Аудио-трансляция:  Казанский Введенский

Не­об­хо­ди­мо, что­бы вся­кое де­ла­ние раст­во­ре­но бы­ло сми­ре­ни­ем: мо­лишь­ся ли, пос­тишь­ся ли, укло­ня­ешь­ся ли от све­та или ис­пол­ня­ешь пос­лу­ша­ние – все де­лай ра­ди Бо­га и не ду­май, что де­ла­ешь хо­ро­шо.

преп. Макарий

Ос­но­ва­ние мо­на­шес­кой жиз­ни – сми­ре­ние. Есть сми­ре­ние – все есть, а нет сми­ре­ния – ни­че­го нет. Мож­но да­же без вся­ких дел од­ним сми­ре­ни­ем спас­тись.

преп. Варсонофий

Приз­на­ком сми­ре­ния и гор­дос­ти да бу­дет для те­бя сле­ду­ю­щее: вто­рая всех за­зи­ра­ет, уко­ря­ет и ви­дит в них чер­но­ту, а пер­вое ви­дит толь­ко свою ху­дость и не дер­за­ет су­дить ко­го-ли­бо.

преп. Макарий

<<предыдущая  оглавление  следующая>>

МОНАСТЫРЬ

Ни на минуту не подумайте, что вы сами пришли: «Никтоже может приити ко Мне, аще не Отец пославый Мя привлечет его» (Ин. 6, 44, 65). От Бога дана вам свобода, и с вашей стороны было лишь свободное произволение. Вы только не противились, когда Он, взяв вас за руку, повел сюда. Господь спасает нас, а не мы спасаемся, но Он, Милосердный, спасает Нас при нашем на то желании.

Итак, благодарите Бога. Вы сами видите, как много людей погибает в миру, сами поразмыслите теперь, за что Господь оказал вам такую милость, что привел вас сюда, в монастырь, в наш укромный, тихий Скит. Да, только при помощи Божией можно проходить этот телесный, скорбный путь.

Вот идет инок своим путем по тропинке, ведущей среди обрывов и скал, идет и приходит к обрыву по острым камням. Подходит к самому краю, и далее нет дороги. Под ногами обрыв, пропасть в 2 версты, впереди за обрывом скала в версту. Налево и направо, кругом все скалы и обрывы. Кажется, что более уже нельзя и шагу ступить. Возвращаться назад тоже опасно, да и обвалы уже были после этого, как он пришел. Один исход: прыгать на скалу за пропастью на выдающийся на ней камень. Страшно, да и камень быть может обрушится, что тогда делать? И вот, Господь говорит: «Не бойся, будь тверд. Я помогу». И посылает Ангела Своего. Ангел берет за руку трепещущего инока: «Ну, с Божией помощью». – «Страшно». – «Не бойся, надейся, верь, что одолеешь препятствия». Весь трепеща, бросается инок через бездну и, благодарение Богу, невредимо стоит на камне. – «А, это вовсе не так страшно. Теперь я больше бояться не буду». И так далее, и так далее, и все ближе и ближе к Престолу Славы Царя Небесного. Вот каков путь инока. И с Божией помощью его проходят многие легко, ибо «иго Его благо, и бремя легко есть».

На первый взгляд кажется, что есть какое-то противоречие: с одной стороны этот путь исполнения заповедей Господних есть легкий и благой, а с другой – он тесный и прискорбный. Да, он тесен и прискорбен только для тех, кто вступает на него с принуждением без внутреннего расположения, или из-за каких-либо иных целей, кроме спасения души. Для таких он тяжел. А для тех, которые становятся в ряд иноков с чистым желанием и намерением служить Господу Богу в духе и истине, – он легок. Правда, бывают скорби, но это – облачка на чистом лучезарном небе.

Вот и вы, [...] живете здесь, если только Господь сподобит вас такой милости, 2-3 года, то увидите какое блаженство – иноческое житие. Вы, может быть, уже заметили, как быстро летит здесь время. Пройдут годы, может быть десятки лет, а вам будет казаться, что вы поступили только вчера.

