День памяти преподобного оптинского старца Варсонофия
Удручённый болезнями, обременённый семью десятками прожитых мною лет, с великою скорбью, как на распятие, отправлялся я из родного моего Скита и, как под терновый венец, преклонил главу мою под золотую митру...»
Это слова уже смертельно больного оптинского Старца Варсонофия из его прошения московскому митрополиту Макарию с просьбой освободить его от настоятельства Старо-Голутвина монастыря.
Через несколько дней он мирно отошёл ко Господу, это произошло ровно 100 лет назад, в этот день и примерно в это время, в 7 часов 7 минут утра. Предал свою душу в руки Господа, Которого так возлюбил, к Которому так стремился всей своей жизнью, ради Которого всю свою жизнь распинал себя до последней минуты.
«Вся жизнь наша есть великая тайна Божия, — говорил Старец Варсонофий, — все обстоятельства жизни, как бы ни казались они ничтожны, имеют огромное значение... Нет случая в жизни, всё творится по воле Создателя».
Так и вся жизнь Павла Ивановича Плиханкова, будущего Старца, до его монашества, была подготовкой к Великому служению.
С малых лет он с матерью ходит к ранней Литургии, и она прививает ему любовь к молитве и чувство Небесного.
В гимназии он молится по утрам, уединяясь в березовой аллее. «То была чистая молитва невинного отрока» — вспоминал о. Варсонофий.
Будучи офицером, он живет со старушкой-матерью и тетушкой. Так вспоминают друзья об этом времени:
«Как жаль, что теперь всё реже и реже приходится встречать такие русские семьи, как семья Плиханковых. Это была старинная русская крепкая семья, и крепка она была прежде всего потому, что семью эту связывало самое крепкое, что только есть во всём мире Божием: горячая и искренняя Вера в Господа и стремление жить по заповедям Его.
Согласие и мир царствовали в семье этой... Со стороны Павла Ив. я ни разу не слышал ни одного возражения матери и не видал, чтобы хотя одно требование матери не было им исполнено...
Его комната скорее была похожа на уютную келейку. Никогда в этой комнате не появлялась выпивка, не слышалось неприятных речей... Товарищи его любили за приветливый и добрый характер, доброжелательное отношение ко всем... Все его любили, и всем он внушал чувство глубокого к себе уважения...»
«В течение всей своей жизни, — запишет Павел Иванович, — я замечал в себе то, что мне всегда нравились только те люди и те разговоры, которые пробуждали в моем сердце высшие идеальные стремления, имевшие в основе своей веру в бессмертие человеческой души, веру в истину, благо и красоту».
В августе 1889 г. Павел Иванович Плиханков в белоснежном полковничьем кителе, с сердцем, горящим любовью к Богу, приехал в Предтеченский скит Оптиной Пустыни. Выслушав о его желании поступить в Скит, старец Амвросий отвечал: «Нет, еще рано, через два года поступите».
Это были два года искушений, трудностей и борьбы. Мир не хотел отпускать подвижника. Генеральский чин, предложения жениться, возможность заграничных путешествий уже не могли заглушить стремления Павла Ивановича к выбранному монашескому пути: «Монашество есть блаженство, — говорил он впоследствии. — Выше этого блаженства нет ничего. И это потому, что монашество дает ключ к внутренней жизни».
В возрасте 46 лет Павел Иванович поступает послушником в Скит Оптиной Пустыни.
Писатель Евгений Поселянин оставил нам духовный портрет о. Варсонофия: «Отец Варсонофий был человек высокой богословской начитанности. По внешнему виду он очень напоминал одного из Евангелистов. Всё его лицо носило на себе отражение великой думы, высокой воли, недюжинного ума, глубокого чувства и безгранично сильной веры. Но что особенно поражало и приближало к нему, — это его глаза. В них таился какой-то глубокий, проникновенный свет. Стоило только раз попасть под взгляд о. Варсонофия, чтобы почувствовать на себе всю чистоту и боговдохновенность этого человека».
Жизнь Старца Варсонофия — это сердечное стремление жить по воле Бога, по Его Святым животворящим Заповедям. Смиренное и мужественное предание себя Промыслу Божию, часто страдательному, связанному с болью и лишениями, но всегда Благому и Мудрому.
Жизнь по воле Божией — это Крестоношение, несение креста, возложенного Богом, а через это соучастие в страданиях Христа.
«Кто хочет следовать за Мной, да отвергается себя и возмет крест свой…» — говорит Спаситель своим ученикам.
