Аудио-трансляция:  Казанский Введенский

Бо­ять­ся сра­ма при ис­по­ве­ди – то­же от гор­дос­ти; об­ли­чив се­бя пред Бо­гом при сви­де­те­ле, по­лу­ча­ют ус­по­ко­е­ние и про­ще­ние.

преп. Макарий

Свя­тые от­цы не со­ве­ту­ют гре­хов чувствен­нос­ти изъ­яс­нять под­роб­но, что­бы па­мя­тию под­роб­нос­ти не оск­вер­нять чувств, а ска­зать прос­то об­раз гре­ха, а про­чие гре­хи, на­во­дя­щие стыд са­мо­лю­бию, долж­но по­яс­нить под­роб­нее, с об­ви­не­ни­ем се­бя.

преп. Макарий

Гре­хов­ные на­вы­ки и страс­ти не под­да­ют­ся ув­ра­че­ва­нию без ис­по­ве­ди. Вся­кое вра­че­ва­ние бу­дет не­пол­ным и не­дос­та­точ­ным без ис­по­ве­ди, а при по­мо­щи ис­по­ве­ди они удоб­но ис­ко­ре­ня­ют­ся. Всег­да не­об­хо­ди­мо об­ра­щать осо­бен­ное вни­ма­ние на ис­по­ведь, всег­да тща­тель­но го­то­вить­ся к ней и чис­то­сер­деч­но ис­по­ве­до­вать все свои сог­ре­ше­ния.

преп. Никон

← все публикации

Об одном отклике об Оптиной Пустыни в воспоминаниях С.А. Толстой «Моя жизнь»

Людмила Викторовна Гладкова, 
старший научный сотрудник ИМЛИ РАН

Доклад прочитан на секции "Оптина Пустынь в истории России: опыт для будущего" во время работы Оптинского форума-2010

В 2010 г. впервые выходят в свет в полном объеме воспоминания «Моя жизнь» С.А. Толстой, жены Льва Толстого. Мемуары были написаны в 1904—1916 гг. и охватывают период с 1844 по 1901 г. При написании их С.А. Толстая использовала семейную переписку, дневники свои и мужа, приводила обильные цитаты из них.

В ее воспоминаниях большое место уделено духовной жизни семьи, посещениям святых мест, начиная с детских воспоминаний о паломничестве в 1857 г. вместе с матерью, сестрами и братьями в Троице-Сергиеву лавру и в 1859 г. — в Новый Иерусалим и Саввино-Сторожевский монастырь. В памяти Софьи Андреевны отложились не духовные переживания, а поэтические впечатления от природы, путешествия, присутствия приятеля братьев Поливанова, в которого она была тогда влюблена.

После своего замужества в 1862 г. восемнадцатилетняя С.А. Толстая приехала в Ясную Поляну и окунулась в атмосферу патриархального быта, где по заведенному укладу в доме заказывались молебны, принимались странники и божьи люди. С.А. Толстая вспоминала: «Были и странные посетители. Приезжала из тульского монастыря длинноносая, мужского типа монахиня Марья Герасимовна. Когда мать Льва Николаевича была беременна 5-м ребенком, она дала обет, что если у нее будет желанная дочь, то она возьмет ей в крестные первую попавшуюся на дороге женщину. И вот, когда родилась девочка Машинька, на большой дороге встретили и взяли в крестные матери юродивую, одетую мальчиком, Марью Герасимовну, и впоследствии, когда она бросила свое странствование и юродство под видом мальчика, она поселилась в тульском монастыре, где я ее посещала и где она и умерла. Говорила она, бывало, очень мало и всегда серьезно. Рассказывать о своих похождениях не любила. Иногда сидит в углу, нюхает табак и фальшиво, протяжно поет. Помню, попадалась фраза: «своим дууухом утешаюсь...», и так далее».

Часто Толстые посещали Тульский женский монастырь, где в течение нескольких лет жила тетка Толстого Пелагея Ильинична Юшкова. В этот монастырь ездила говеть Софья Андреевна вместе с детьми. Так, она описывает поездку в Тульский монастырь в 1890 г.:

«Был Успенский пост, и так как я почти каждый год говела в это время, я и тогда решила, что буду говеть с мальчиками: Андрюшей и Мишей, которые этого желали. Чтоб не быть на глазах у осуждающего говенье Льва Николаевича, я поехала в Тулу и остановилась, по приглашению губернатора Зиновьева, в их пустой квартире. Мы посещали ежедневно два раза церковные службы. Простояли всенощную в женском Тульском монастыре, где прекрасно пели монахини и расположили к молитве и меня, и Андрюшу с Мишей. Они оба были старательно настроены, желая, по-видимому, чтоб говенье их вышло настоящее. Священник, исповедовавший нас, оказался умным и хорошим старцем, и все прошло, как мы того желали».

После смерти в 1895 г. младшего шестилетнего сына Ванечки С.А. Толстая искала утешения в московских храмах и монастырях: «...я все время ходила по церквам и монастырям, и соборам. Помню, как постом я провела 9 часов сряду в Архангельском соборе, то стоя на службе, то сидя на приступках с богомолками, странниками и какой-то женщиной интеллигентной, которая, как я, потеряв уже взрослого сына, искала утешения в молитве и храме Божьем».

