Вдень праздника Троица, «находясь в церкви, я лично слышала проповедь Шейченко к верующим, в которой он заявил, – дала показания следующая свидетельница, – что "ранее в городе Козельске было восемь церквей, и все были полны народу, а теперь осталась одна церковь и народу мало, вера оскудела, и особенно мало посещают мужчины, а вот на днях ко мне обратилась женщина и спросила, скоро ли откроем вторую половину церкви. Но как мы можем открыть вторую половину, когда эту скоро закроют, так как налоги очень большие, а доход незначителен. Сейчас стали все очень ученые и Бога забыли, и вежливости нет, придут в храм Богу молиться и то шумят". Тут же Шейченко обратился к верующим и заявил: "Что вы шумите, колхозники?"»[25].
После допросов были проведены очные ставки свидетелей с отцом Рафаилом.
– Рафаил Шейченко, будучи священником в козельской церкви, читая верующим проповеди, уклонялся от религиозного писания, говорил то, чего нет в религиозном писании. Он увлекался проповедями, – заявил во время очной ставки свидетель. – Примерно в июле 1948 года в моем присутствии Шейченко проповедовал об иконе «Троеручица». Говоря о том, что Иоанн пользовался большим авторитетом у калифа и являлся хорошим, честным человеком, Шейченко заявил, что Иоанн одевался в богатую одежду, чего мы сейчас не можем себе представить и не имеем возможности посмотреть. Иоанн жил в необыкновенных домах, какие сейчас не смогут построить, несмотря на то, что мы кичимся своей стройкой. В сентябре 1948 года Шейченко рассказывал о мученицах Вере, Надежде, Любови и их матери Софии; в конце своей проповеди он заявил: «Несмотря ни на какие мучения, ни сестры, ни мать от Христа не отказались, сколько их не уговаривали и чего им не предлагали в смысле материального обеспечения. А в настоящее время, какие вы стали христиане, за любые пустяки откажетесь от Бога. Если вам дадут лепешку белого хлеба и пол-литра масла, то вы откажетесь от Бога. Иная мать скажет своей дочери: "Ну, дочка, теперь время такое, ты молода, тебе надо жить"».
– Вы подтверждаете показания свидетеля? – спросил отца Рафаила следователь.
– В июле 1948 года я действительно говорил проповедь об иконе «Троеручица», однако свидетель об этом факте показывает не совсем точно. В своей проповеди, о содержании которой я показал на предыдущих допросах, мною мысль проводилась та, что Иоанн Дамаскин, несмотря на то, что был окружен восточной роскошью и пользовался любовью калифа, отказался от всего, пошел в монастырь, чем проявил необыкновенную любовь к Богу и мужество. Что касается стройки, то я говорил, что, несмотря на то, что у нас гигантская стройка, такой восточной роскоши мы не представляем. В сентябре 1948 года я говорил проповедь о мученицах Вере, Надежде, Любови и их матери Софии. В конце своей проповеди я заявлял, что ни сестры, ни мать от Христа не отказались, несмотря ни на какие мучения. Я говорил: «Какое было мужество, какая вера, а сейчас у нас вера оскудела, нет такого мужества, мы сейчас от веры откажемся за кусок хлеба и литр масла».
Другая свидетельница на очной ставке показала:
– В марте 1949 года Шейченко с амвона козельской церкви выступил перед верующими и заявил, что на церковь и священников наложен непосильный налог... в связи с чем могут закрыть церковь; в отдельных местах церкви уже закрываются. В это время какая-то женщина крикнула: «Терпите, батюшка, на нас тоже накладывают большие налоги». В это же время Шейченко говорил: «Чтобы выплатить налог, может быть придется продать свое имущество». В мае 1949 года говорил в своей проповеди о том, что нет дождя, потому что погрешили перед Богом, мало молимся, не каемся, поэтому и живем плохо... Шейченко говорил верующим, что, когда сыпались бомбы, то все крестились и молились, а как самолеты улетели, так и про Бога забыли.
– Показания свидетеля в этой части вы подтверждаете? – спросил священника следователь.
– В части налогов я говорил верующим, что на нас, священников, наложен непосильный налог, и выплатить мы его не сумеем, а поэтому возможно придется отказаться от службы. Если мы, священники, откажемся от службы, то церковь могут закрыть. В отдельных местах, в частности в Малоярославце, церковь закрыли, так как священник отказался от службы вследствие непосильных налогов. Я призывал церковный совет разоблачить клеветников и доносчиков, так как некоторые лица ходят в церковь, а потом доносят на нас в РайФО о таких доходах, которых в действительности у нас нет. Я также говорил, что у священника Сергия семья, поэтому ему будет трудно уплатить такие налоги. Что касается продажи имущества, то я об этом ничего не говорил. Я призывал верующих служить молебен о дожде... Не отрицаю, что я говорил верующим о том, что все бедствия нам даются вследствие того, что мы мало молимся, вера у нас в Бога оскудела, много грешим и не каемся, поэтому плохо живем.