«Чашу, которую Я пью и вы будете пить», — говорит Христос апостолам, а через них и нам, христианам. Чашу страдания, распятия и смерти.
«Меня гнали и вас будут гнать».
И Старец с удивительным мужеством и терпением принимал скорби и гонения, никогда не уклоняясь от них, несомненно веруя, что всё в руках Любящего Бога, и что после Голгофы и Распятия — Воскресение!
В апреле 1904 г., в качестве военного священника, иеромонах Варсонофий был послан на русско-японскую войну на Дальний Восток.
«Батюшка почувствовал всю трудность исполнения сего послушания, — записал в своем дневнике о. Никон, — но не отказался, а принял его как от руки Господней, хотя оно было плодом недоброжелательства некоторых».
«Здоровье мое, — говорит Батюшка, — было плохое, как я поеду, думаю я, куда хилому старику проехать несколько тысяч верст. Вы знаете, у меня есть болезни, которым удовлетворять в дороге очень трудно, особенно в вагоне при многолюдстве. Я думал, что не доеду... Затем другие мысли, как ты будешь служить один, не зная почти богослужения, когда ты еще так неопытен? Как ты будешь отправлять требы... Как будешь отпевать усопших, когда ты ни разу еще не отпевал? Как ты будешь ладить с начальством и врачами? Как ты сразу из Скита попадешь в многолюдство, да еще в женское общество сестер милосердия? Как на твое здоровье повлияет тот климат, к которому ты не привык? И прочее, и прочее... Но я только отбивался молитвой Иисусовой».
Все свои силы, весь духовный опыт, сострадательное и любящее сердце приносил о. Варсонофий в жертву человеческой боли!
«Ежедневно привозили множество раненых, и я помогал, утешал, а умирающих соединял со Христом причащением Св. Тайн. Часто случалось: подойдешь к какому-нибудь больному — у кого живот пробит и вырваны куски кишок, у кого рука или нога раздроблены — подойдешь к нему, а он страдает не столько от боли, сколько от воспоминаний о родной семье. У него и жена, и маленькие ребятки, которые ждут возвращения своего тяти, а тятя лежит в госпитале с неисцельной раной. Надо иметь каменное сердце, чтобы пройти мимо такого страдальца».
Через полтора года, исполнив послушание, иеромонах Варсонофий возвратился в любимый Оптинский скит. И вскоре был назначен скитоначальником, духовником братии и Старцем.
Один святой подвижник сказал: «Сколько может сердце вместить в перенесении скорбей, столько вмещает и благодати Божией».
И мы видим, что Старец был исполнен великих даров благодати: и дара прозорливости, и дара исцеления, а главное — дара любви!
Незадолго до кончины Старец говорил своему духовному чаду: «Старцев называют прозорливцами, указывая тем, что они могут видеть будущее. Да, великая благодать дается старчеству — это дар рассуждения. Это есть наивеличайший дар, даваемый Богом человеку. У них, кроме физических очей, имеются еще очи духовные, перед которыми открывается душа человеческая. Прежде чем человек подумает, прежде чем возникла у него мысль, они видят её духовными очами, даже видят причину возникновения такой мысли. И от них не сокрыто ничего. Ты живешь в Петербурге и думаешь, что я не вижу тебя. Когда я захочу, я увижу всё, что ты делаешь и думаешь...»
Этим своим даром, даром любви, даром рассуждения и послужил Старец сотням и даже тысячам душ, страждущих, погибающих, запутавшихся в сетях греха.
Еще в далеком детстве, когда Павлуше (так звали Старца в миру) было 6 лет, таинственный Старец, неизвестно откуда появившийся в саду их дома, окруженного забором и охраняемого собаками, сказал отцу: «Помни, отец, это дитя в свое время будет таскать души из ада».
Близкий духовный друг и сотаинник Старца митрополит Трифон (Туркестанов) в слове на отпевании произнес:
«Как пастырю, мне прекрасно известно, какое море скорбей, сомнений и греха окружает современное человечество, знаю я, что люди часто доходят до бездны отчаяния, до самоубийства, — и потому-то я знаю, как драгоценны в наше время именно старцы-руководители, подобные почившему Батюшке. В момент конечной гибели отчаявшемуся человеку является такой старец и говорит: „Погоди, не бойся, не приходи в отчаяние, еще не всё потеряно, давай мне руку, я выведу тебя на дорогу, обопрись на меня, я поведу тебя, подниму твои скорби, помогу снова начать жизнь“. — Таким Старцем был Батюшка Варсонофий, он жил скорбями своих детей и сгорел в скорбях».