Я спросил однажды у одного инока, живущего в монастыре 50 лет:

— Долгим ли показалось вам время, прожитое в монастыре?

— Нет, – отвечает он, – мне кажется, что я здесь 50 дней, а не 50 лет. Да и не 50 дней, а 50 минут.

Да, очень быстро летит время в монастыре. Живите здесь еще. Бог даст, соберемся на беседу, только запомните то, что я говорю вам, и старайтесь жить по-монашески.

В монастыри идут для достижения большего совершенства 

Для достижения большего совершенства идут в монастыри, но за то там и искушений больше. Враг искушает здесь и с левой и с правой стороны. Одних старается выманить из монастыря обещанием благ и спасения в мирской жизни, другим внушает желание удалиться из общежительного монастыря на высшие подвиги: «Что в монастыре, какое спасение, а вот лучше удалиться в лес, построить там себе избушку и подвизаться.» И вот молодая монахиня, слушая такие вражеские советы, начинает тяготиться жизнью в монастыре, досадовать на сестер, раздражаться на каждую мелочь, – а врагу этого только и надо.

Батюшка о. Амвросий говорил: «Стремятся в лес, а в лесу-то бес».

А между тем, были подвижники, достигшие высокого совершенства, живя в общежительном монастыре, а не в пустыне. Таков, например, Арсений Великий. Раньше он был светским человеком, получил прекрасное образование и был взят к императору Феодосию во дворец воспитателем царских сыновей: Аркадия и Гонория. Однажды Феодосий, придя на урок, увидел, что Арсений стоит, а его сыновья сидят.

— Зачем сидят эти мальчишки? – строго спросил император.

И узнав, что Арсений из уважения к царскому титулу своих воспитанников стоит перед ними, велел Арсению сидеть, а сыновьям стоять во время занятий. Впоследствии Арсений ушел в монастырь, стал подвизаться в безмолвии и достиг высшего совершенства.


Посещайте монастыри, особенно в праздники, когда и меня не будет, не забывайте приезжать сюда, чтобы отдохнуть душой. А, может быть, кого из вас Господь сподобит монашеского чина. Хотя монастырская жизнь полна скорбями и искушениями, но она же несет с собою и великое утешение, о котором мир совсем не имеет ни малейшего понятия. Впрочем, как бы не спастись, только бы спастись и достигнуть Царствия Небесного, которого да сподобит нас всех Господь.


Тяжело нынче спасаться; и монастыри оскудели духовною пищею и не дают часто хлеба просящим, не разумею чувственного хлеба, – там калача или сайки, а хлеба духовного – Слова Божия.


Был у меня один знакомый, который и сейчас еще жив. Это был очень образованный человек. У него были аскетические наклонности. Не раз мне приходила мысль: чтобы ему поступить в Скит, к нам сюда. Я ему это говорил, когда еще не был в мантии. Говорил, что мир со своими обольщениями силен, чтобы он опасался. Он отвечал, что его идеал слишком высок, чтобы снизойти ему до таких низин. И вот когда я поехал в Манчжурию, я получил известие, что он женился. Я очень опечалился этим известием. Потом, прожив годик с женой, он расстался с ней чуть ли не с проклятиями на устах... Да, не вотще сказано в Евангелии: «Имей мя отречена, жену поях»... Сам по себе брак великое таинство. Сам Господь освятил его. Да вот в чем дело: в Евангелии сказано (Лк. 14, 16–24), что уготовал Господь вечерю и послал созывать званных на вечерю. А они не пошли, говоря: «Имей мя отречена». Почему? «Жену поях», «супруг волов купих». И сказано далее: «Разгневался царь: идите на халуги и соберите убогих». И наполнился дом... Господь звал к Себе в генералы, в министры, – они не пошли. Не хотят, так не надо. Господь, создавший вселенную, может Себе еще кроме них найти... Да, обыкновенных иноков много. А есть такие, которые горят особенною любовью, покланяются духом и истинною Господу. Это чистейшие идеалисты, без всякой примеси. Таких вот и ищет Господь, особенно зовет к Себе. Вот я и думал, что, может быть, этому моему знакомому Господь благословит быть старцем, он мог бы быть, а теперь и не знаю, что из него выйдет...

