Аудио-трансляция:  Казанский Введенский

Де­лай по си­ле, де­лай со сми­ре­ни­ем и са­мо­у­ко­ре­ни­ем, и обык­нешь, и по­лю­бишь мо­лит­ву так, что и на­силь­но не отор­вут от нее. По­то­му что она слад­ка и ра­дос­тот­вор­на. По­мя­нух Бо­га и воз­ве­се­лих­ся (Пс. 76, 4).

преп. Анатолий

Будь го­то­ва встре­тить скор­би. Ибо всех, ко­му слю­бит­ся Ии­су­со­ва мо­лит­ва, враг ни­ког­да не ос­та­вит без отм­ще­ния, но неп­ре­мен­но на­у­чит или стар­ших, или млад­ших, а уж па­кос­тей неп­ре­мен­но нат­во­рит.

преп. Анатолий

Мо­лит­ву Ии­су­со­ву дер­жи по си­ле. А ког­да ос­ла­бе­ешь, имей од­ну па­мять при­су­т­ствия Бо­жия. Что мо­лит­ва твоя не бесп­ре­рыв­на, не скор­би – это те­бе ра­но. А бла­го­да­ри Бо­га за то, что есть. Спа­сай­ся, и да спа­сет тя Гос­подь.

преп. Анатолий

К оглавлению

Схимонахиня Анна, в миру Глафира Орестовна Жданова

В описании оптинских кладбищ, между прочим, значится могила и этой рабы Божией. Некоторые сведения о ее жизни почерпнуты из той же рукописной книги бывшей калужской учительницы Лидии Евгеньевны Межековой, в тайном постриге монахини Анфусы, которую она за несколько лет до своей смерти передала знакомым. Книгу эту м. Анфуса назвала "Воспоминания монахинь об исповеди у старца батюшки Амвросия". Название не совсем точное, потому что о самой исповеди там ничего нет. Тайна ее сохранена, а наставления батюшки, сделанные им по поводу исповеданного, записаны тщательно. Чувствуется язык старца, особенности которого нам известны по другим источникам.

Учитывая то, что монахиня Амвросия (Оберучева) поступила в Шамординский монастырь значительно позднее смерти о. Амвросия, можно догадаться, что все эти записи попали в ее руки не сразу, а вначале собраны и сохранены кем-то другим. Почти на всех листочках стоит дата, а кто записывает — нигде не указано. Некоторые записи имеют значение только для того, кому был дан совет, а многие из них универсальны, полезны всем.

После "Воспоминаний... об исповеди..." в книге следует раздел "Письма батюшки отца Амвросия". Все они обращены к Глафире Орестовне, из текста некоторых видно, что фамилия ее Жданова. Всего 115 писем, начиная с 12 сентября 1864 года и кончая 26 апреля 1882 года. Расположены они в строгом хронологическом порядке.

Если эти письма не включены в изданные сборники писем оптинского старца Амвросия, то этот небольшой сборничек имеет важное значение как материал, не опубликованный ранее. Если же все это давно известно, значит счастливые обладатели тех сборников располагают более полными сведениями и о Глафире Орестовне, так как имеющиеся у нас письма, к сожалению, кончаются 1882 годом, а до смерти о. Амвросия оставалось еще много времени. Надо полагать, писал он ей и позднее. Недостающее отчасти восполняется извлечением из "Воспоминаний... об исповеди...", внимательное изучение которых показывает, что многие из них принадлежат самой Глафире Орестовне.

Из писем известно, что у нее была старшая сестра Наталья Орестовна Иванская, мужу которой о. Амвросий сильно не доверял, догадываясь, что Иванский старается обмануть Глафиру при покупке ее части наследственного имения Алехино. Эти имена, название имения и сложившаяся ситуация не раз упоминаются и в письмах, и в некоторых воспоминаниях, и по этому признаку можно безошибочно определить, что та или иная запись принадлежит именно Глафире и никем больше не могла быть сделана. Письменные советы батюшки чередуются с устными, а житейские хозяйственные заботы, вроде как бы ненужные нам, служат для выявления тех воспоминаний, которые записала Глафира.

Вот что поведали нам эти источники. Глафира Орестовна впервые обратилась к б. Амвросию за советом в 1864 году в возрасте шестнадцати лет. Значит, она родилась в 1848 году. К ней присватался жених, и она попросила у старца совета — выходить ей замуж или нет. Из писем батюшка уловил, что ее здоровье не совсем крепкое, и на этом для начала построил свои доводы. Написал, что правильно говорится: "муж любит жену здоровую", что со слабым здоровьем вообще не рекомендуется замужество, оно противопоказано. Посоветовал ей пока не решать этого вопроса до весны, и если к весне здоровье окрепнет — тогда и решать, а сейчас и обсуждать не следует.