12 сентября было составлено обвинительное заключение. Отца Рафаила обвинили в том, что он, «будучи враждебно настроен к существующему в СССР общественному и государственному строю, с церковного амвона перед скоплением верующих и в беседах среди населения проводил антисоветскую агитацию. Принимая во внимание, что Шейченко... среди отсталых верующих и монашеского элемента пользуется большим авторитетом, что во время судебного следствия по его делу может вызвать большое и нежелательное скопление верующих у здания суда и возможность провокационных разговоров и слухов с их стороны, поэтому следственное дело... по обвинению Шейченко направить на рассмотрение Особого Совещания при МГБ СССР»[26].
12 ноября 1949 года Особое Совещание приговорило отца Рафаила к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь; 26 ноября ему было выписано направление в Вятлаг. 30 декабря, перед тем как отправляться в новый крестный путь, отец Рафаил духовным детям написал:
«Слава Богу за все! Дорогие, родные мои!
Земно кланяюсь и целую... Братски сердечно приветствую вас и всех прочих ближних и дальних, ненавидящих и обидящих мя. Прощаю чад перед Господом в сердце моем. Пишу из Москвы, с места сообщу адрес. Укрепляем благодатию, сравнительно здравствую, а паче благодушен о Нем и покорен о Нем даже до смерти... Благодарю за любовь и заботу всех... Прошу у всех прощения и святых молитв. Поздравляю с праздником Рождества Христова.
Слава Богу за все! Грешный Рафаил. Без этой скорби жизнь моя была бы не полна»[27].
Почти все близкие к отцу Рафаилу прихожане были убеждены, что в его страданиях были повинны ставший настоятелем Сергий Шумилин и бывшая староста храма Наталья Александрова; отец Рафаил советовал отказаться от поисков виноватых и врагов, а если таковые и были, то благословить их и молиться за них, а никак не недовольствоваться ими и не ругать. Прибыв в лагерь на станцию Фосфоритная Койского района Кировской области, отец Рафаил писал духовным дочерям:
«Читал письма твои и Анночки, хочется сказать вам: дети, вы ведь не Марфы, а Марии, ваши пути совсем иные. И Господь, яко чадолюбивый Отец, ведет вас не по вашему, а по Своему пути, хотя и не посреди роз и веселий, а посреди колючих терний и горестей, но ко вратам Царствия Небесного и вечного блаженства. Будем же дорогие мои не только терпеливы и мужественны в скорбях, но паче благодарны спасающему нас Господу, не оставляющему нас на путях широких, но гибельных»[28].
«Детка Тоня! А за то, что ты носишь в сердце своем – змею неприязненного чувства к отцу Сергию и даже как ты пишешь: "не простила и, наверное, никогда не прощу!" За это не похвалю. Это чувство не христианское и гибельное для души»[29].
«Сын Божий, искупивый нас, грешных, на Кресте Голгофском Своими страданиями, в Своей предсмертной молитве взывает ко Отцу Своему за распинателей Своих: Отче, прости им, не ведают, – что творят![30] Более того, Он учит: Любите враги ваши, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих и гонящих вас. Да будете сынове Отца вашего Небесного... ибо Он благ и к неблагодарным и злым**. И мы с тобою грешные, нуждаясь в прощении грехов, – молимся – Отче наш, иже еси на небесех... и остави нам долги наши, "якоже и мы" – оставляем должникам нашим. Вот видишь, чтобы получить от Господа прощение, впредь надо самому простить. Итак, дорогое дитя мое, прошу и за меня, и за себя – не сердись ни на кого, а тем более, на отца Сергия, как не сержусь ни на кого я и всем простил в самый час скорби моей еще 11 июля, и сейчас, как и до самой смерти, буду о них молиться не яко за врагов и обидчиков своих, а яко о благодетелях спасения моего, – да помилует и спасет их Господь. Поступи и ты так же, и воцарится в душе твоей мир и покой, а в этом все счастье человеческое на земле.
Ибо в мире место Мое, – говорит Господь... А то, что совершилось со мною, то это все не по хотению человеков, а по воле Божией – ко спасению моему, и этой воле Божией я покорен на все виды страданий и смерти, где и какова она ни будь. Со словом на устах и в сердце, с каким умер в изгнании святитель Иоанн Златоуст: "Слава Богу за все!"...»[31]
«Чадо! Прошу не огорчайся и не сетуй на Наташу, как не огорчаюсь ни на кого я. Кто весть пути и судьбы Господни. Разве Сыну Божию подал чашу Каиафа или Пилат, или Иуда, предавый его? Нет, Отец Небесный. Мой долг не судить, а простить всех, всех и за всё. А паче всего, искренне молиться за враги. И не яко за враги, а яко за благодетели души моей, и сего и им просить от Господа.