В монастыре больше искушений, чем в миру, но сильнее помощь от Господа 

Один Святой желал узнать, как Господь помогает инокам, и ему было видение: он видел инока, окруженного целым сонмом ангелов с горящими светильниками.

Говорят, в миру искушений меньше; но представим себе человека, за которым гонится злодей. Положим, он успел ускользнуть от него, но тот грозит ему издали кулаком со словами: "Смотри, только попадись!" А, положим, идет человек, и на него нападают целой толпой враги, бежать некуда; но вдруг, откуда ни возьмись, полк солдат бросается на его защиту, и враги разбегаются с окровавленными физиономиями. Пожалуй, последний находится в большей безопасности, чем первый, неправда ли? Так и в обители, хотя враг нападает сильнее, но поблизости есть благодатная сила Божия. В монастыре труды, но и высокие утешения, о которых мир не имеет ни малейшего представления. Трудно положить начало благое, иногда оно уже положено, то становится легче и отраднее работать Богу, потому что окрыляет надежда на спасение.

Монашеская жизнь полна скорбей 

Чтобы работать только Христу и в монастыри идут – великое это дело. Но вот часто случается, поступят в монастырь, а затем разочаровываются. Пишут мне: "Я надеялась найти в монастыре полный душевный покой, думала, что там я проникнусь молитвенным духом, а что выходит на деле? В монастыре такая же серенькая жизнь, как и в миру: зависть, интриги, сплетни – нет, не могу я переносить этого, что мне теперь делать?" Я отвечаю: "Терпи. Ты ошибочно думала о монастыре, что там только одна молитва; необходимо понести и досаду на сестер, чтобы омыться от приставшей духовной скверны". Снова пишут: "Батюшка, нестерпимо мне трудно, сестры восстают и возводят всякую клевету, матушка Игуменья тоже нападает, защиты найти не в ком". "Молись за обижающих тебя, – говорю, – не Игуменья нападает на тебя, а так нужно для твоей пользы". – "Не могу я молиться, – отвечает, – за тех, которые приносят мне столько огорчений и зла". "Не можешь? Проси Господа и даст тебе сил полюбить их".


Что делать? Жизнь, особенно монашеская, полна скорбей, но избежать их совершенно невозможно. И несмотря на все скорби и лишения, в монастыре легче спастись. Все лучшие писатели преклонялись перед монастырем. Тургенев, например, героиню своего лучшего романа "Дворянское гнездо", Лизу, поместил в монастырь. Эта девушка была особенно несчастна тем, что полюбила женатого человека: и вот она все оставляет и идет работать Единому Богу.

Шекспир устами своего героя Гамлета превозносит монастырь: "Офелия, – говорит, – ступай в монастырь. Если бы ты была чиста, как снег на вершинах гор, и тогда мир забросает тебя грязью. Если ты будешь чиста, как кристалл, то мир протянет к тебе грязную руку и осквернит тебя". Счастливы поэтому те, которые пребывают в святой обители, да поможет вам Господь.

Монастыри женские

Правда, в настоящее время монастыри, особенно женские, поставлены в такое положение, что все время уходит на исполнение послушаний: на хлопоты, на работу. Трудно монахиням, а все-таки проникаются они молитвой постепенно и навыкают ей. Помню, поступая в монастырь, я вообразил, что там только и знают, что вот так (Батюшка молитвенно возвел руки). Ну, когда поступил, оказалось совсем другое. Мало молитвы, мало труда молитвенного, на одной молитве не проживешь, нужен еще и труд послушания. Если труд молитвенный и исполнение послушания чередуются, сменяя один другое, так и хорошо, и этим путем легко достигнуть спасения.