Весной Глафира Орестовна заболела очень сильно и чуть не умерла. Между тем в письмах батюшка спросил Глафиру, не давала ли она обещания принять монашество? Оказалось, что обещания не давала, но в глубине души имела неосознанное чувство, что будет монахиней. Тогда старец ответил, что это даже больше обещания, как прямой зов Господень, и пренебрегать им нельзя. Жизнь показывает множество примеров того, что люди, ранее имевшие намерение принять монашество, а потом вступившие в брак, бывают несчастливы в семейной жизни. Он советовал вопрос о монашестве пока не решать, но и от брака воздержаться. Все это вместе взятое способствовало тому, что у Глафиры постепенно зрела и укреплялась решимость стать монахиней и колебаний не осталось.

Из внешних препятствий главным являлось то, что отец Глафиры Орестовны был против принятия ею монашества. Сначала она по неосторожности сразу заговорила с ним о постриге, а потом, по совету о. Амвросия, решила постепенно подготовлять отца к этой мысли, а пока и не напоминать ему о своем желании. Мать у нее умерла рано. Имелась старшая замужняя сестра Наталья Орестовна, муж которой, Иванский, в угоду тестю говорил с ним против ухода Глафиры в монастырь, а в душе, по-видимому, желал, чтобы она поступила туда и отказалась от своей части наследства в пользу сестры или по дешевке уступила его Иванским. До времени он этого еще не выявлял.

Время шло год за годом, а получить разрешения отца Глафире не удавалось. Он так и скончался, не изменив своей точки зрения. Прямых указаний о времени его смерти ни в письмах, ни в воспоминаниях не обнаруживается. Правда, в записи беседы старца с Глафирой Орестовной (10 сентября 1876 года) содержится вопрос батюшки: "Где ты будешь в годовую память поминать отца?". Следовательно, отец девушки скончался в 1875 году.

Надо было что-то делать с имением, точнее с той его частью, которая перешла к ней по наследству. Глафира Орестовна соглашалась уступить его Иванским с большой скидкой в цене (30 тыс.), хотя другим покупателям можно было продать и дороже, и быстрее4. Зять сначала торопил с куплей-продажей, а потом, наоборот, стал оттягивать ее, особенно же выплату денег. Наталья Орестовна в основном поддерживала мужа, но батюшка опасался, что Иванский может и жену обмануть, так что все пройдет мимо нее. В одном из писем к Глафире промелькнула мысль старца о том, что Наталья Орестовна болеет из-за тревоги и ревности.

Отец Амвросий, видя, что Глафира Орестовна совсем неопытна в этих делах, предупреждал, чтобы она не допускала зятя распоряжаться имением, пока не будут выплачены все деньги, и чтобы не давала ему никаких расписок, которые непонятны ей. Сам о. Амвросий был хорошо осведомлен и о том, как следует оформлять подобные дела, и о некоторых банковских операциях, с которыми наследнице пришлось иметь дело. Много давал он ей советов, руководил ею и в этих, чисто мирских делах, несомненно ради того, чтобы средства, полученные от продажи имения, были использованы Глафирой на благотворительные цели, для монастырей и отдельных лиц. Самой Глафире Орестовне для жизни в монастыре тоже нужны были деньги, так как в женских обителях тогда общего жительства не существовало, они были своекоштными, то есть каждая монахиня жила на свой счет.

К роскоши Глафира Орестовна была отнюдь не склонна, и лично ей требовалось немного. В воспоминаниях от 14 июня 1879 года какая-то монахиня записала такие слова о. Амвросия о Глафире Орестовне: "Ты не осуждай Гл[афиру]. Ты не знаешь, какова явится она на Страшный суд. Такие люди очень велики пред Богом. С ними мудрено тягаться. Она как блаженная. Подумай-ка хорошенько: достанет ли у тебя смирения надеть такое платье? Кто была Гл[афира]? Какая щеголиха! Ведь ты ее помнишь, как она ходила? А!.. а!.. А теперь? Кому она понравится?.. Так ты и берегись ее судить... — Огнь и жупел...".