Вот некоторые случаи благодатной, чудесной помощи Старца:
Отец игумен Иннокентий, оптинский инок, поведал о своей первой исповеди у старца Варсонофия:
«Это был замечательный Старец, имевший дар прозорливости, каковую я сам на себе испытал, когда он принимал меня в монастырь и в первый раз исповедовал. Я онемел от ужаса, видя перед собою не человека, а ангела во плоти, который читает мои сокровеннейшие мысли, напоминает факты, которые я забыл, лица, и проч. Я был одержим неземным страхом. Он меня ободрил и сказал: „Не бойся, это не я, грешный Варсонофий, а Бог мне открыл о тебе. При моей жизни никому не говори о том, что сейчас испытываешь, а после моей смерти можешь говорить». Это был гигант духа».
Молодая девица, приехавшая в Оптину, на исповеди пожаловалась Старцу, что, живя в чужом доме, она лишена возможности соблюдать посты. «Ну, а зачем же вы теперь в пути в постный день соблазнились колбасой?» — спросил её Старец. Она ужаснулась: «Как мог это узнать Старец?»
Подобный случай произошел с другой паломницей. Она приехала в Оптину 16-летней девицей. Её поразила многолюдная толпа у хибарки Старца Варсонофия. Она встала на пень, чтобы взглянуть на Старца, когда он выйдет. Вскоре Старец показался и сразу её поманил. Он ввел её в келью и рассказал ей всю её жизнь год за годом, перечисляя все её проступки, когда и где она их совершила, и назвал действующих лиц по их именам.
В 1909 г. на гробнице о. Иоанна Кронштадтского был исцелен от беснования юноша, продавший свою душу диа-волу. Отец Иоанн явился ему в видении и изгнал беса, но не до конца, а для полного исцеления он направил юношу к Старцу Варсонофию в Оптину. Когда он приехал, Старец исповедовал его и причастил и молодой человек полностью исцелился.
Еще до поступления в монастырь Старец Варсонофий, тогда офицер Павел Иванович, узнав, что в одном из храмов служит великий светильник о. Иоанн, он вошел в храм и прошел в алтарь. Отец Иоанн подошел к нему и поцеловал его руку. «Все говорили, что быть тебе батюшкой, на что я усмехался, в то время не думая даже о монастыре».
Большое значение Старец придавал искренней, чистосердечной исповеди:
«Приходят ко мне для совета, а мне возвещается спросить: Не грешна ли ты в том-то или том? Отвечает: Грешна. — И не исповедовала этот грех? — Нет. — А у нас в Оптине исповедалась? — Да. — И не сказала? — Нет. — Надо сейчас же исповедать обязательно.
И вдруг побледнеет и падает без чувств, её выведут из моленной, посидит она час и возвращается. Это, конечно, вражеское. Она таила свой грех, что и нужно дьяволу, ибо за этот смертный грех она лишилась бы спасения, а исповедь всё это уничтожает. Поэтому дьявол и не хочет выпускать из рук свою жертву, и старался обмороком помешать исповеди. А некоторые не возвращаются, так и уходят».
Драгоценное духовное наследие и утешение осталось нам от Старца Варсонофия — это его беседы с духовными чадами, его келейные записки и главное — дневник послушника Николая Беляева, будущего преподобноисповедника Никона. Это удивительное описание духовного общения и настоящей искренней христианской любви Старца и ученика. Подробное описание встреч, бесед и наставлений Старца — это путеводитель по духовной жизни. Преп. Никон всего 4 года был при Старце, и благодаря своей простой вере, искренней сердечной открытости и полному послушанию Старцу он сам впоследствии стал Старцем и мужественно перенес великие страдания, изгнание, заточение и ссылку.
Старец предсказывал послушнику Николаю о будущем, и в тихом, уютном Скиту, рядом со Старцем эти слова казались непонятными и таинственными:
«Читайте книги теперь, пока есть возможность. Обогащайте свой ум познаниями и нисходите в глубину смирения, считая себя хуже всех... Смиряйтесь, смиряйтесь... есть смирение — всё есть, нет смирения — ничего нет... Тогда вам надо будет читать книгу жизни.
Не всё время будет вам так мирно и хорошо, как теперь. Придется потерпеть и очень потерпеть... А сил набирайтесь теперь... Тогда Вы скажете: „Да, всё это говорил мне батюшка еще 20 лет назад, даже более (через 21 год с половиной окончилась жизнь Оптинского старца Никона в далекой Пинеге, в ссылке).
