Краткая историческая справка к фонду №521 (Музей «Оптина Пустынь») // ОПИ ГИМ. Ф. 521. Ед. хр. 1. Л. 2

[152] Мария (Добромыслова), монахиня. Записки об Оптинском музее // http://www.optina.ru/pub/p29/ Следует отметить, что эти воспоминания отличаются большой хронологической неточностью

[153] Отец Рафаил Оптинский: Из воспоминаний монахини Любови // Надежда. 1989. №15. С. 174. После освобождения, преп. Нектарий вынужден был покинуть обитель, и закончил свои дни в 1928 г. в селе Холмищи Брянской области

[154] Дневник Анны Соколовой-Исаковой // Вестник Русского христианского движения. 1976. № 117. С. 53.

[155] Там же. С. 57

[156] Испытания верности Богу // Оптинский альманах. Вып. 1. Оптина Пустынь, 2007. С. 62–63  

Иеромонах Симеон (Кулагин)