Аудио-трансляция: Казанский Введенский

Заз­ре­ние се­бя и са­мо­у­ко­ре­ние во всем при­но­сит сми­ре­ние, а оное сох­ра­нит мир.

прп. Макарий

Как се­бя уко­рять? Очень прос­то. Со­весть сра­зу за­го­во­рит, сра­зу бу­дет об­ли­чать, а нам ос­та­ет­ся толь­ко сог­ла­сить­ся, что пло­хо сде­ла­ли, сми­рен­но об­ра­тить­ся к Бо­гу с мо­лит­вой о про­ще­нии. Хо­тя ми­ну­ту, хо­тя пол­ми­ну­ты, а на­до обя­за­тель­но уко­рить се­бя так. На­ше де­ло уко­рить се­бя, хо­тя бы и на очень ко­рот­кое вре­мя, а ос­таль­ное пре­дос­та­вим Бо­гу.

прп. Варсонофий

Ког­да мы се­бя уко­ря­ем, мы ис­пол­ня­ем­ся си­лы, ста­но­вим­ся силь­нее – ду­хов­но, ко­неч­но. По­че­му так, мы не зна­ем. Это за­кон ду­хов­ной жиз­ни. Как в на­шей те­лес­ной жиз­ни мы подк­реп­ля­ем си­лы пи­щей, так и в ду­хов­ной жиз­ни на­ши ду­хов­ные си­лы подк­реп­ля­ют­ся са­мо­у­ко­ре­ни­ем.

прп. Варсонофий

Страницы: <12345>

← к оглавлению

 

Духовный расцвет

Духовный расцвет Оптиной пустыни связан с именами ее святых подвижников: Льва, Макария, Моисея, Антония, Амвросия, Илариона, Анатолия (Зерцалова), Исаакия (Антимонова), Иосифа, Варсонофия, Анатолия (Потапова), Нектария, Никона и Исаакия (Бобракова). Оптинские святые имели различные дары Святого Духа: непрестанной молитвы, духовного рассуждения, прозорливости, исцеления душ и телес человеческих. Они могли назвать незнакомца по имени; читали письма, не распечатывая; прозревали духом прошлое и будущее человека, открывали ему давно забытые грехи; возвращали слух и речь глухонемым. Но главным чудом все они считали Евхаристию, а самым драгоценным даром – покаяние.

Дух мира Христова, обретенный через святое старчество, явственно ощущался всеми посетителями обители – это была особая атмосфера глубокой сосредоточенности и тишины, которая сразу же охватывала паломников.

Посетив Оптину, Н.В. Гоголь писал А.П. Толстому в 1850 году: «Я заезжал по дороге в Оптинскую пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской Горе не лучше. Благодать видимо там присутствует. Это слышится и в самом наружном служении… Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует всё небесное. Я не расспрашивал, кто из них как живет: их лица сказывали сами всё. Самые служки меня поразили светлой ласковостью ангелов, лучезарной простотой обхождения; самые работники в монастыре, самые крестьяне и жители окрестностей. За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышим ее благоухание: всё становится приветливее, поклоны ниже и участья к человеку больше»[7].

А оптинский старец преподобный Нектарий однажды сказал: «Известно ли вам, сколько от сотворения мира и до нынешнего дня было истинных общежитий?.. Три! Первое – в раю, второе – в христианской общине во дни апостольские, а третье – в Оптиной, при наших великих старцах».

Иван Васильевич и Наталья Петровна Киреевские

В середине XIХ века Оптина стала одним из важнейших духовных центров России, куда устремлялось огромное количество паломников разных сословий и возрастов. Хотя перед революцией в Российской империи было более тысячи монастырей и около ста тысяч храмов, непрерывный поток богомольцев притекал именно в Оптину, несмотря на подчас немалые трудности дальнего путешествия.

