Октябрь-ноябрь 1927-го года
В этот последний раз, в 12-ю поездку, в конце октября 1927 года, попала я в Холмище совсем особенным образом: Батюшка сам вызвал меня. Произошло это так. Живя в Киеве, мы все время старались посылать Батюшке различные продовольственные посылки, так как местные власти требовали, чтобы Батюшка не принимал никого; а хозяин постоянно роптал, что уменьшилось поступление продовольствия и денег. Получаем известие, что в Холмищах недостаток муки. О. Адриан упрашивает одну железнодорожную служанку, из общины о. Николая Стеценко , имеющую право на бесплатный билет, съездить в Холмище и отвезти муку; решили написать Осиным, спрашивая, могут ли они встретить, и потом хотели им дать телеграмму. Вдруг получаем письмо от Матрены Алексеевны Осиной, в котором она пишет, что была у Батюшки и спрашивала, как быть с приездом, так как у них около станции банды. Батюшка ответил, что он никому не благословляет приезжать из Киева, «кроме матушки о. Адриана, которая и должна все доставить лично ко мне». В письме были подробности, как совершить путешествие: я должна была поехать в Козельск, оттуда меня Василий Петрович должен доставить к себе на хутор (75 верст), а потом Матрена Алексеевна (его жена) привезти в Холмище. Матрена Алексеевна еще сообщила, что на Андрея Евфимовича наложен большой налог, что Андрей Евфимович Батюшку укоряет в этом; Батюшка беспокоится, как помочь Андрею Евфимовичу, и занимал для этого деньги у них, у Осиных.
Надо было скорее ехать и не с пустыми руками. Начала хлопотать, собирать деньги. Это дело было трудное, так как нас мало еще кто знал в Киеве, а прихода о. Адриан не имел. Но, с Божией помощью, все устроилось! Я поехала с порядочной суммой и с продуктами. Путешествие было трудное, было очень холодно в вагонах, были лишние пересадки, приходилось на себе таскать муку и другие тяжести. Сначала я ехала с одной киевлянкой, которая мне помогала, но потом, помню, пересадка в Сухиничах на Козельск была настолько трудная, что я чуть было не пропустила поезд, таская одна уже все эти тюки. Приехала в Козельск, там подождала, пока меня доставил до своего хутора Василий Петрович. Это было 1 ноября, и, наконец, Матрена Алексеевна привезла меня к Батюшке (2 ноября).
Вышло необыкновенно как-то. Когда мы приехали, нам ворота открыл младший сын Андрея Евфимовича, а больше дома никого не было. Обрадовавшись, я сразу же побежала к Батюшке. Батюшка вышел слабенький, весь осунувшийся, желтый весь. Я опустилась перед ним на колени в коридорчике, он благословил, а потом, взяв мою голову в обе руки, сказал: «Благодарствую тебе очень, что приехала, благодарствую, умница, что приехала», — и поцеловал в голову. Я спросила: «Батюшка, отдать вам все деньги и письма и не говорить об этом Андрею Евфимовичу?» — «Да, да, пожалуйста не говори ему, а если будет спрашивать, скажи, что привезла посылочки из Киева». В это время вошла Матрена Алексеевна с мукой и всякими пакетами, Володя (сын Андрея Евфимовича) ей помогал тащить. Батюшка опять за все благодарил, сказал Володе ставить самовар, и нас отправил чай пить. Я оставила Батюшке новый наперсный крест о. Адриана с изображением Владимирской Божией Матери на обратной стороне, сделанным с Батюшкиным благословением.
Только мы с Матреной Алексеевной перешли на другую половину, как вошли Мария Евфимовна и Андрей Евфимович. И вспомнились мне слова Батюшки: «Пусть она все привезет лично ко мне».
На другой день утром (3 ноября) узнал, что Батюшке было плохо, что у него был приступ лихорадки. Но все-таки часов в 11 меня позвали к Батюшке. Батюшка вышел со всеми письмами, привезенными мною, и сел в кресло, посадив меня рядом. Надо было перечитать все письма и записать Батюшкины ответы; а на Батюшку жалко было смотреть; видно было, что ему очень нехорошо. Я несколько раз спрашивала, не оставить ли некоторые письма на завтра, но Батюшка не соглашался. Мы все кончили. Пересчитали деньги. Я встала и попросила Батюшку пойти отдохнуть. Батюшка сказал: «Да, да, видишь, в каком я печальном положении: и лихорадка, и налог». И рассказал подробно о налоге. Я простилась с Батюшкой и ушла очень расстроенной, видя, что Батюшке так плохо.
На следующий день, 4 ноября, удалось долго посидеть с Батюшкой и обо всем переговорить. О. Адриану Батюшка сказал мне передать, продиктовав следующее: «Чтобы он имел благонадежие, что благодатию Божией дано будет благоустроение истинной христианской жизни во благотворение и служение Православной церковной Благодатной жизни и всем не отступающим от Православия послужит во спасение. Аминь».
«Ты скажи о. Адриану, чтобы он ничего не начинал без православного епископа. Иерей может устраивать свое благосостояние с благословения епископа; хоть бы он был другой епархии, или на покое. Непременно, если иерей обратится к епископу, — это послужит ему во спасение. В Москве есть православные епископы». «Батюшка, а в Киеве, кто же, архиепископ Василий?»