В страшное время мы живем. Людей, исповедающих Иисуса Христа и посещающих храм Божий, подвергают насмешкам и осуждению. Эти насмешки перейдут в открытое гонение, и не думайте, что это случится через тысячу лет, нет, — это скоро наступит. Я до этого не доживу, а некоторые из вас и увидят. И начнутся опять пытки и мучения, но благо тем, которые останутся верны Христу Богу».
И теперь мы знаем, что все эти пророчества Старца Варсонофия исполнились в точности. Церковь наша и народ пережили страшные, не сравнимые ни с какими другими в истории гонения. Тысячи и тысячи замученных христиан.
И эта кровь христианская, это семя Церкви, дала дивные всходы. Мучения и страдания явили Славу Церкви — тысячи святых небожителей. И Оптина обрела дивное мученическое созвездие — 18 новомучеников и исповедников, среди них ученики Старца Варсонофия. И Сам Старец не избежал изгнания, так называемой «почетной ссылки».
Революционный, бунтарский дух, коснувшийся некоторой части оптинской братии, человеческая зависть, недовольство строгостью и принципиальностью Старца во многих духовных вопросах, клевета и, наконец, злоба князя мира сего нарастали как снежный ком и внезапно обрушились на смиренного, убеленного сединами Старца.
Враг через злых человеков изгнал его из Оптиной Пустыни, из тихого, так полюбившегося Предтеченского скита.
Решением Св. Синода он был назначен настоятелем заброшенного Старо-Голутвина монастыря с возведением в сан архимандрита.
«Воле Св. Синода я повинуюсь, как воле Божией, но просил себе милости, — говорил Старец, — оставить меня здесь простым монахом, но мне было отказано. Верно, так угодно Господу, и я спокоен».
За год пребывания в Голутвине Старец налаживает духовную жизнь, исправляет монашескую жизнь, богослужение, и опять со всех концов к нему стекаются множество страждущих душ, ища духовной поддержки.
Но мысль его всё время возвращалась к родной Оптине:
«В минуты скорбных дум, по поводу разных тягот, уношусь мысленно в милую Оптину, в родимый Скит... Быть может Господь сподобит меня затвориться в нем и подготовиться к смерти, которая видимо приближается...»
Смерть приближалась, давняя многолетняя болезнь подтачивала немощное тело. Келейники день и ночь не отходили от постели Старца. Но даже в сильных страданиях Батюшка не забывал о своих духовных чадах, заботился, утешал и назидал. А они все, окруживши одр его, со скорбью взирали, как угасал этот великий светильник, в час светения которого так радовались сердца их; взирали, как отходил в Вечность этот великий носитель лучших заветов Оптинского Старчества.
На попытки келейников хоть как-то облегчить страдания, изможденный Старец тихо говорил: «Оставьте. Я распят и жду, когда меня снимут с креста».
«Батюшка Лев, батюшка Макарий, батюшка Амвросий, батюшка Иларион, батюшка Анатолий, батюшка Иосиф, помогите мне вашими святыми молитвами» — взывал Старец.
14 апреля 1913 г., в 7 часов утра великий Оптинский Старец Варсонофий предал душу свою в руце Господа, Которого возлюбил всем сердцем и ради Которого всю свою жизнь распинал себя до последней минуты.
Его похоронили в любимой Оптине рядом с могилой своего дорогого учителя старца Анатолия. И сейчас он рядом с нами своими святыми мощами, своей любовью, молитвой и заботой, но уже в Небесных обителях, за тех, кто его призывает, просит о помощи и заступничестве.
Вот и мы ныне, через 100 лет после блаженной кончины Великого Старца Варсонофия, после гонений и разрухи в благословенной Оптине, среди её Великих Святых, на берегу этой Благодатной Божьей Реки будем помнить слова из завещания Старца Варсонофия и всеми силами исполнять их:
«Не угашайте духа, но паче возгревайте его терпеливою молитвою и прилежным чтением святоотеческих и Св. Писаний, очищая сердце от страстей. Лучше соглашайтесь подъять тысячу смертей, чем уклониться от Божественных заповедей Евангельских и дивных установлений иноческих. Мужайтесь в подвиге, не отступайте от него, хотя бы весь ад восстал на вас и весь мир кипел бы на вас злобою и прещением, и — веруйте: близ Господь всем призывающим Его, — всем призывающим Его во истине».