В середине XIX века под руководством старца Макария было начато дело издания аскетических святоотеческих творений. Среди его помощников были не только образованные оптинские иноки, но и миряне – литературный критик и философ Иван Васильевич Киреевский с женой Наталией Петровной, которая в юности была духовной дочерью преподобного Серафима Саровского. Благодаря Оптиной пустыни Россия получила драгоценное сокровище – лучшие творения духовной литературы, изданные на славянском и русском языках. Эти книги во множестве и безвозмездно отсылались в монастыри и епархиальные библиотеки.

К началу ХХ века в библиотеках монастыря и скита было собрано около 40 тысяч книг и рукописей. Чтение и изучение святых отцов стало обязательным для братии. После полутора столетий тотального расхождения народной и «официальной» культуры, существовавших практически параллельно друг другу, в XIX – начале XX века точкой их «пересечения» стала Оптина пустынь. Борис Константинович Зайцев писал, что Оптина пустынь «оказалась излучением света в России девятнадцатого века»[8]. Он же отметил и важный момент для русской культуры того времени: «…величайший расцвет русской литературы совпадает с расцветом старчества в Оптиной»[9].

В Оптину приезжали известнейшие представители русской культуры. Знаменитые писатели и философы искали у старцев духовного укрепления, приникали к их святости, дорожа возможностью учиться в этом училище благодати. Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев, С.А. Нилус видели свою духовную родину здесь, «на берегах Божьей реки». Отсюда несли они свет в мир, подобно волхвам, побывавшим в пещере, где родился Младенец Христос. И через них многие писатели и деятели культуры того времени оказались в сфере оптинского притяжения: историк М.П. Погодин, профессор литературы С.П. Шевырев, поэт А.К. Толстой. В Оптину за «духовным хлебом» приезжали В.А. Жуковский, Ф.И. Тютчев, И.С. Тургенев, П.А. Вяземский, А.С. Хомяков, И.С. и К.С. Аксаковы, С.М. Соловьев, В.В. Розанов, мемуарист С.П. Жихарев, поэт Б.Н. Алмазов, критик Н.Н. Страхов, поэт и философ В.С. Соловьев, Великий князь Константин Константинович и его дети – великие князья Олег, Игорь, Иоанн и Константин, великая княгиня Татиана (в монашестве Тамара), преподобномученица великая княгиня Елизавета. Нельзя не упомянуть и о Л.Н. Толстом.

В начале XX века Оптина пустынь была большим процветающим монастырем, где подвизалось около трехсот насельников. Трудно сказать, было ли в России за всю ее историю место, где в такой степени общество людей приблизилось к идеалу христианских отношений, несмотря на испытания, скорби, ошибки, и где святое братство имело бы такое огромное освящающее влияние на свой народ. А необходимость этого была самая острая. В Россию усиленно проникала западноевропейская культура, становилось всё больше людей, которые не имели представления о духовной жизни, совершенно не понимали внутреннюю природу Церкви и монашества. Массовый отход от Христа стал закономерным для высшего и образованного общества, жившего европейскими идеями. Православие всё больше становилось «верой простолюдинов». Катастрофические последствия богоотступничества весь мир увидел после октябрьского переворота 1917 года.

Первая мировая война открывает новый трагический период истории Оптиной пустыни. В 1914 году на фронт было призвано более пятидесяти насельников, большинство из них – в рясофорном постриге. Вернулись с войны очень немногие: около тридцати человек попали в германский плен, десять без вести пропали, несколько иноков погибло на поле боя.

Оптина пустынь после 1917 года

Репрессии

В начале 1918 года, после опубликования Декрета об отделении Церкви от государства, монастырь перестал существовать как юридическое лицо и лишился прав собственности. 25 февраля в скит явился отряд красногвардейцев из пяти человек. Заявив, что, по слухам, «здесь много лежит серебра и золота», они потребовали к себе скитоначальника и в его сопровождении обыскали оба храма, все скитские помещения, кельи и даже колокольню, предполагая найти там пулемет. Составив опись и ничего не изъяв, отряд отправился в монастырь. На следующий день храмы и святыни скита были освящены «от осквернения через прикосновение еретических рук».