— «Да, архиепископ Василий». — «Батюшка, но ведь он во многом отношении не удовлетворяет о. Адриана, как же быть?» — «А пусть батюшка поищет, съездит в Москву». — «Да где же искать?» — «Ну, матушка, не могу же я для него поездить, видишь, я слаб и болен».
— «Батюшка, да вы так, сидя в кресле, поездите для него». — «Нет, нет, уж я не знаю». Разговор оборвался...
«В Ромны можно возвратиться только тогда, когда члены совета церкви или представители от прихожан приедут просить о. Адриана и привезут письменное прошение с обеспечением ему спокойной жизни и безопасности со стороны гражданской». Когда спросила про Владыку схиепископа Антония, Батюшка как-то не ответил, а рассказал про видение Антонию Великому: «Мир опутан сетью сатаны, и только смиренный может избегнуть этих сетей. Вот коммуна, разве это не сеть его? Часто попадаются молодые, а ведь поколение растет».
«Бог говорит пророку: «Я ниспошлю глад на всю вселенную», — Св. Димитрий Ростовский говорит: «Не глад хлеба, а глад Слова Божия», — разве сейчас не глад Слова Божия? Хлеб для тела — Слово Божие для души человека, а это важнее». Батюшка кончил все это говорить и ушел к себе, потом вышел с крестом о. Адриана; начались некоторые обсуждения о переделке креста. Батюшка продиктовал письмо о. Адриану, и я ушла от Батюшки с каким-то чувством умиления и благодарности.
5 ноября. Сегодня я уже последний день у Батюшки. Батюшка долго не выходил, потом вышел с иконой преп. Серафима, молящегося на камне, и, благословляя меня, сказал отвезти эту икону о. Адриану. Я спросила: «А мне?» Но Батюшка сказал: «Зачем тебе отдельно, вам вместе». Я попросила еще иконки для о. Николая и еще для некоторых киевлян. Батюшка дал еще целую пачку, а меня вновь благословил своим крестиком, который я уже носила на шее, и сказал его не снимать. О. Адриану сказал передать, еще раз повторяя: «Пусть изберет себе одного какого-нибудь православного епископа и к нему обращается. Всегда, если иерей обращается к епископу, Господь ему укажет, что нужно. Даже в уставе церковном сказано, что иерей в своем доме не может распорядиться сам, без епископа, если хочет переменить квартиру или освятить новый дом. Если строится Богоугодное заведение с церковью, то приглашается епископ. Пусть о. Адриан вспомнит слова Спасителя, когда Он посылал Апостолов на проповедь, они уже были как священники или епископы. Христос говорил: Еже внидите в город, прежде узнайте, где муж благоговейный, и в тот дом идите, там оставайтесь, и не переходите из дома в дом. Пусть батюшка посмотрит в толковании. Пусть батюшка о. Адриан молит Господа расположить его сердце к какому-нибудь православному епископу и его обо всем спрашивает; теперь нужно искать епископа».
Когда спросила про о. Димитрия Иванова, как с ним быть, Батюшка сказал: «В Писании сказано: «Имейте общение друг с другом». Потом Батюшка спросил, получил ли уже о. Адриан протоиерейство? Я сказала, что ведь о. Адриан сейчас не имеет прихода и что вряд ли он скоро может получить протоиерейство. Батюшка сказал: «Вот тогда в Ромнах отказался, когда его назначили, а теперь пусть пеняет на себя». Потом Батюшка что-то стал перебирать на столе, и вдруг мне говорит: «Вот видишь, Патриарх отдал распоряжение отдать все ценности из церквей, а они принадлежали Церкви! Ты только ничего об этом не говори о. Адриану, пожалуйста, ничего не говори, он, когда приедет, я сам ему скажу». — «Батюшка, а вы еще увидитесь с о. Адрианом?» — «Я надеюсь, что увидимся».
Я ничего не поняла, что Батюшка хотел этим сказать, но он очень просил ничего не говорить о. Адриану. Я чувствовала, что вот-вот, сию минуту, нужно будет с Батюшкой прощаться, и, как всегда, при прощании казалось: «А вдруг это в последний раз?» Сейчас особенно как-то волновалась.
Позвали чай пить. Стали запрягать лошадей. Пошла с Батюшкой проститься. Батюшка помолился, благословил меня, а потом, стоя в коридорчике, сказал: «Скажи о. Адриану, чтобы он о церковных делах не беспокоился, предоставил бы все Промыслу Божию, и никого ни о чем не расспрашивал. А о том, что я тебе говорил — ты ему не говори ни слова». — «Батюшка, о чем, о ценностях?» — «Да, да. Первое, что я тебе сказал— скажи, а второе— не говори». Батюшка начал опять благодарить меня, мне было тяжело от этой благодарности, я плакала и просила не забывать нас в своих молитвах. «Нет, нет, я всегда с вами, а вот теперичи я сам нуждаюсь в молитвах, и прошу у о. Адриана его молитв». Я вышла от Батюшки и уехала из Холмища.
Это была моя последняя поездка к Батюшке. Батюшка скончался 29 апреля 1928 года. При последних его минутах присутствовал о. Адриан. Меня же Господь не сподобил.
Теперь вспоминаю; как хорошо, что Батюшка вызвал меня, а то ведь у меня могло остаться грустное воспоминание, что Батюшка меня не принял в последний раз и умер. А все-таки он захотел меня утешить, призвав меня еще раз к себе. Упокой Господи его душу, дорогого нашего Батюшки. Память о нем никогда не изгладится у меня.