С ними, т.е. послушницами и монахинями, надо быть очень осторожным. Мне они жалуются на о. Иосифа, а о. Иосифу на меня. Однажды мне келейник о. Иосифа говорит: «Вы, Батюшка, пожалуйста им ничего не верьте. Все врут». Такие они и у себя в монастыре шатаются по кельям, да занимаются сплетнями. Скажи неосторожное слово, они перетолкуют по-своему, передаст в измененном уже виде другой, та третьей, и так дальше, а в конце концов получится такая сплетня, что подобного и предполагать ничего нельзя было. И это постоянно...

Но я при этом должен сделать оговорку, что такое шатание продолжается до той поры, пока она еще не встала на монашеский путь. Как только она встала на монашеский путь, получила монашеское устроение, все это кончается, и она прямо пойдет как по рельсам. Но некоторые до получения такого монашеского устроения живут один год, другие два года, 5 лет, 10 лет, иногда даже 20 лет. У которых есть задатки получить быстро монашеское устроение, тому Господь иногда дарует его через год. А другие никак не попадут на рельсы, подбегут к ним, посмотрят и перебегут. Но когда попадут на них, то пойдут по рельсам. Иногда они лучше нашего работают, сильнее. Есть монашенки очень высокого устроения..

Спасение в монастыре

Монашеская жизнь требует полного самоотвержения: "Отвергшись себя и возьми крест свой" (Мф. 16, 24; Мк. 8, 34; Лк. 9, 23).

Царствие Небесное нельзя заслужить, махая тросточкой. Мы все ищем избежать скорбей, а Св. Писание говорит: "Егда не обрящети скорбей, тогда убойтеся". В монастыре прежде всего необходимо смирение и терпение. Надо быть готовым перенести всякое оскорбление.

В монастыре прежде всего необходимо смирение и терпение 

Основание монашеской жизни – смирение. Есть смирение – все есть, а нет смирения – ничего нет. Можно даже без всяких дел одним смирением спастись.


В монастыре прежде всего необходимо смирение и терпение. Надо быть готовым перенести всякое оскорбление.

Однажды, например, благородная девица поступила в монастырь (по имени Тавифа). Многие старые монахини из простых не понимали, для какой цели она поступила и подозревали ее в пренебрежительном отношении к другим сестрам.

— Какая ты дура, зачем ты к нам пришла? – спрашивает Тавифу монахиня.

— Хочу поумнеть.

— Да ты никогда не поумнеешь, потому что у тебя много злобы и гордыни, ты нас за тараканов считаешь.

— Что во мне много гордыни и злобы – это правда, но за тараканов я вас не считаю.

— А за кого же?

— За святых!

— Врешь!

И все это и подобное надо переносить безропотно, но зато путем перенесения оскорблений приобретается кротость, смирение и другие добродетели. У нас в Скиту дают подобные уроки.

Замечают, например, что послушник горд, кто-нибудь и поучит его:

— Что это ты такой болван, даже и ложек выжечь как следует не можешь?

Тот в амбицию, идет жаловаться. Спрашивают его:

— А вы себя, значит, очень умным считаете?

— Да нет, а только хотя бы бранили меня не при всех.

Через несколько времени – смотришь – уже и обижаться перестал, следовательно, стал посмирнее.

В монастырях учат бороться со страстями и искоренять их, а это самое важное, так как только наружное благочестие не имеет цены.


Один богач студент решил все оставить и посвятить себя Богу. Внес он большой вклад и поступил в число братии. Послали его на огород и там в грязи и сырости пришлось ему работать. Враг, не терпящий такого смирения, начал вооружать против него братию, особенно из простецов.

— Ну зачем ты, болван, сюда пришел? – говорит ему однажды один из иноков.

— Хочу спасти свою душу.

— Еще бы, хлеб монастырский жрать, вот для чего ты явился сюда.

— Прости Христа ради, – ответил бывший студент и тем победил врага.