По мере усиления революционной смуты ухудшалась и ситуация вокруг монастыря. По словам летописца, «часто в окрестностях раздаются одиночные ружейные выстрелы». Усилились и проблемы с продовольствием: «Братии выдается в день по 1 фунту хлеба, что для скита есть явная милость Божия, ибо кругом царит настоящий голод». Подспорьем для решения этой проблемы стали огороды. Скитский садовник отец Павел (Драчев) с несколькими братиями занялись освоением всех свободных участков земли в стенах скита. 4 июня 1918 года двое монахов, отправленные за хлебом, привезли 25 пудов пшеницы, к великой радости скитян. «Святые старцы своими святыми молитвами явно помогают своему родному скиту», – таковы последние слова скитской летописи.

В это смутное время поток богомольцев в Оптину не иссякал. Люди, до крайности напуганные и смущенные происходящим в стране, устремлялись к старцам за духовной поддержкой. 22 марта 1920 года отошел ко Господу скитоначальник схиигумен Феодосий (Поморцев). Последним начальником оптинского скита стал старец Нектарий, принявший вскоре постриг в великую схиму.

Братия Оптиной пустыни, 1910 г.

Бедствия революционной смуты и гражданской войны не обошли стороной практически ни одну семью. Утраты, голод, лишение крова и средств к существованию… Ежедневно на старцев Анатолия и Нектария изливались целые потоки скорби. Старцы не только принимали людей, но и отвечали на множество писем.

Преподобный Анатолий (Потапов) советовал верующим в это страшное время обращать внимание на состояние своей души, а не на внешние обстоятельства, не забывать о Промысле Божием и готовиться к грядущим гонениям. «Да, очень тяжело верующему сердцу смотреть на все то, что творится вокруг, – писал он своему чаду. – Не отчаивайтесь и не унывайте, избегайте, насколько возможно, всех обществ, забав и увеселений… Уготовьте душу свою во искушение». А старец Нектарий на вопросы, ожидать ли улучшения ситуации в будущем, отвечал так: «Будет все хуже, хуже и хуже…» Предупреждая, что надо готовиться к еще более тяжким испытаниям, наставлял о необходимости терпения и молитвы.

Хотя старцы никому не обещали облегчения скорбей, люди уходили от них утешенными. Уготовихся и не смутихся, – говорит пророк Давид (Пс. 118, 60). Благодать Божия, помогавшая преподобным нести бремя человеческих страданий, наполняла их слова необычайной силой, укреплявшей приходящих к ним в вере и уповании на помощь Божию в перенесении грядущих испытаний.

Первые аресты монахов были проведены 30 сентября 1919 года. В козельской тюрьме оказались епископ Михей (Алексеев), казначей иеромонах Пантелеимон (Аржаных) и письмоводитель иеромонах Никон (Беляев). Узников освободили 17 ноября того же года. Аресты продолжились и в начале 1920 года. Помимо этого, братию мобилизовывали на принудительные работы для нужд советской власти.

В 1927 году начались групповые аресты братии, проживавшей в Козельске. Были арестованы иеромонах Никон, еще десять человек монашествующих и работники музея «Оптина пустынь». Почти все они были приговорены к различным срокам заключения и ссылкам. Преподобноисповедник Никон после ареста уже не вернулся, он скончался в северной ссылке.

В 1930 году по Козельску прокатилась новая волна арестов. Около сорока монахов и мирян, обвиненных в контрреволюционной агитации, приговорили к различным срокам заключения и ссылкам, а один мирянин был расстрелян. После 1937 года в городе и окрестностях из числа братии почти никого не осталось, священнослужителей и монахов безвинно арестовывали и приговаривали к большим срокам и расстрелам.

Более семидесяти[10] оптинских насельников было репрессировано. Из них около пятидесяти человек расстреляны или скончались в лагерях и ссылках.