Взирая на висяща на Кресте Сына Божия, взывающа в Своей молитве ко Отцу Своему: "Отче, прости им – не ведят бо, что творят!"
Простить врагу – святое дело,
Но кто в беде помог врагу,
Вот про того сказать я смело,
Как про подвижника могу!
Отцу Сергию скажи: "Если судит Господь живу мне быти и возвратиться, то одной милости буду просить у всего народа – быти ми сторожем святого храма Божия и дома Матери Божией – и только"...»[32]
«...Да сохранит и укрепит и вас, скорбных, немощных и сирых. Жалею вас больше, чем себя. Я уже таковский, скорби, поношения и прочее – это мой удел. Но они моя мудрость, радость и спасение. Ими хвалюсь, за них благодарю Бога моего паче, чем за все благодеяния жизни моей. Они очищение грехов моих, они есть лествица моя на Небо, его же, глубоко верю, Господь не лишит меня неизреченным милосердием Своим. Ему слава за все, за все!
Получил покаянное письмо от Наташи, ответил ей всепрощением и да простит Господь и всех, сотворших мне злая за благая. Слава Богу за все!
23 декабря ст. ст. видел себя во сне стоящим перед иконой Божией Матери (в храме) и воспевал: "Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим!" И пал долу в прах. О святые незабвенные мгновения!»[33]
Самой Наталье он писал: «Мир и спасение от Господа – скорбящей душе твоей, чадо мое Наталия!..
Винить... тебя всецело в предательстве – я этого не мог и не могу допустить в мысли, а по женской немощи болтнуть где-либо и кому-либо. Это и ты отрицать не станешь. И ты прекрасно знаешь, что в своих корыстных целях, с тонким слащавым подходом отец Сергий все наматывал себе на ус. Но Бог с ним и со всеми! Я усматриваю в этом только волю Божию и Его святой Промысл, ведущий меня сим путем Голгофским не с митрой на главе и златым крестом на груди, а с тернием на главе, с крестом на плечах...
Искренне в душе простив тебя, отца Сергия и всех-всех, кто явился в этом, так сказать, "орудием" исполнения этой воли Божией, считаю всех не только не врагами, а даже благодетелями спасения моего. Простил еще 11 июля 1949 года. Прощаю и теперь, спасения душ их желая, взирая на Сына Божия, висящего на Кресте Голгофском и в предсмертных Своих тяжких страданиях взывавшего в молитве к Отцу Своему за врагов Своих: Боже, прости им, – не ведят бо, что творят![34]...
Умоляю: не скорби паче меры, а особенно Боже упаси тебя унывать, ибо уныние есть смерть души... Обо мне не скорби, а молись. Ничего не жалею... ничего не желаю, кроме: да укрепит мя Господь, даруя христианскую кончину живота моего и добрый ответ душе моей – на Страшном Суде Его! А где это совершится и как, где лягут мои кости, – весть Господь, и да будет на это Его святая воля. Ему слава за все, за все и во веки!!! Митры, кресты драгие и славу суетную оставлю честолюбцам.
Земно тебе и всем-всем, даже и ненавидящим мя, купно с отцом Сергием, – кланяюсь, прошу прощения грехов моих вольных и невольных. Господь Бог да простит и всех вас, спасения душам вашим даруя...»[35]
Начался новый этап жизни преподобноисповедника в узах – страданий, неустроенности окружающего, неотвратимости пребывания отмеренного Господом срока в земном аду, но и великой надежды в достижении упования вечного, опытом зная о краткости сих земных страданий, верою – о вечности блаженства небесного. Этот период жизни стал периодом тяжелого физического и духовного труда для больного и измученного годами заключений подвижника. Но во всех этих тяжелых обстояниях, скорбях и искушениях душа становилась, как небесная птица, свободна.
«Мир душе твоей и здравие телу отечески желаю, родная Любовь! – писал отец Рафаил монахине Любови. – Вчера, в воскресенье вечером... получил неожиданную (от тебя) посылочку, все в целости. Глубоко тронут твоей заботой и несказанно сердечно благодарен. Это от твоей бедности воистину драгоценная лепта вдовицы. Бог да примет ее, якоже ону, и да воздаст тебе сторицею. Но впредь прошу – не лишай себя последних крох ради моей худости. Мне не горестно (но сладко, а паче спасительно) претерпеть все – клевету, глад, изгнание, страшен только грех, а пред ним и самая смерть чепуха... Обо мне, родная, прошу тебя и всех прочих не скорбеть, но паче молиться; без сего моя жизнь была бы не полна. Это последний аккорд хвалы моей Богу. А Ему слава за все – за все!