Инок, грубо отнесшийся к послушнику, потом раскаивался, что так поступил. А обиженный пошел к Старцу и рассказал ему обо всем, прибавив: "Я не жалуюсь на него, но прошу святых молитв ваших, чтобы благодушно перенести всякое оскорбление".

В монастыре дают такие уроки, и ими приобретается смирение незаметным для монаха образом; а пройдет лет 20–30 и узнает инок – не назад шел он, а вперед. И постепенно очищая свое сердце от страстей, сподобится он получить Царствие Небесное, которого да сподобит и нас всех Господь.


Действительно, людям, стремящимся к богоугождению, тяжело оставаться в миру: в монастыре же они находят удовлетворение своим духовным потребностям. В монастыре навыкают борьбе со страстями, научаются молиться, а главное, постепенно приобретают смирение. Без него все подвиги не имеют никакого значения. Наши святые старцы не одобряли, особенно для новоначальных, внешние подвиги: вериги, железные пояса и т.п. Иной и вериги носит, а скажи ему обидное слово, ответит с процентами, где же тут смирение! А чтобы стяжать его, прежде всего советуется «терпение находящих». Это значит, что нужно терпеливо переносить всякую неожиданную скорбь и принимать ее, как посланную от Бога. Один инок спросил меня:

— Что это за «терпение находящих»?

Я пояснил примером:

— Вот ты пойдешь сейчас от меня, а кто-нибудь тебя встретит с скажет: «Что ты по ночам к Настоятелю шляешься, верно, наушничаешь?» Что бы ты ему ответил?

— Да, конечно, не спустил бы, на его дерзость ответил дерзостью же.

— Ну, вот этого-то и не нужно. Надо поклониться и пройти мимо.

Нашего великого старца батюшку о. Макария можно было в лицо ударить, и он не обиделся бы. Вот глубина смирения! Зато и прославлял его Бог. О. Макарий стяжал дар молитвы и мог даже мертвых воскрешать, но если этого не делал, то только по смирению.


Краеугольный камень иноческого жития есть смирение. Смирение и послушание помогают приобрести различные добродетели, особенно в телесном отношении, но если есть гордость – все пропало. Подобно тому, как погибают, делаются ничем 500-рублевые кредитные билеты, брошенные в огонь: пока они вне огня, они имеют огромную стоимость, ценность, но лишь только попали в огонь и превращаются в пепел – так ничего не стоят.

Или еще: человек с великими добродетелями, но гордый, подобен огромному кораблю, нагруженному всякими драгоценностями, но не входящему в пристань, а гибнущему среди моря. Так с одной стороны велик и гибелен порок – гордость, а с другой – так спасительно смирение. «На кого воззрю? Токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес Моих» (Ис. 66, 2), – говорит Господь. А иночество есть великое безбрежное море, исчерпать или переплыть его невозможно.

Это не так понятно человеку, не вступающему на этот путь – практика нужна. Перед вами огромная завеса, и она начинает перед нами с нижнего уголка чуть-чуть приподниматься. Вся мудрость земная, правда, имеет некоторый смысл и цель, главным образом, для доставления удобств в земной плотской жизни, по сравнению же с иночеством есть ничто, или лучше сказать, копейка по сравнению с миллиардом рублей.

Один известный мне человек, высоко образованный, получивший европейское образование, был в Московском Университете, и в Лондоне и в Париже. Поступив в монастырь, он пишет своему мирскому другу, товарищу по учению, что он до сих пор ничего не понимал. Так дивно глубок смысл иночества, а назначение инока еще выше.

МОНАШЕСТВО

Не все монашество заключается в подряснике, да каше. Надел подрясник, стал есть кашу – и думает: я теперь стал монахом. Нет. Одно внешнее не принесет никакой пользы. Правда, нужно и носить монашескую одежду, и поститься, но это не все. Лампа пока не горит, не оправдывает своего назначения – светить. Пожалуй, ее кто-либо и толкнет, и разобьет в темноте. Чего же не достает? – Огонька. Необходим и фитиль, и керосин, но если нет огня, если она не зажжена, она не приносит никому пользы. Когда же она зажжена, сразу польется свет. Так и в монашестве: одна внешность не приносит пользы, необходим внутренний огонек. О. Анатолий говорил, что монашество есть сокровенный сердца человек..