Оптина пустынь в первые годы после революции.
Попытки сохранить монастырь

К лету 1918 года обстановка вокруг монастыря с каждым днем все более накалялась. В июне был конфискован монастырский дом и другие постройки при мельнице на реке Другузне[11]. В монастырской гостинице на двери одной из комнат появилась вывеска «Козельский уездный военный комиссар». А 23 июля иеромонах Никон, по благословению настоятеля проводивший переговоры с представителями советской власти, докладывал епископу Феофану (Тулякову) о планируемой конфискации всех монастырских лошадей. Согласно официальным заявлениям, целью конфискаций являлась хозяйственная необходимость или нужды армии, однако с течением времени стало очевидно: власти хотят закрыть монастырь.

К 10 августа 1918 года козельские комиссары приняли решение удалить из Оптиной всех монахов. Представители новой власти даже обсуждали возможность предложить братии остричь волосы и поступить на советскую службу. В августе уездный Комиссариат социального обеспечения потребовал от монастыря предоставить два корпуса для создания детского приюта и богадельни.

В условиях усиливающегося давления властей основной задачей братии, помимо физического выживания, стало оформление своего статуса в соответствии со сложившейся ситуацией. Чиновники из советских учреждений, расположенные к обители, в частных разговорах советовали братии для спасения монастыря и его хозяйства зарегистрироваться в качестве трудовой общины или артели.

Оптина. Новые «насельники»

В декабре 1918 года была зарегистрирована Оптинская трудовая сельскохозяйственная артель, при которой в качестве работников оставили несколько братий. Устав артели, составленный под руководством настоятеля архимандрита Исаакия, был написан в соответствии с правилами иноческой жизни – и по внешности, и по духу.

С целью сохранения монастырского стада и уникальной оптинской породы крупного рогатого скота в 1919 году было создано племенное хозяйство, которое возглавил один из послушников. Новообразованный племхоз пользовался по договору всеми постройками монастыря, кроме части скитских строений.

А 18 мая 1919 года на территории монастыря и скита был создан музей «Оптина пустынь». Этому предшествовала телеграмма Коллегии по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения, гласившая, что монастырь, скит и «историческая роща между ними со всеми зданиями и художественными предметами взяты на учет на основании декрета». На учет были взяты 120 разных строений монастыря XVIII–XIX века с находившейся в них утварью, мебелью и прочим, а также роща между монастырем и скитом. Фонды пополнились и предметами из усадьбы Кашкиных в селе Нижние Прыски. В музее были сформированы отделы монашеского быта и истории Оптиной пустыни, церковно-археологический, стенной живописи, краеведческий, помещичьего быта, кустарного производства, естественно-исторический.

В ведение музея были переданы также кожевенная мастерская и сад, в котором было около тысячи фруктовых деревьев. Все это значительно ограничило владения племхоза. Первое время музеем руководил преподобноисповедник Никон (Беляев), а осенью, после его ареста, заведующей назначили Лидию Васильевну Защук, духовную дочь старца Нектария (впоследствии она приняла постриг в схиму с именем Августа)[12]. Первоначально в качестве сотрудников музея было утверждено 22 человека, среди которых большую часть составляли насельники обители.


Прпмц. Августа (Защук), схимонахиня

На совместном заседании представителей Козельского исполкома и Наркомпроса по вопросу организации Оптинского музея особенное внимание было уделено библиотекам, монастырской и скитской – как представляющим «исключительную ценность». Обе библиотеки вывели из подчинения музею, оставив в ведении Наркомпроса с указанием сохранить их «совершено в своей полной цельности и неприкосновенности». Библиотека Оптиной пустыни была снабжена особой охранной грамотой с включением ее хранителя в штат Наркомпроса.