Тружусь на древо-отделочной фабрике ширпотреба – труд посилен, бытовые условия приличны, а здоровье мое тебе известно, а также аппетит и сон. Очень жду весточки, хочется знать, как вы все поживаете. Чад ношу в сердце моем пред Господом. Что нового у вас, какие перемены в храме, идет ли ремонт? Сердцем я с вами и у вас. Сердечно благодарю всех, послуживших мне трудами, заботами, любовью. Добродетель вечна, бессмертна, она пред Богом ходатаица спасения, помилования... Грешный Рафаил»[36].
«Мир ти и спасение от Господа, чадо мое духовное Любовь!
Милое твое письмецо получил, благодарю и отечески рад, что Господь тебя хранит... Отвечаю на твой вопрос... Важно, родная, не то, во что наше бренное тело окутают, кладя его в гроб, в могилу, а то, в какие христианские, а паче иноческие, добродетели облечена будет наша душа для явления пред Лице Судии и Бога, – писал он в ответ на изложение монахинией намерений облечься в схиму. – Эту святую истину, я думаю, ты и сама знаешь. Я только отечески напоминаю ее тебе. А ты мысленно обозри подвиги не только древних святых отец (из коих некии сияли, аки солнце, в житии своем и подвигах иноческих), но даже нам известных, наших почти современников. О, как мы далеки и ничтожны в сравнении с ними! От них же первый есмь аз!.. Чадо!.. Не благоприличнее ли и спасительнее будет нам с тобою умалиться – смириться! Смывая покаянной слезой греховные пятна на тех святых одеждах, которых мы удостоены по неизреченной милости Божией. А сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит!..
Ты спрашиваешь, како здравствую, како духовно чувствую... Чадо! Тот, кто во дни своей весны оставил земная и чаях Бога, спасающего его от малодушия и бури (бури страстей, вздымаемых скорогибнущими прелестями мира сего), – и сего, бегая, водворихся в пустыни... Тот, кто во оной святой пустыни, как никогда и нигде, не искал себе чинов и славы суетной, а токмо тишины, мира и спасения... тот, если милостью Божией нечто и получает – и паки тою же волею Божией теряет, жалеть, а тем паче скорбеть – не может.
Неужели аз, безумный, окаянный, ничтожнейший прах, дерзну просить от Господа к себе большего внимания, чем заслуживал того вселенский вития, украшение Церкви Христовой, ее слава – святой Иоанн Златоустый, окончивший дни свои в изгнании? Да не будет!.. Но свое пребывание под спудом, свое уничижение и скорби не променяю ни на какие суетные радости, а свою умиленную, покаянную и радостную слезу – ни на какие чины, славу и сокровища мира сего. Но пою, славлю и благодарю за все Бога моего, взывая купно со святым мучеником Евстратием: телесныя бо страдания, Спасе, суть веселие рабам Твоим!.. Грешный Рафаил»[37].
10 ноября 1951 года отец Рафаил писал духовной дочери: «В ночь под 10 нового стиля во сне сладко-пресладко воспевал: "Величай, величай, душе моя, Честнейшую и Славнейшую горних воинств Деву Пречистую Богородицу!" И слышу глас некоего духовного мужа: "Аще хощеши спастися – возлюби страдания!"
Чадо Любовь, слышишь! Не только терпи, но возлюби страдания.
Господи, ниспосли всесильную благодатную помощь Твою нам, немощным, возлюбити Тя такою жертвенною любовию, с какою святые мученики шли радуяся на все виды мучений и смерть для получения вечной жизни во Царствии Твоем... Живу верою и упованием, яко да не до конца отринул мя Господь, но дарует мне радость увидеть всех вас, вознести свое убогое благодарение за вся, яже сотвори мне Господь купно с вами в дому Царицы Небесной...
[25] УФСБ России по Калужской обл. Д. П-13573, л. 69.
[26] УФСБ России по Калужской обл. Д. П-13573, л. 92.
[27] АОП. Фонд новомучеников и исповедников.
[28] Там же.
[29] Там же.
[30] Лк. 23, 34
[31] АОП. Фонд новомучеников и исповедников.
[32] Там же.
[33] Там же.
[34] Лк.. 23, 34.
[35] АОП. Фонд новомучеников и исповедников.
[36] Путь на небо – через Голгофу. Оптинский старец Рафаил (Шейченко). Воспоминания. Письма. М., 2005. С. 50.
[37] Там же. С. 54–56.