Что нужно относить к внешнему и что к внутреннему монашеству

Над этим вопросом много потрудились и еп. Игнатий и еп. Феофан. Еп. Игнатий написал об этом отдельную статью во 2-м томе, а еп. Феофан отдельную книгу «Внутренняя жизнь». Внешнее монашество – это упражнение в подвигах: пост, бдение, сюда же относится исправное по внешности посещение церковных служб, трезвенность и прочее. А внутреннее монашество – это борьба со страстями, очищение сердца.


Есть два монашества: внутреннее и внешнее. Внешнее, так называемое, клобуковое монашество, приобрести легко, как св. Иоанн Лествичник пишет: сделать внешнего монаха легко, но трудно сделаться внутренним монахом.

Это внутренне монашество может быть даже в миру, хотя именно только «может». И об этом-то внутреннем монашестве теперь так редко говорят, почти не имеют никакого понятия...


Сначала надо приобрести внешнее монашество, но на этом не останавливаться, идти далее. Вот преп. авва Дорофей и учит, как соединять одно с другим. Внутреннее монашество есть очищение сердца от страстей при содействии молитвы Иисусовой. Монашеский чин выше царского, ибо царь хотя бы и долго процарствовал, все-таки умрет, и царствование его прекращается. А монахи должны быть «царями и священниками Богу и Отцу своему, слава и держава во веки веков" (Откр. 1, 6).


На вас действует теперь особая благодать... Вот и продолжайте путь молитвы Иисусовой... Я уже говорил вам, что монашество есть внешнее и внутреннее. Миновать внешнее нельзя, но и удовлетвориться им одним тоже нельзя. Одно внешнее без внутреннего даже приносит вред. Внешнее монашество можно уподобить вспахиванием земли. Сколько не паши – ничего не вырастет, если ничего не посеешь. Вот внутреннее монашество и есть сеяние, а пшено – молитва Иисусова, которая освещает всю внутреннюю жизнь монаха, дает ему силу в борьбе, в особенности она необходима при перенесении скорбей и искушений...


Сущность нашего иноческого жития – борьба со страстями...


Враг ненавидит монастырь, оттого-то с такой силой и нападает на иноков.


Да, утешает Господь рабов Своих, трудящихся во славу имени Его! Труден путь иноческий, но зато самый благонадежный ко спасению. Но где же лучше, удобнее служить Господу, как не в обители? Я не зову вас в монастырь, и в миру можно спастись, хотя неудобно это, т.к. весь уклад мирской жизни не приближает, а отдаляет от Бога.


Есть три пути: замужество, девство и монашество. Каждый путь может привести в Царство Небесное.

В замужестве – исполняя во имя Христово обязанности матери и жены, в девстве – посвящая его Богу; в монашестве – отрекаясь от всего Царствия Божия ради. Я не зову вас в монастырь; при настоящем упадке монашеской жизни иногда легче спастись в миру. У всякого своя дорога, только бы человек искренно искал Бога, стремился к Нему. Конечно, путь монашеский есть путь царский, и кто, поступив в монастырь, будет истинным монахом, тот сподобится великой награды.


... Для пожара был выбран ветреный день, ветер быстро разнесся по большей части города. Это, прямо адское, пламя уже надвигалось на наш дом. Тогда мы положили на повозку свои пожитки и выехали за город, а незастрахованный дом мы оставили на волю Божию. Была ночь. Мы укрылись за уцелевшую часть вала, построенного во время Пугачева, и даже ранее. Что делать?