Так, путем создания различных хозяйственных организаций, архимандриту Исаакию с братией удалось на несколько лет отсрочить полное уничтожение обители. Причем на территории скита в это время действовало сразу две организации – племхоз и музей. Обе были созданы для сохранения обители: первая – по инициативе оптинской братии, а вторая – государства.

Понимая, что монашеское братство фактически продолжает существовать, в январе-феврале 1920 года местные власти направили в скит «Комиссию по ликвидации монастыря Оптина пустынь». Обнаружив, что там еще проживает множество братии, комиссия опечатала часть помещений, сделала опись и изъяла часть церковного имущества. Среди прочего были изъяты хранившиеся как святыня монашеские облачения преподобных Моисея, Макария и Амвросия, а также схима одного из первых насельников скита отца Вассиана[13].

28 августа 1920 года комиссия заявила об окончательной ликвидации монастыря. Однако на защиту скита решительно встала заведующая музеем Л.В. Защук. В официальных документах она называла скит «живой иллюстрацией к ушедшему укладу русской жизни начала ХХ века», а его насельников – «живыми статуями музея». В полном соответствии с принятой тогда риторикой Лидия Васильевна дала обещание Наркомпросу привлекать монахов «к трудовому продовольственному строю» и докладывать «о всех недочетах материальной, гигиенической и социальной стороны их коммунальной жизни». Благодаря ее усилиям была достигнута договоренность о передаче музею больничного храма преподобного Илариона Великого. В исключительных случаях и с общего разрешения Здравотдела, музея и коменданта Оптиной пустыни в нем дозволялось совершать богослужения.

Таким образом, руководству музея при определенной поддержке Наркомпроса удалось какое-то время противостоять стремлению местных властей выселить монахов из скита. Когда в 1921 году они попытались изъять скит из ведения музея и передать отделу социального обеспечения Козельска, Защук обратилась за помощью в Главмузей, откуда вскоре пришла телеграмма за подписью заведующей Главмузеем Н.И. Троцкой, жены знаменитого революционного деятеля: «Скит сохранить».

Монахиня Мария (Добромыслова)

Монашеское братство, несмотря ни на что, продолжало жить. В музейных списках местом работы большинства из них указано садоводо-огородническое товарищество, и только у отца Иосифа (Полевого), бывшего скитского библиотекаря и летописца – музей. С его помощью под руководством научного сотрудника музея К.В. Покровской была восстановлена обстановка келий старцев в скиту, какими их видел Ф.М. Достоевский и описал в «Братьях Карамазовых». Монахиня Мария (Добромыслова) в «Записках об оптинском музее» писала, что по указаниям и под руководством отца Иосифа «в сравнительно короткий срок келья старца приняла свой прежний вид… В прихожей даже висела монашеская одежда, а на полке над вешалкой помещались головные уборы. Мужская приемная (вход из скита), самая большая комната в домике (направо от крыльца) была обставлена старинной мебелью: большой, обитый черной кожей диван; два или три таких же кресла и несколько стульев. На стенах – портреты. В простенке между окон – кресло, на котором всегда сидел Н.В. Гоголь во время своих приездов. Над этим креслом, в рамке под стеклом, висело на стене его подлинное, пожелтевшее от времени письмо к одному из старцев». В монашеских кельях были устроены «павильоны монастырского быта». На какое-то время попытка заведующей музеем сохранить скит как «живую иллюстрацию» увенчалась успехом.

Одновременно в бывшей монастырской трапезной была открыта экспозиция тканей и отдел флоры и фауны; в отделе тканей экспонатами служили преимущественно церковные облачения и ковры.

Все это время богослужения совершались в Казанском храме монастыря (уже как приходском) и обоих скитских храмах – Иоанна Предтечи и святителя Льва Катанского, а также иногда в храме Илариона Великого. О точном времени окончания скитских богослужения сведений не сохранилось. Возможно, с мая 1919 года до августа 1923 года богослужение иногда совершалось с ведома заведующей музеем, но это не афишировалось.

 

← к оглавлению

<12345>