Имеющиеся в нашем распоряжении письма не дают сведений о времени пострижения Глафиры Орестовны в монашество и даже о том, состоялся ли этот постриг вообще. Указано только то, что ее "одели" и она стала послушницей. Живет в Белевском монастыре, но пока без оформления. "Воспоминания... об исповеди..." дают больше, но в них-то и таится самая трудная головоломка. Дело в том, что в записи от 12 марта 1886 года сказано, что нельзя ее постригать, пока она не продаст свою часть имения, а ранее того, 16 ноября 1883 года, говорится о том, что она уже пострижена в схиму. Следовательно, в рясофор и мантию еще раньше. Обе записи несомненно о Глафире, сделаны ею самой. Остается предположить только то, что в одной из них ошибочно указан год, но в какой именно? Внимательное рассмотрение показало, что дело о продаже имения решалось в основном около 1880 года. По-видимому, не 1886 года в действительности была сделана запись, а 1880-го. При переписке вполне можно было ошибиться, да и видно, что в книге "1886" начертано довольно небрежно: не доведена черточка в последней цифре и загнута хвостиком — вместо "0" получилось "6". Это можно считать решенным, и тогда все становится на свои места.

О пострижении в схиму сказано так: "16 ноября 1883 г[ода] <...> 7 ч[асов] в[ечера]. Сестро! Как твое имя?.. Анна!.. Спасайся во ангельском чину. Христос посреди нас... Поздравляю... и милости Божией получить желаю. Помни же: чтоб с Глафирой все было забыто. Будут искать Глафиру, а ее нет. Я очень рад и теперь тобою покоен. Что подают на гостинице, то и ешь: ведь ты новая схимница".

Однако есть и еще головоломки. Обычно меняют имя при пострижении в мантию, а если потом постригают в схиму, то меняют еще раз. А у Глафиры Орестовны как будто имя переменено только один раз. Сразу Анна. Мы знаем, что ее "одели" в 1878 году. Она стала послушницей. Может быть, это и есть рясофор? При рясофоре обычно имя не меняется, а в некоторых местах рясофорных считают не монахинями, а послушницами.

Допустим, что это так, но когда же она пострижена в мантию? Следов не находится, но можно предположить, что этот постриг тайный. Какое-то другое имя было дано, но оно почти никому неизвестно, а поэтому сказано, что все будут искать Глафиру, а Глафиры нет. Есть Анна. Это уже открыто. Батюшка специально напоминает новой схимнице, чтобы с Глафирой все было покончено. Кстати, и о том, что ее "одели", батюшка пока не велел никому писать. Непонятно, только родным не следует писать или и близживущие не должны знать? Едва ли это возможно.

Высказав предположение о тайном постриге, приведем еще два места из воспоминаний, которые можно отнести как раз к Глафире Орестовне, а может быть и не к ней. Десятого января 1881 года записано так: "Клади три поклона, читай! Что же не называешь себя? Этого мало, говори: монахиня... ведь ты монахиня?.. Подай, вон висит мантия, надень. <...> Во сне ли или наяву, но пострижение было, и теперь уже никаким способом его не снимешь. <...> Когда придут помыслы, говори: "Опоздали, пострижена...""; 11 августа 1882 года: "...если откроешь постриг, то постригать уже не будет... Если выйдет тебе явный постриг, то тогда может он вмениться в схиму... Поживи-ка прежде в тайном, и Господь, видяй тайное, воздаст тебе яве! <...> Признаюсь, что я рад за тебя и очень доволен, что ты в тайном постриге... Теперь хоть сто лет проживи, ничего... А то ты слаба, кто знает, что могло бы быть... До схимы еще далеко, понеси прежде тайный постриг. Хоть забываешь ты, а все когда-нибудь и вспомнишь, что ты монахиня...".

Есть и еще одна загадочная запись (от 11 марта 1885 г.), в которой батюшка называет Жданову то Глафирой Анновной, то Анной Глафировной, то Глафирой Иоанновной. Это наводит на мысль, что до схимы ей было дано имя Иоанна. Догадки в отношении имен так и остаются догадками, предположениями, и над вопросом об именах, видимо, задумываться не следует. Все неясности беспокоили лишь постольку, поскольку уменьшали уверенность в том, что пострижение в схиму состоялось. Нужен был еще какой-то штрих для того, чтобы эта уверенность возросла, и он, по воле Божией, нами получен: в описании оптинских кладбищ находим слова: "Дер. крест. Схимонахиня Анна, в мире Глафира Орестовна Жданова. † 21 мая 1921 г." (кладбище 5-е, направо от паперти Казанского собора).

С. С. и Н. С. Самуиловы

К оглавлению