Старушка мать встала на молитву: «Господи, спаси нас». И я встал и говорю: «Матерь Божия, спаси нас»... и вдруг, ветер переменил направление, пламя полетело в другую сторону. Наша часть города уцелела... Проходит 2–3 месяца, разговор о пожаре не умолкает в городе. Разговор коснулся пожара. И вдруг, некто Силин, говорит: «Вы спрашиваете, почему уцелела эта часть города? Да, вот почему: живет [тут один] монахом, да еще быть может и в монастырь поступит, вот ради него и спас Господь эту часть города». Я тогда еще не думал о монашестве, и поэтому только улыбнулся на слова этого человека, но потом не раз вспоминал их. Он сказал истину про меня... Видите, как дорого Господу монашество.


Я вам все стараюсь разъяснить и показать, что такое иночество. Краеугольным камнем иночества есть смирение, как я уже сказал.

Высшего блаженства могут достигнуть только монашествующие 

Сильно работает диавол, желая отвлечь людей от служения Богу, и в миру он достигает этого легко. В монастыре же ему труднее бороться; оттого дух злобы так ненавидит монастыри, и всячески старается очернить их в глазах людей неопытных. А между тем не погрешу, если скажу, что высшего блаженства могут достигнуть только монашествующие. Спастись в миру можно, но вполне убелиться, отмыться от ветхого человека, подняться до равноангельской высоты, до высшего творчества духовного в миру невозможно, т.е. весь уклад мирской жизни, сложившейся по своим законам, разрушает, замедляет рост души. Потому-то до равноангельской высоты вырастают люди только в лабораториях, называемых монастырями.

У батюшки о. Амвросия был в миру друг, очень не сочувствующий монахам. Когда о. Амвросий поступил в монастырь, тот написал ему: "Объясни, что такое монашество, только, пожалуйста, попроще, без всяких текстов, я их терпеть не могу". На это о. Амвросий ответил: "Монашество есть блаженство". Действительно, та духовная радость, которую дает монашество еще в этой жизни, так велика, что за одну минуту ее можно забыть все скорби житейские, и мирские, и монашеские.

Лучшие писатели наши сознавали всю суету мирской жизни и стремились в монастырь. Например, Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Тургенев. Этот последний главную героиню своего романа "Дворянское гнездо" помещает в монастырь. Вспомните Лизу! Шекспир в "Гамлете" высказывает свой взгляд на мир и монастырь. "Мир – это сад, заросший сорной травой, – Гамлет говорит Офелии, – иди в монастырь, если ты будешь белее снега на горных вершинах, и тогда мир забросает тебя грязью". В этом преклонении перед монастырем видно стремление к высшему идеалу, которого желали достигнуть многие поэты и художники, и не достигали.


Да, страшные вещи бывают у нас иногда. Но в монастыре легче победить диавола, в миру же несравненно труднее, и восьмилегионный бес, явившись, убивает. А является он людям, которые еще не начали жить, а только еще думают об исправлении жизни.

Когда я был в миру, то имел товарища, скептически относившегося к монастырям.

— Не понимаю, для чего это люди, особенно иноки, сидят в одиночных кельях и удаляются от людских взоров, – говорил он. А между тем, этот человек был монахом в душе, и душа его была чистая, возвышенная. Поэт и музыкант, он имел особенную способность произносить стихи, как никто другой. Музыка была его страстью. Бывало, рассказывает нам что-нибудь и вдруг восклицает:

— Нет, я не умею объяснить этого словами, а это вот что! – сядет к роялю, закинет голову, сыграет импровизацию.

— Поняли? – спросит потом.

Часто и не поймешь его, но он не изменял своей системы объяснений. Квартира его была обставлена со вкусом и не банально: не было в ней диванов со столами перед ними и креслами по бокам, но все было красиво, изящно, оригинально; как незауряден был и ее обитатель. Душа его всегда питалась высокими идеалами и далека была от всякой житейской прозы. Вначале он отвергал монашество, но после нашел полное удовлетворение своих высоких стремлений именно в монашестве, в монастыре на Афоне, куда ушел, оставив все в мире.


Св. ап. Павел говорит, что в будущей жизни будут различной степени блаженства: «Ина слава солнцу, ина слава луне, и ина слава звездам: звезда бо от звезды разнствует во славе» (1 Кор. 15, 41). Этих степеней миллиарды, говорят по человеческому разумению, неисчислимое количество, и инокам принадлежит первая.