С.А. Толстая описывает также и посещения Толстым Оптиной Пустыни. Свои воспоминания об этих посещениях она опубликовала в 1913 г. — «Четыре посещения гр. Л. Толстым монастыря Оптина пустынь» (Толстовский ежегодник. 1913. М.; <1914>. С. 3–7). Они широко известны. Оттуда черпал сведения для своей «Биографии Л. Н.Толстого» П.И. Бирюков и на них ссылаются многие исследователи. Но в эти воспоминания из-за неточного цитирования Софьей Андреевной дневника Толстого вкралась досадная ошибка, искажающая отношение писателя к старцу Амвросию, кочующая из одного издания в другое. С.А. Толстая приводит запись из дневника Толстого от 27 февраля 1890 г. как относящуюся к старцу Амвросию: «По нем видно, что монастырь — сибаритство...» Толстой на самом деле пишет о сестре Марии Николаевне и о ее почитании старца Амвросия, чересчур фанатичном, по мнению Толстого: «По ней видно, что монастырь духовное сибаритство»[1]. Хотя и это мнение у Толстого сиюминутное, он обычно одобрял и поддерживал духовный выбор сестры. Так, 10 апреля 1907 г. он пишет: «Поклонись от меня всем твоим монашкам. Помогай им Бог спасаться. В миру теперь такая ужасная, недобрая, глупая жизнь, что они благой путь избрали, и ты с ними... Брат твой по крови и по духу — не отвергай меня»[2].

С.А. Толстая в «Моей жизни» отмечает все этапы развития отношения Толстого к Церкви — во второй половине 1870-х гг. он «стал усердно исповедовать православие со всеми его обрядами» и из своего паломничества в Оптину Пустынь в 1877 г. вынес благоприятное впечатление — «беседой отца Амвросия и оптинских старцев Лев Николаевич остался доволен и признавал их мудрость», в письме к Н.Н. Страхову 10...11 августа 1877 г. он упомянул оптинского монаха: «Если бы научиться у отца Пимена любви и спокойствию»[3]; в 1890 г. после поездки в Оптину Пустынь сына Льва с Михаилом Стаховичем «Лев Николаевич раздражительно и злобно осуждал все, что касалось Оптиной Пустыни, монастырей и церквей»; посетив Оптину Пустынь в 1896 г., уже после смерти старца Амвросия, Толстой «нашел в Оптиной Пустыни, против прежнего, большой упадок и во внешнем, и во внутреннем духе монастыря».

В 1900-е годы, несмотря на сложные отношения с Церковью, Толстой, как правило, с сочувствием и вниманием относился к монахам, хотя его писательский глаз подмечал порой и отрицательные черты конкретных лиц. В своих произведениях и письмах он многократно упоминал насельников Оптиной Пустыни.

Так, 3 ноября 1900 г. серьезно заболела друг Толстого М.А. Шмидт, жившая неподалеку от Ясной Поляны в с. Овсянникове. Толстой волновался о ее здоровье, и ему писали из Овсянникова: «Она страшно ослабла. Казалось, что не выживет... Настроение у Марии Александровны все время тихое и кроткое. Она напоминает того старца из Оптиной пустыни, о котором вы рассказывали. Говорит, что болезни хороши для людей, спокойно ожидает смерти, с уверенностью, что она пойдет к Отцу и ей будет хорошо»[4]

4 апреля 1907 г. Толстой писал дочери Александре и Наталье Сухотиной: «Милая Саша и милая Наташа. Меня очень смущает ваше безумное женское доверие всем тем легкомысленным глупостям, которые вам говорят врачи. Тетя Маша верит батюшке отцу Амвросию и т. п., а вы батюшке Альтшулеру и т. п. Я лично предпочитаю Амвросиев, так как то, что говорят Амвросии, большой частью полезно для души, во всяком случае не вредно; то же, что говорят батюшки легочные, горловые, заднепроходные и т. п., большей частью вредно для тела и всегда губительно для души»[5].

В статье «О безумии» читаем: «В Оптиной пустыни в продолжение более 30 лет лежал на полу разбитый параличом монах, владевший только левой рукой. Доктора говорили, что он должен был сильно страдать, но он не только не жаловался на свое положение, но, постоянно крестясь, глядя на иконы, улыбаясь, выражал свою благодарность Богу и радость за ту искру жизни, которая теплилась в нем. Десятки тысяч посетителей бывали у него и трудно представить себе все то добро, которое распространялось на мир от этого лишенного всякой возможности деятельности человека. Наверное, этот человек сделал больше добра, чем тысячи здоровых людей, воображающих, что они в разных учреждениях служат миру»[6].

В своем дневнике 19 апреля 1909 г. Толстой записывает сон, приснившийся ему после беседы, состоявшейся накануне, с тульским архиереем Парфением (Левицким), посетившим его в Ясной Поляне: «Видел во сне, что кто-то передает мне письмо или молитву Оптинского старца (забыл, как зовут) — старца-учителя, я читаю и восхищен этим писанием. Там много всего прекрасного, спокойного, старчески мудрого, любовного, но я всё забыл, кроме одного, особенно тронувшего меня: то, что он никого ни учить не может, ни советовать поступить так или иначе. Учить не может, во 1-х, потому, что не считает себя выше и умнее кого бы то ни было, во 2-х, потому, что все, что нужно знать человеку, сказано и в откровении (так говорит старец), и в сердце каждого. Советовать же не может сделать то или другое потому, что никто не знает и не может знать, какое положение, какой поступок, тот или другой, даст большее внешнее, телесное благо»[7].

Оптина Пустынь занимала большое место в жизни семьи Толстых, и это нашло свое отражение в воспоминаниях С.А. Толстой «Моя жизнь».

[1] Юб. Т. 51. С. 23.

[2] Юб. Т. 77. С. 77.

[3] Юб. Т. 62. С. 335.

[4] Юб. т. 54. С. 438.

[5] Юб. Т. 77.

[6] Юб. Т. 38.

[7] Юб. Т. 57. С. 50.

 

← все публикации