А схимонахи, конечно, достойно своего знания живущие, будут в числе серафимов. Вот как велико назначение инока. Поэтому как должны мы благодарить Бога, что Он привел нас сюда, в Скит.


Монашество – есть блаженство, какое только возможно для человека на земле, выше этого блаженства нет ничего. И это потому что монашество дает ключ к внутренней жизни. Блаженство внутри нас, надо только открыть его. Полное блаженство на небе в будущей жизни, но нижняя степень его уже на земле, в той жизни оно только продолжается...

Современное монашество уклонилось от своего идеала 

Да, да, уклонилось. Однако, диаволу и это не очень нравится, коли он так восстает против современного монашества. Этим монашеством держится весь мир. Когда монашества не будет, то настанет страшный суд.


Упадок и запустение обителей и начинается с забвения своих основателей и подвижников.


Можно жить в монастыре, да не быть монахом.

МОНАХ

Виктор Гюго в защиту сказал: «Взгляд на небо – это уже дело». Но есть художники внешние и внутренние. Внешний художник изображает на полотне то, что наполняет его душу, внутренний – созидает самую душу свою, делая ее, действительно, художественным произведением по красоте добродетелей, которыми она украшена. Монах – есть внутренний художник (я, конечно, говорю здесь о настоящем монахе, а не о таком, который только носит это название). Преподобный Иоанн Лествичник говорит: внешнего монаха сделать легко, а внутреннего необыкновенно трудно.


Есть ученые офицеры, называемые офицерами Генерального Штаба. Но приходится им долго сидеть на одном месте; лишь устроятся, смотришь, получают новое назначение, и приходится им переезжать из Самары в Одессу, из Одессы в Петербург, а оттуда на Дальний Восток и т.д. Монахи – это тоже своего рода офицеры Генерального Штаба, только служат они не земному царю, а составляют воинство Царя Небесного. «Не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем» (Евр. 13, 14). А потому инок не должен ни к чему привязываться душой, помня, что все на земле суетно, скоропреходяще и тленно. Когда я совершил путешествие в Манчжурию и вернулся обратно в Оптину Пустынь, то казалось мне, что больше уже не придется уезжать отсюда и кончу я здесь дни жизни моей, а вот случилось иначе.


Не знаю, насколько верно мое предположение, но думаю так: прежде не было никаких рясофоров и мантий, была одна схима. Эти подготовительные степени, т.е. рясофор и мантия, учреждены впоследствии, когда монашество уже ослабело. Правда, мантия немного отличается от схимы. А прежде было так: поступает в обитель ищущий спасения, его испытывают некоторое время, и если он оказывается имеющим произволение, если можно ожидать, что из него выйдет монах, то его сразу постригали в схиму. Так что прежде были только два разряда: послушники, т.е. испытываемые, и схимники.

Отсюда надо и полагать, что не принявший в то время схимы, был простой мирянин... Но я вам повторю, что это мои личные рассуждения...


[По поводу следующего происшествия: скончались схимонах и послушник, их погребли, как должно. Потом, когда их откопали через некоторое время, то оказалось, что схима надета на послушника, а схимонах лежит без схимы].

Это значит то, что этот послушник проводил жизнь схимника, а схимонах жил недостойно своего звания и чина. Но этим схима не умаляется. Не все могут быть такими, как например, оптинский послушник брат Елисей, – он умел повелевать диким животным и т.п., хотя даже мантии не принимал. Но не все такие, как брат Елисей... Мантия и схима имеют то великое значение, что принимающему их дается и благодать жить по-монашески, дается благодать исполнять монашеские обеты. Здесь мантия и схима похожи на оружие, которое дается воину, когда он идет на брань. Ему есть чем встретить врагов и защищаться и отбиваться от них. В этом смысле мантия и схима имеют великую силу и значение.

 

<<предыдущая  оглавление  следующая>>